Год Мамонта - Владимир Романовский

Брант вытер пот со лба.

— Я побеждал в турнирах, — сказал он. — Я не так плох, как кажется.

— Прекрасная выучка, — заметила Рита. — Тебе это поможет. Но у тебя есть несколько дурных привычек, от которых следует избавиться. И у тебя есть манера, свойственная всем школярам, делать ставку на сдерживание противника. Глухая защита очень утомляет, и всегда ведет к проигрышу в конечном счете. Ищи у оппонента слабые места и действуй. Еще раз. Подожди.

Она отвернулась. Почему-то ей захотелось заплакать. Она не смогла. Как сказал ее сын, «не все сразу».

На этот раз Брант вел себя спокойнее. После нескольких выпадов Рита подняла руку, сказав:

— Хватит пока. За три дня я из тебя фехтовальщика не сделаю. Попробуем что-нибудь другое. Возьми арбалет, что ли.

Брант выбрал средней тяжести оружие, натянул тетиву и вложил стрелу. Рита указала на белую точку — кусок бумаги, приколотый к противоположной стене. Расстояние — пятьдесят шагов. Брант приложился, прицелился, и надавил на спусковой крючок.

Удивленная Рита подошла к мишени и посмотрела сначала на вонзившуюся в нее стрелу, а потом на Бранта.

— Да, — крикнула она ему, — Глазомер что надо. А ну еще раз.

Следующая стрела вонзилась в стену в двух миллиметрах от первой.

— Еще раз, — крикнула Рита.

Следующая пришлась точно между двумя предыдущими. Четвертая стрела расщепила первую.

— Попробуй железо! — крикнула Рита.

Стальной болт влетел во вторую стрелу, расщепив ее на двое.

Рита перешла обратно к Бранту.

— А если на пути стрелы река?

— В теплый день, — сказал Брант, — нужно учитывать испарение, в зависимости от расстояния. И строить траекторию ниже обычного. В холодный день брать выше. Двигающиеся мишени требуют упреждения, направление ветра определяется влажным пальцем, упреждение в зависимости от расстояния.

— Черт знает, что такое, — сказала Рита. — Стреляешь ты действительно хорошо. Луком владеешь?

— Да.

— Так же, как арбалетом?

— Лучше.

— Что ж, в этой категории ты смело можешь участвовать. Есть еще бег, кулачный бой и джуст.

Она почувствовала, как теплая волна пробежала по жилам. Совершенно незнакомое чувство. Материнская гордость, догадалась Рита.

— Бегаю быстро.

— Бегать нужно не быстро, а толково. В джусте участвовать я тебе запрещаю на правах матери. С кулачным боем… лучше не надо.

— Я умею.

Некоторое время она раздумывала.

— Зачем тебе все это?

— Нужно, — упрямо сказал Брант.

— Ладно, — сказала Рита. — Попробуем. Я, правда, не специалист. Ну да чего уж там. Давай.

Они встали в стойку.

— Бей смело, — сказала Рита. — Не бойся. Я сейчас не женщина, я противник. Давай, давай.

Брант сделал обманное движение и произвел прямой удар.

— Тебе чего было сказано? — сказала Рита сварливо. И подумала, что ни разу в жизни не говорила раньше сварливо. — Бей смело. В меня ты все равно не попадешь.

Тут Бранту действительно захотелось попасть. Чего это она раскомандовалась? Он ее знает меньше суток. Она говорит, что она его мать. Всю жизнь человек прожил без родителей, а тут является эта дылда, профессиональный палач, и заявляет о правах. Если завалю, откачаю, подумал Брант. И пошел в атаку.

Рита проскочила у него под локтем и стукнула его тыльной стороной руки по затылку.

— Щенок, — сказала она. — Чего ты молотишь кулаками без толку? Тело противника состоит из полушарий. Найди самую близкую к тебе точку на полушарии и бей в нее прицельно. Разворачивай тело, а не кулак. В общем, с кулачным боем тоже ничего не выйдет. Будешь стрелять. С остальным придется повременить.

— Совершенно невозможно, госпожа моя, — сказал Глава Турнирной Комиссии. — Увы, все участники уже заявлены и утверждены. Я хотел пристроить своего племянника, парень замечательный наездник, но не смог.

— А через три месяца? — спросила Рита.

— Заявки следует подавать за год до турнира. Боюсь, что и через три месяца ничего не выйдет.

— Постой здесь, — сказала Рита Бранту. — Мне нужно сказать этому добросердечному господину несколько слов наедине.

Она увела добросердечного господина за угол. Брант рассматривал турнирное поле. Барьер для джуста подкрашивали красной краской какие-то сгорбленные типы. Толстый парень в переднике отгонял птиц от загородки для боя на мечах. Четверо мрачных плотников прибивали мишени для стрельбы к дубовым щитам. Трое плотников что-то монтировали в княжеской ложе.

Рита вышла из-за угла одна, в плохом настроении.

— Не знаю, не знаю, — сказала она. — По-моему, тебе следует подождать три месяца. Как-то все очень быстро происходит, не могу опомниться.

— В чем дело? — спросил Брант, все еще глядя на княжескую ложу.

— Стрельбу и джуст в этот раз скомбинировали, — объяснила Рита. — Нельзя участвовать в одном и не участвовать в другом. Дурацкое правило.

— Я буду участвовать в джусте, — сказал Брант.

— Ты хороший наездник?

— Превосходный.

— Ох не верю. Копьем владеешь?

— Тоже мне навык. Длинная палка с наконечником.

— Н-да. Ладно. Я что-нибудь придумаю. Перестань таращиться на ложу.

— Я не таращусь. Я… Нико! — вспомнил Брант. — Он там торчит, на окраине. Он уже часов шесть, как проснулся. Не было бы беды.

Два дня в южном городе Теплая Лагуна шел дождь, а на третий день утром резко перестал, и выглянувшее солнце высушило набережную и город за полчаса. В порту бывалые моряки, раздевшись до пояса, подставляли волосатые груди солнцу, потягивая холодный пунш и вяло переругиваясь. Мясистые уличные торговки выкатили свои тележки и стали рекламировать товары хриплыми голосами. Проститутки из двух портовых таверн, сговорившись, ушли вдоль прибоя на песчаный пляж и там, раздевшись до гола, плескались и загорали, решив, что здоровье и отдых иногда дороже денег.

В правом крыле ратуши проснулся в одной из гостевых комнат толстый Комод. У него не было сил даже потянуться. Позавчера он объелся какой-то подозрительной рыбой и пришел в полную негодность как политический деятель. Провалявшись в постели все это время, растираемый слугами и лекарем, несчастный и сумрачный, он с тоской думал, что сегодня ему все-таки придется встать и принять делегацию артанского князя Улегвича. Он попытался подняться. Ничего у него не вышло. Он позвонил. Прибежали четверо слуг, крепких парней, и с их помощью Комод, кряхтя и постанывая, вылез из постели и велел вести себя к морю. Его повели. Страдая одышкой, он едва дошел до главного входа и там велел подать носилки.