За жизнь платят кровью (СИ) - Владимир Стрельников

— На самом деле, Боря. Ты кому лапшу на уши вешаешь? — Сара, почуствовав поддержку, усилила натиск. — А еще тот сержантик нам сказал, что ты потому не выдвигаешь нам материальные претензии, что за разбитую мебель тебе оплатит Василий! И ты еще заикаешься о благодарности?

— Девушки, отстаньте от меня. Я ничего менять не буду! — Бармен, поняв, что его отмазки не прошли, перешел в наступление сам. — И вы ничего не сделаете, у меня хорошо поставленна защита от воздействия менталисток!

— Правда? — Удивилась Варя, и поиграла молниями на пальцах. — А от удара электрическим током у вас защита имеется? Ну, заземление там, или молниеотвод?

— Девушки. Может договоримся? — Слегка сбледнувший с лица Борис отступил к заставленной бутылками стенке. — Год бизнесланчи за мой счет, и вы не трогаете вывеску?

— Варя, он нас пытается купить за миску супа и жареного судака! — Сара, почуяв слабину, решила дожать бармена. — Нет, не годится. Утренний кофе, и по три пирожных, каждый будний день в течение года! И сейчас пирожные и кофе, мы подождем на веранде, за тем самым столиком. Да — да, васиным. И мы еще ему о тебе все расскажем! — Припечатала девушка, и. подхватив под руку Варю, пошла с ней на место былого побоища.

— Уф. — Борис вытер вспотевший лоб, и повернулся к выглянувшей с кухни кондитеру, которая по совместительству была его любовницей. — Ты слышала, а? Не, я Ваське не завидую. Ты у меня змеюка еще та, а это просто королевские кобры!

— Я змеюка? — Ласково — ласково переспросила девушка, снимая фартук.

— Люся, я иносказательно ведь. — Испуганно попятился бармен, прижимаясь спиной к барной стойке.

— Правда? — Все так же ласково переспросила Люся, накладывая на большую тарелку свежую выпечку, и ставя на тележку большой кофейник и три чашки. — Ну, тогда я пошла. Посижу с девочками попью кофе, и подожду, какую ты еще иносказательную чушь придумаешь. И учти, Борь, я умею ждать!

— Уф! Серпентарий, ешкин кот. Ну девки, в дрожь вогнали. И как Василий с ними справляться будет? — Бармен поглядел сквозь стеклянную стену (знал бы кто, во что она ему обошлась!) на столик. За которым весело щебетали три девушки, и вздохнул. Ну куда без них, со своей вон поругался — и на душе грусть — печаль. Ай, давно решаться надо было! Ну а сейчас сам бог велел, вряд ли лучше момент найдется.

Борис вытащил из‑под прилавка, из тайника, красную бархотную коробочку, и вышел на чуть качнувшийся дебаркадер.

— Люся, стань моей женой! — И картинно преклонил колено, протягивая своей любимой открытую коробочку с обручальным кольцом, поблескивающим бриллиантом.

*******************************************

— Ты погляди на них, какая это нагласть, так себя вести! — Маша, точнее та, кто заняла тело Маши, запустила пальцы в густую шерсть росомахи. Зверюга заурчала, и положила голову на колени девушки. — Что мы с ними будем делать, а? Мне нужна зимняя одежда, понимешь, Мадлен?

Относительно неподалеку, примерно в двух километрах, на небольшом острове, был разбит лагерь "копателей". Уже неделю Маша наблюдает за ними, придерживаясь за границей сканирования молодого некроманта.

Три парня, и две девушки увлеченно раскапывали что‑то в развалинах старого города. Судя по всему, овчинка стоила выделки, археологи выглядели вполне, даже скорее, возмутительно довольными. И Маше все больше и больше нравились их имущество — небольшой, ладный моторный баркас, точнее, самоходная баржа, одежда, оружие. Слишком уж легко была снаряжена для дальнего путешествия одержимая, те же кроссовки вот — вот прикажут долго жить, да и ночные заморозки для слабого человеческого тела совершенно не добавляют здоровья.

— Ну что, Мадлен? Сегодня утром, на рассвете. Как тогда, двадцать второго июня, в четыре утра. — Девушка нахмурилась. Как тогда все хорошо начиналось! Громкие победы, вереницы пленных, взятые города.

И ожесточенное сопротивление русских, с каждым шагом все более злое. Впрочем, с тех пор, как она попала под взрыв тяжелого снаряда с русского эсминца, убившего ее тело и стерший ее имя, прошли века. Но вот ненависть осталась.

— Грамотно они обустроились, все‑таки. Почти молодцы. — Маша усмехнулась, опуская небольшой бинокль. Обычный театральный бинокль, который всегда лежал в сумочке у Демидовой, бывшей завзятой театралкой. И сейчас он здорово выручил одержимую, позволив с безопасного расстояния разглядеть и лагерь, и его обитателей. — Ты уже собралась бежать, красавица? Тогда осторожнее, олени они с рогами и копытами. А эти, на острове — с винтовками.

И даже с пулеметом, тяжелый станковый пулемет стоит на треноге, на носу у небольшого кораблика. Другое дело, что он сейчас закрыт брезентом, и судя по всему, редко используется.

— Беги, моя красавица. — Одержимая чмокнула росомаху в макушку, и та быстрой, кажущейся неуклюжей рысью рванула в сторону небольшого лесочка можду развалинами старых зданий.

А Маша снова устроилась под раскидистыми лапами старой ели, разглядывая лагерь копателей. На самом деле неплохой легарь, грамотно устроенный на островке, отделенный узкой протокой от пригорода. И отсеченный полоской воды от основной нежити. А от тех же расквыр защищало гнездовье грайворонов, расположенное неподалеку. Грайвороны хоть и те еще хулиганы, способные довести до нерного срыва своими шуточками и любовью к блестящим цацкам, но мимо них мало кто пройдет.

Маша, зло усмехнувшись, отложила бинокль. Опять двадцать пять, снова там телячьи нежности. Сидят, целуются. Среди копателей была одна влюбленная парочка, которые на острове частенько отрывались. И если для членов команды то, что происходит по ночам в небольшой палатке, было частной жизнью друзей, то для одержимой это было маловыносимо. Чужая любовь и нежность вызывали лютую зависть и ненависть. И она за эту неделю несколько раз едва сдержалась, чтобы не ринуться на островок и не вырвать сердца у влюбленных. И только едва ощутимая сторожевая паутинка некроманта сдерживала ее. Кстати, хахаль той дылды, Беловой, бортстрелок‑то, он был неощутим. При этом она точно была уверена, что этот парень уверенно контролировал намного большее пространство, чем копатель с острова.

Проснвшись посреди ночи, Мария поглядела на чуть светящийся циферблат отменных дамских часиков. Два часа ночи. Пора собираться. Зря, что ли она три дня разведывала течения, бросая в воду сухие ветки?

Через полтора часа она бесшумно столкнула в реку заранее подтащенное, сваленное недавно ветром сухостойное дерево, и быстро забралась на него. Легла так, чтобы ее не было видно, и замерла, практически застыв. Плавно прекратила поток сознания, превратившись в часть коряги. Теперь только ждать, когда течение через полчасика прибьет сухостоину к берегу острова.