Трое - Кен Фоллетт

Аббас выстрелил и вновь посмотрел наверх. На его глазах Поруш вывалился из кабины спиной вперед, перевернулся в воздухе и тяжело шмякнулся о палубу.

«И что я скажу сестре», – подумал Аббас.

Стрелок на мостике примолк, затем открыл огонь в сторону Шарретта. В отличие от остальных, укрытие у того было неважное: он втиснулся между кабестаном и планширем. Аббас с Сапиром вели прицельную стрельбу по мостику. Невидимый снайпер явно совершенствовался на ходу: очередь прошила палубу возле кабестана; Шарретт вскрикнул, отпрыгнул в сторону, задергался, словно пораженный током, и вскоре затих.

Ситуация ухудшалась. По плану, команда Аббаса должна была контролировать переднюю палубу, но пока что периметр держал боец на мостике. Нужно его снять во что бы то ни стало.

Аббас бросил еще одну гранату. Она немного не долетела до мостика, но вспышка могла на пару секунд ослепить снайпера. Пригибаясь, Аббас побежал к крану под прикрывающим огнем Сапира. Добравшись до подножия, он принялся стрелять, не дожидаясь, пока тот его заметит. Пули зазвенели о перекладины. Казалось, каждый шаг длится вечность. Отчего-то он принялся считать в уме ступеньки: семь… восемь… девять… десять…

Его ранило рикошетом в бедро. От шока мышцы парализовало, и ноги соскользнули со ступеньки. В панике Аббас инстинктивно попытался ухватиться за лестницу руками, но промахнулся и рухнул вниз, сломав шею.

Дверь носового склада приоткрылась, и оттуда выглянуло испуганное русское лицо. Никто его не заметил, и он шмыгнул обратно.

Пока Доврат с Каценом штурмовали камбуз, Дикштейн двинулся вперед под прикрытием Файнберга. Согнувшись, он пробежал мимо места высадки, мимо двери, ведущей на камбуз, и втиснулся за обломки взорванной шлюпки. Отсюда в тающих предрассветных сумерках можно было различить очертания трехъярусной средней надстройки. На уровне главной палубы располагалась столовая для комсостава, кают-компания, лазарет и каюта пассажира, используемая в качестве сухого склада. На втором ярусе находились каюты комсостава, гальюн и каюта капитана. На верхней палубе размещался мостик, к нему примыкали штурманская и радиорубка.

Основные силы противника сейчас должны находиться на нижнем уровне – в столовой и кают-компании. Их можно обойти, если взобраться по трапу возле дымовой трубы и обогнуть вторую палубу, однако единственный путь к мостику вел как раз через вторую палубу. С встречными бойцами придется разбираться в одиночку.

Дикштейн оглянулся. Файнберг отступил за камбуз – видимо, для перезарядки. Выждав, пока тот снова откроет огонь, он поднялся на ноги. Стреляя очередью от бедра, Дикштейн выскочил из-за лодки и метнулся к трапу. Не сбавляя темпа, он запрыгнул сразу на четвертую ступеньку и вскарабкался вверх, понимая, что представляет собой легкую мишень: пули грохотали о дымовую трубу в нескольких сантиметрах. Добравшись до верхней палубы, Дикштейн проскочил коридор и бросился на пол возле двери, тяжело дыша, от неимоверных усилий его потряхивало.

– Ну и ночка выдалась… – пробормотал он, перезаряжая автомат; затем, прижавшись спиной к двери, медленно приподнялся и осторожно заглянул в иллюминатор. Внутри оказался коридор с тремя дверями по обеим сторонам, трапы в дальнем конце вели вниз, в столовую, и наверх, в штурманскую рубку. Дикштейн знал, что на мостик можно подняться либо по двум наружным трапам с главной палубы, либо через рубку, однако ту часть палубы все еще держали под прицелом арабы. Оставался лишь один вариант.

Осторожно пробравшись по коридору до первой каюты, он распахнул дверь, бросил туда гранату и захлопнул дверь, успев заметить, что один из бойцов обернулся. Прогремел взрыв. Он подбежал к следующей двери и повторил операцию.

Граната взорвалась в пустой каюте.

По эту сторону оставалась еще одна дверь, но гранаты уже кончились.

Подбежав к двери, он толкнул ее и вбежал, открыв огонь. Боец, стрелявший через иллюминатор, не успел обернуться – автоматная очередь разрезала его пополам.

Дикштейн развернулся и встал на изготовку. Отворилась дверь противоположной каюты, и выглянувший тут же упал, сраженный метким выстрелом.

Выбежав в коридор, Дикштейн открыл беспорядочный огонь – оставались еще две каюты. Дверь ближайшей открылась, и оттуда выпало тело, сраженное его очередью.

Один готов.

Он выжидал.

Соседняя дверь скрипнула и тут же захлопнулась. Дикштейн пробежал по коридору, вышиб дверь ногой и пустил автоматную очередь веером. Ответных выстрелов не последовало. Он вошел: на койке истекал кровью араб, сраженный рикошетом.

Дикштейна охватил буйный экстаз – вся палуба была в его распоряжении.

Теперь на мостик.

Ступив на трап, он поднял голову, но тут же бросился вниз и откатился в сторону, завидев высунувшееся дуло.

Гранаты кончились. Стрелок в радиорубке был неуязвим: он прятался за дверным косяком и обстреливал трап вслепую.

Дикштейн вошел в одну из кают, чтобы оценить ситуацию на палубе. Увиденное потрясло его: в живых остался лишь один боец из группы Аббаса, запертый за грудой якорной цепи, с мостика в него стреляли двое или трое.

Дикштейн огляделся: Файнберг еще оставался на корме – ему не удалось продвинуться вперед, да и ребята, спустившиеся вниз, до сих пор не объявились. Фидаи надежно окопались внизу, в столовой: с этой позиции удобно вести обстрел палубы и твиндека. Столовую можно захватить лишь одним способом: атакуя со всех сторон и даже сверху. Однако для этого сперва нужно занять неприступную крепость – мостик.

Дикштейн выбрался на корму. Хотя дождь еще лил, небо постепенно светлело. Отыскав взглядом Файнберга с Довратом, Дикштейн окликнул их и указал на камбуз, затем спрыгнул с трапа, рысью промчался через палубу и нырнул вниз. Мгновение спустя к нему присоединились остальные.

– Нужно захватить столовую, – объявил Дикштейн.

– Как? – спросил Файнберг.

– Заткнись и слушай. Атакуем сразу со всех сторон: с левого борта, с правого, снизу и сверху, но сперва надо захватить мостик. Этим я займусь сам. Как доберусь туда, подам знак – включу сирену. Вы оба пойдете вниз и предупредите остальных.

– А как ты доберешься до мостика? – спросил Файнберг.

– Через крышу, – ответил Дикштейн.

Тем временем на мостике к Хасану присоединились Махмуд и двое фидаев, последние заняли стрелковые позиции, пока главари уселись на пол и принялись держать совет.

– Им нас не одолеть, – сказал Махмуд. – Отсюда мы контролируем большую часть палубы. Евреи не смогут ни захватить столовую, ни атаковать спереди или с флангов, ни пробраться наверх – все отлично простреливается отсюда. Надо просто вести огонь, пока они не сдадутся.

– Один недавно пытался забраться сюда по трапу – я его остановил, – сказал Хасан.

– В одиночку?

– Да.

Махмуд положил руку на плечи Хасана.

– Теперь ты – один из нас, – торжественно произнес он.

Хасан озвучил мысль, занимавшую обоих:

– А потом?

Махмуд кивнул:

– На равных.

Они ударили по рукам.

– На равных, – повторил Хасан.

– Я думаю, они снова попытаются взобраться сюда по трапу – это их единственный шанс, – прикинул Махмуд.

– Я займусь, – сказал Хасан.

Они встали, и в этот момент шальная пуля влетела в разбитое окно и попала Махмуду в голову – он умер на месте.

А Хасан стал командиром фидаев.

Распластавшись на животе и широко раскинув руки и ноги, Дикштейн медленно полз по изогнутой крыше, скользкой от дождя. «Копарелли» качало во все стороны; ухватиться было не за что, и он изо всех сил прижимался к поверхности, стараясь замедлить скольжение.

На дальнем конце крыши виднелся навигационный огонь. Нужно добраться до него – тогда будет за что держаться, однако путь оказался непрост. Он уже почти протянул руку, но тут судно накренилось, и он сполз до самого края. На мгновение Дикштейн повис одной рукой и ногой в воздухе на десятиметровой высоте. Крен усилился, нога соскользнула полностью, и он попытался вонзить ногти в крашеный металл.

Несколько секунд его жизнь буквально висела на волоске.

«Копарелли» качнулся назад.

Дикштейн заскользил вперед, ускоряясь; судно задрало нос, и он съехал по кривой дуге, разминувшись с фонарем на какой-то метр. И снова он вжимался в металл, и снова доехал до самого края, и снова повис над палубой – только на этот раз правой рукой: автомат соскользнул с плеча и упал в спасательную шлюпку.

Судно опять нырнуло, и он покатился вперед. На этот раз ему повезло – удалось ухватиться за фонарь. Внизу, под крышей, располагались передние окна мостика, из которых торчали два дула.

По краю крыши пролегал узкий стальной желоб. Дикштейн отпустил фонарь, схватился за желоб и влетел в разбитое окно ногами вперед, приземлившись посреди мостика. Автомат он потерял, а времени вытаскивать пистолет или нож не было: арабы, обстреливавшие палубу из окон, уже оборачивались к нему с изумленными лицами.