Политики, предатели, пророки. Новейшая история России в портретах (1985-2012) - Сергей Черняховский

Скажем, после того, как в США в Далласе был убит президент Кеннеди — куда более значительная и достойная фигура, нежели Качиньский — никто не требовал поставить памятник на месте его гибели, да и вообще в Далласе. В США вообще нет памятника Кеннеди — хотя у американцев куда больше оснований почитать его, чем у России — Качиньского.

Вообще, не России, а Польше решать, ставить ли памятник своему президенту и своим политическим деятелям. Но при соблюдении двух оговорок. Во-первых, ставя памятник врагу (недругу) России и солидаризировавшимся с ним политическим деятелям — Польша сама солидаризируется с врагом России. А потому — солидаризируется с его враждой к России. И тогда сложно говорить о том, чтобы дружить с этой страной.

Во-вторых, делать это она должна на своей территории. Можно — на любой своей площади — хоть площади Джохара Дудаева, чтобы еще раз подчеркнуть свое отношение к России. Можно — на том своем аэродроме, с которого Качиньский вылетел в свой последний полет. Хоть на летном поле.

Но Польша требует, чтобы память о Качиньском была увековечена и именно в России. И требует не случайно — и не просто в силу шляхетской спеси. Для нее это — увековечивание ее очередной претензии к России. И очередного политического выигрыша — который повышает ее цену в отношениях с партнерами, как стороны, способной диктовать свои условия России.

Нынешний президент Польши Бронислав Коморовский в свое время открыто высказывался в том духе, что с Россией нужно вести себя как можно жестче — и постоянно от нее что-то требовать, тогда она всегда будет заискивать и идти на уступки тем, кто займет такую позицию.

Он и требует. Если же предположить, что он или Польша этого не требует, то ситуация еще более нелепа. Тогда непонятно, кто требует и чья это идея: Юргенса, Тимаковой, Караганова, Федотова?..

Только России нет оснований хранить память о Качиньском и почитать своего врага. Как и нет никакого смысла потакать требованиям Коморовского. Или других инициаторов этой экзотической инициативы.

И ей этот памятник не нужен.

Смерть в Сирте и жизнь в Твиттере

Кто убил Каддафи, как был убит Каддафи, за что был убит Каддафи — сейчас уже не так важно. Отныне в сознании людей, для которых понятие «справедливость» — не пустой звук, будет жить образ Каддафи, сражавшегося за свою страну, свой народ и свою идею до конца, не сдавшегося и принявшего смерть от рук озверевшей толпы американо-французских наемников.

Сенатор Маккейн что-то там говорил, что Асад и Путин теперь должны плохо спать, вспоминая про участь Каддафи. Убогий человек этот Маккейн… Он даже не понимает, что людей, имеющих идеи и ценности, участь Каддафи не может страшить: ей можно по-своему завидовать.

Прожить 69 лет (или 72 года — точная дата рождения Каддафи до сих пор не выяснена), за это время совершить революцию в своей стране, разгромить всех своих внутренних врагов, править страной более сорока лет, сделать эту страну одной из самых успешных на своем континенте, заставить считаться с собой целый мир, в условиях, когда покатилась волна истерии и безумств по близлежащим арабским странам, устоять, практически разгромив мятежников, принять вызов чуть ли не всех великих держав, вступить с ними в схватку, полгода сдерживать натиск самых сильных армий мира, полгода держать знамя борьбы за свою идею, отклонить все предложения капитуляций — и пасть, защищая последнюю крепость страны и свой родной город от иностранных интервентов… Разве это не достойно хорошей, чистой зависти? Такая жизнь может ужасать разве что какое-нибудь псевдодемократическое ничтожество, не мыслящее себя человеком и ценящее свое полуживотное существование превыше всего в мире. А у справедливого человека такая жизнь может вызывать уважение, даже если он не разделяет взгляды Каддафи.

С улиц Сирта Каддафи шагнул в бессмертие.

Враги его не поняли одного: что настоящие люди живут не потому, что живут — а для того, чтобы… Что бы делать то, что они считают важным. Каддафи жил не потому, что ему довелось родиться, а для того, чтобы делать то, что он считал важным в этой жизни. Для счастья Ливии, для того, чтобы создать свою Джамахирию. И то, что он делал — было важнее для него, чем то, что он жил.

И выбирая между тем, чтобы отказаться от этого дела, но сохранить свою жизнь — и тем, чтобы драться за свое дело, рискуя погибнуть — он мог выбрать только то, что он делал.

Представьте себе и задумайтесь, дрался бы Медведев за свою «модернизацию» до последнего вздоха или, увидев для себя минимальную угрозу, постарался бы конвертировать остатки того, что у него еще есть во что-то устойчивое?..

Строго говоря, человек — это то, за что он готов отдать свою жизнь.

Тем же Маккейну или Обаме (они друг друга стоят), судя по всему, непонятен смысл, заложенный, к примеру, в словах «Даже смерть не страшна, если в этом победа твоя». Маккейн и Обама — даже не Джордж Буш, который, принимая вызов Аль-Каиды, действительно защищал свои ценности. У Маккейна и Обамы, как и у их партнеров по западной коалиции, ополчившейся на Каддафи, нет и таких ценностей.

Даже аудитория радиостанции «Эхо Москвы», которую априори трудно заподозрить в симпатиях к убитому ливийскому лидеру, на вопрос «Можно ли сожалеть о гибели Каддафи?» в большинстве своем ответила положительно (58 % из числа участвовавших в опросе в сети и 69 % — из числа тех, кто отвечал на вопрос по телефону. Отрицательный ответ дали 37 % и 30 % респондентов соответственно).

Если Маккейн и подобные ему не понимают, что судьба Каддафи достойна уважения, то это Маккейн и такие, как он, должны плохо спать. Такие, как Обама. Такие, как людоедка Клинтон, встретившая известие о гибели Каддафи возгласом «Вау!» и смехом. Такие, как британский премьер Кэмерон. Такие, как французский президент Саркози. Это они стоят за убийствами детей Каддафи и самого Каддафи, совершенных разъяренной толпой боевиков, на языке Запада именуемых «мирными гражданами» и «борцами за демократию», которым Запад дал оружие для того, чтобы убивать, убивать, убивать, и сопротивление которым США, Англия и Франция подавляли ударами своей авиации, а Медведев — голосованием в Совете Безопасности ООН.

Кстати, эти «лидеры мирных граждан, пробужденных арабской весной» уже приняли свое первое рубежное решение — провозгласили в Ливии законы Шариата. Куда уж либеральнее и демократичнее.

Что-то с некоторых пор, как западные лидеры начнут бороться за права человека — так дело кончается новым исламистским государством. Французы решили побороться с коррумпированным режимом иранского шаха — и получили фундаменталистский Иран. Американцы боролись против СССР в Афганистане — и получили Талибан.