Таежный тупик. История семьи староверов Лыковых - Василий Михайлович Песков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Житье коммуной для троицы невозможно. Мешают религиозные тонкости, разные вкусы в еде, привычки. Каждый печет свой хлеб, варит свою кашу, по трем тропинкам в разные стороны ходят в тайгу по нужде. Живут в трех хижинах. Поначалу мужики обосновались в одной, но разные характеры и привычки скоро дали о себе знать. После откровенного разговора разошлись, не испортив важных тут дружеских отношений. Сергей поселился в срубленной у реки баньке, Ерофей остался в избе. Надолго задержаться тут мужики не планируют. Сергей собирается жить до зимы, Ерофей судьбу свою хочет связать с пчеловодством, будет искать для этого подходящее место в горах и надежного компаньона. А пока живут, как трое хуторян, – ходят друг к другу в гости, делят труды и заботы. Агафья потихоньку мне на соседей, ворча, пожаловалась. Но, зная лыковский непреклонный характер и строгость лыковской веры, этим, по большей части смешным, претензиям можно было лишь улыбнуться.
У костра вечером, перебивая друг друга, «хуторяне» рассказывали о визитах к жилью обитателей здешней тайги. Животные почти не встречаются тут с человеком, и жилье со специфическими запахами и звуками останавливает их внимание. Медведи постоянно ходят вблизи, появляются даже на огороде. К счастью, этого зверя легко напугать. И Агафья повсюду развесила красные тряпки, ведра и прохудившиеся кастрюли, чтобы немедля можно было ударить в набат. «Они усераются…» – простодушно рассказывает Агафья о реакции медвежьего организма на внезапный испуг.
Кроткая кабарга минувшей зимой, забредя на усадьбу, долго по ней ходила, зашла, по следам было видно, даже в предбанник к Сергею. Ястреб ухитрился уволочь курицу со двора. А филин порешил кошку. Мне показали дерево, на котором филин любит сидеть. Как сцапал он ночью кошку, никто, конечно, не видел. Кости ее и перышко филина нашли на камнях у реки. Теперь Агафья каждый вечер созывает кошек под крышу, соблазняя их молоком. И неделю не страх, а нечто вроде развлечения в монотонно текущую здешнюю жизнь в январе привнес откуда-то вдруг появившийся волк. Агафья увидела его из окошка – «упирался, тянул зубами из-под лабаза мешок с овсом» – и сейчас же постучалась в избу Ерофея. Тот успел пристегнуть «люминевую ногу» и вышел с ружьем к обрыву. Но патрон оказался заряженным дробью – с расстояния в двести метров выстрел зверя лишь напугал.
Волк убежал, но снова вернулся и опять почему-то к мешку с овсом. Ерофей снова «дал выстрел», но зверь продолжал рыскать поблизости. Ночью во дворе он копался в помоях, гремел кастрюлями, не обращая внимания на неистовый лай собак. На речке волк сдернул с проруби старое одеяло. (Агафья кладет его, чтобы прорубь не замерзала.) Неделю продолжалась опереточная осада жилья странным зверем. «Когда пилили дрова – жгли костер для острастки. Вечером я выходила во двор с фонариком». Странный волк исчез так же неожиданно, как появился.
У костра говорили еще о разных зверях и птицах. Самыми ненавистными для Агафьи были всегда тут норки («поганят в ловушках рыбу»), кедровки (конкуренты по сбору орехов), бурундуки и кроты (а может быть, водяные крысы?), для которых очень привлекателен огород. А любимцы тут – трясогузки (раньше всех по весне появляются) и «польские петушки». По описанию и по звукам, какие изобразила Агафья, я понял: залетают в тайгу удоды.
А поздно вечером, когда луна выплыла вверх из-за кедров на простор неба, Сергей сбегал вниз в свою баньку и вернулся с трубой-телескопом. В середине зимы на месяц Сергей удалялся в свой Харьков. Вернулся с гостинцами и вполне серьезным прибором для глядения на небо. Момент опробовать телескоп был выбран удачно: потеплело, чистое майское небо было усыпано звездами, а луна царствовала над погруженной в темень тайгою. Сергей укрепил телескоп на треноге, и мы, мужики, по очереди стали разглядывать сверкавший, как начищенный медный таз, лик ночного светила. Сергей менял окуляры, и при самом большом приближении можно было разглядеть у края луны бородавки пологих гор с тенями от них. Агафья глядела на нас снисходительно, как на шаливших мальчишек. На предложение взглянуть – колебалась, прикидывая: не грешно ли? Все-таки соблазнилась. Рост в глазок окуляра заглянуть не позволил. Пришлось принести большую кастрюлю и поставить вверх дном. С минуту Агафья молча разглядывала в сто раз приближенную к глазу луну и спрыгнула с кастрюли разочарованная: «Лика нету!»
Из объяснений мы поняли: на листе какой-то молельной книги Агафья видела рисунок луны в виде женского лика с лучами. Этот лик она и надеялась разглядеть в телескоп. А лика не было. «Может, еще поглядишь?» Агафья немедленно согласилась. Но опять спрыгнула с кастрюли уже уверенная: «Обман! Лика нету!»
Ночевать Агафья меня пригласила в свою избу, постелив на полу рядом с россыпью прораставшей для посадки картошки. Перед сном она долго молилась, а потом вдруг перенесла масляный светильник в угол с книгами и стала что-то усердно искать. «Вот!..» – наконец сказала она обрадованно и положила передо мной раскрытую в нужном месте старинную книгу. И я увидел луну в виде круглого женского лика. Агафья была убеждена: игрушка Сергея вводит в обманное искушение. На самом деле луна такая, как нарисовано в книге.
В подобных случаях объяснять что-либо Агафье бессмысленно, и я перевел разговор на дела огородные. Но собеседница опять вернулась к луне. «Лик должен быть! И что будто бы ездили по луне и ходили – тоже обман». В полном соответствии со здравым смыслом Агафья объяснила мне, почему этого никак не могло быть. «Где это видано, чтобы люди, как мухи, ходили кверху ногами! Они упали б на землю».
Лунный свет лился в окошко. Весенняя, залетевшая в избу днем бабочка дремала на туеске у масляного светца. Часов до трех мы говорили о таежном житье-бытье. Агафья вставала с лежанки – открыть двери мяукавшей кошке, шепотом начинала читать Псалтырь. Наяву, во сне ли я слышал негромкие слова веры, границ не имевшей: «Лик должон быть…»
Утром разбудил меня грохот. Поскрипывала избушка, дребезжали стекла в оконцах. Я взглянул на часы: в соответствии с расчетами через семь с половиной минут после запуска с Байконура над затерянным в тайге обиталищем человека пролетела ракета «Протон». Вторая ступень ее, войдя в плотную атмосферу, на большой высоте взорвалась. Не залаяли привыкшие к небесному грому собаки, не удивилась
