Любовь моя Ана - Софья Асташова

вздыхаю. – Она не прекращала ограничения.

Мне не пришлось врать. Здесь мы не врём и не хитрим, но я не рассказываю о том, как потеряла сознание в спортзале, хотя очень хочется рассказать. Это приятное чувство – лишиться, пусть ненадолго, своей воли. Что может быть более соблазнительным, чем лишиться собственной воли?

Это был мой второй обморок за всю жизнь. Первый раз это произошло в стационаре, когда у меня брали кровь для анализов.

– Ты теряешь сознание? – спросила медсестра.

– Нет, – ответила я и не врала – ещё ни разу со мной этого не случалось.

Я не боялась смотреть на кровь. Мне даже нравилось. Мне нравилось сдавать кровь, потому что так я хотя бы чуть-чуть становлюсь легче. Берите больше, ещё!

Она взяла столько, что неожиданно у меня закружилась голова, а следующее, что я помню, это как две медсестры сажают меня на каталку.

Со спортом дела обстояли сложнее – я его ненавидела, но путём долгих уговоров заставляла себя идти в зал.

– Вы на силовую тренировку пришли, надо было морально подготовиться, что придётся вкалывать. Эта тренировка будет о себе напоминать ещё два дня спустя. Не готовы – идите на пилатес или на растяжку! – кричала тренер. – Берём все красные блины. Красные, я сказала!

Красные блины весили по пять килограммов.

– Вы сюда не отдыхать приходите, – комментировала она, когда кто-то тянулся за блинами полегче.

Я делаю себе сэндвич из двух синих блинов по два с половиной килограмма. Только что я двумя руками держала штангу, и вот я уже лежу на коврике, а надо мной нависает грозная тренер.

– Что случилось? Голова кружится? Водички принести?

Я приподнимаюсь на локтях, делаю несколько глубоких вдохов, киваю. Она выходит из зала и быстро возвращается с пластиковым стаканчиком с водой.

– Посиди, – говорит, протягивая его мне. – Ты или не поела перед тренировкой, или поела много – мясо не успело перевариться.

Вся группа смотрит на меня.

– Так, давайте, продолжаем. Приседание с выпадом, – командует она, вернувшись на своё место и взяв в руки штангу.

– Или большая нагрузка для тебя. Сходи на ресепшен, возьми сахарок. Нужна глюкоза.

– Да нет. – Я машу рукой и пытаюсь улыбнуться.

– Не «нет», а иди и возьми, я тебе говорю.

Я продолжаю сидеть на коврике.

– Тебе тренер говорит, что нужно делать. Я тебе говорю, съешь сахар.

Она резко бросает штангу, выбегает из зала, хлопнув дверью. Через несколько секунд возвращается и трясёт у меня перед носом порционным пакетиком с сахаром.

– Я не ем сахар.

– Съешь!

– Нет.

– У тебя диабет, что ли?

– Нет.

– Ну тогда ешь! Или скорую тебе вызову. Придёшь домой, почитаешь, почему тренер говорит сахар съесть. Я тебе сейчас лекцию читать не буду. Мозг работает на глюкозе. – Она бросает пакетик с сахаром на мой коврик и возвращается к группе.

– Делаем ягодичный мостик.

Я не ухожу, чтобы, когда они уже отложат эти штанги, сделать упражнения на пресс. Из положения лёжа голова кружиться не будет. После растяжки я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы остаться на следующее групповое занятие. К счастью, его ведёт другая тренер.

Учитывая другие обстоятельства помимо обморока, ложиться в стационар сейчас мне кажется не совсем уместным. Я рою подкоп собственными руками.

– У меня же нормальный вес, не падает. Я не хочу занимать место того, кому помощь нужна больше, чем мне, – говорю я скрепя сердце, в душе надеясь, что моё место навсегда останется за мной.

Я обещаю добавить новые продукты, прекратить занятия спортом и, если что-то изменится в моём состоянии, сообщить врачам. Я не рассказываю про влюблённость – стесняюсь, но говорю, что пишу книгу про свой опыт борьбы с анорексией.

– И про стационар напишешь?

– Конечно.

– А название уже есть?

– Название пока рабочее, и сама книга такая… – я энергично кручу пальцем у виска, – ну, знаете, изнутри болезни, самая жесть прямо.

Наступает долгая пауза, пока заведующий стационаром не берёт слово:

– Ну что я могу сказать? Будем ждать книгу!

Per aspera ad astra[13]

Одним из родоначальников когнитивно-поведенческой терапии можно считать Людвига Витгенштейна, который говорил, что, чтобы справиться с проблемой, нужно вести себя так, будто её не существует.

Хотя это непросто, но мы притворялись, что сильнее болезни, пока не поверим в это. Я буду убеждать себя, что больше не хочу худеть, пока это действительно не будет так. Но моя решимость колеблется вместе со стрелкой весов.

Я снова приехала раньше, на этот раз на полтора часа. Полтора часа – ерунда. Мне не жалко времени в клинике. В клинике мне просто хорошо. Подходит врач.

– Сегодня что, опять среда? Только ведь недавно виделись. Я по тебе дни недели определяю: если Соня сидит здесь – значит, среда.

– Да, Анна Александровна, сегодня среда.

Я люблю среду. Среда – мой любимый день. Среда – всегда праздник. Я прихожу на группу и индивидуальную консультацию. Провожу в клинике четыре часа.

– Анна Александровна, хотите хорошую новость?

– Про книгу? Я знаю.

– Нет. У меня восстановились месячные!

Я хочу сказать, что это и её заслуга, но она меня опережает:

– И как тебе с этим?

К такому вопросу я была не готова. Я думала, она обрадуется, как это сделал психиатр. «Что же ты сразу не сказала?» – спросил он и заулыбался. Я в первый раз видела, как он улыбается. Это многого стоит. Я не была рада месячным. С ними я – обычный человек, обычная смертная женщина. В моих планах не было вновь стать обычной, но я подумала, что ради его улыбки это того стоит.

Анну Александровну не обманешь. Она знает, что я не рада.

– Ну, так себе, – ответила я, заламывая руки.

– А с едой у тебя как, наладилось?

– Не совсем.

– Вот когда наладится, тогда пойдём в ресторан и поговорим и о менструашках, и обо всём, о чём хочешь, – сказала она и пошла спасать мир.

Я ещё долго смотрела вслед её удаляющейся фигуре и мечтала, что когда-нибудь мы разделим на двоих большой кусок шоколадного торта, съедим по вкуснейшему ванильному мороженому.

– Ну что, как ваши дела? – спрашивает психолог.

– Мой внутренний анорексик укрепился.

– Гад какой!

Мы обе смеёмся. Мне радостно, когда удаётся вызвать у неё улыбку. Но в каждой шутке, как говорится, только доля шутки. Он не только укрепился, он расправил плечи. Похрустывал костяшками, готовясь к драке. Я повторяла за ним, как капризный ребёнок:

– Всё, я сдаюсь, нет в вашей здоровой жизни ничего интересного. Раньше