Без борьбы нет победы - Манфред фон Браухич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но он не хотел или не мог согласиться со мной, и мы молча разошлись. Я понимал, почему этот бывший офицер-танкист так враждебно отнесся к моему выступлению против ядерной войны. Освободившись из американского плена, он вновь вынырнул здесь у своих родственников, и с тех пор все его дела и помыслы сводились к одному: показывать всем, что он ни в чем не изменился. Он не скрывал этого даже в лагере для военнопленных, больше того — похвалялся этим. Не удивительно, что бывшее офицерье встретило его с распростертыми объятиями и незамедлительно подыскало ему доходное местечко...
В тот день я долго просидел в своем саду и размышлял: как же все-таки получается, что именно сейчас, именно здесь, на берегу моего любимого Штарнбергского озера, где целое поколение людей знало меня как бесшабашного и жизнерадостного автогонщика, мне вдруг взбрело в голову выступить заодно с "красными"? В конце концов, не мудрствуя лукаво, я разрешил для себя эту "загадку", поняв, что коль скоро в этом вопросе "красные" правы, то, значит, надо с ними согласиться — и все тут. А пытаться доказывать их неправоту — значит вести себя просто неумно. Нельзя же выдавать проявление разума за неразумность только потому, что разумными оказались "красные".
Каждый разумный человек против войны, и уж тем более против ядерной войны. Следовательно, "красные" отстаивают чисто человеческое стремление и ведут себя как весьма разумные люди. Эти мысли полностью перечеркивали привычное для моего круга типично буржуазное лицемерие.
На сей раз дело шло, конечно, не о пустяках, моя позиция была абсолютно серьезной, и я чувствовал удовлетворение оттого, что меня так и понимают. Однако считать меня приверженцем "красных"... Тогда я мог это расценить лишь как шутку дурного тона.
Скоро этот эпизод позабылся. Известный мюнхенский конструктор фон Фалькенхаузен попросил меня испытать на летних гонках машину его собственного изготовления. Предложение этого автолюбителя, который с большой технической сноровкой смастерил спортивную машину, на первый взгляд казалось очень заманчивым. Поскольку автозаводы все еще не выпускали гоночных машин, автомобильные состязания, как и за двадцать пять лет до того, проводились на самодельных конструкциях. Понятно, что эти четырехколесные "моторизованные рамы" далеко не соответствовали последнему слову техники. Поставщики агрегатов, как и прежде, использовали гонки для рекламирования своих изделий и расходовали на это крупные суммы. Фалькенхаузен прекрасно понимал, что, опираясь на имя Манфреда фон Браухича, он займет далеко не последнее место при распределении так называемых стартовых премий. Короче, я договорился с ним выступить на его машине в пяти гонках и поделить с ним все доходы пополам. Кроме того, по его просьбе я согласился взять на себя половину неизбежных трат, включая и возможные расходы на ремонт.
Гизела мало говорила со мной на эту тему, хотя мы с ней понимали, что мои новые старты будут первыми шагами на пути возобновления моей прежней карьеры. Почему-то я верил, что счастье снова улыбнется мне. Сама атмосфера автомобильных гонок так неотразимо привлекала меня, что об отказе от своего любимого спорта я и думать не мог. Я вновь очутился в родной стихии, стал посещать руководителей заинтересованных фирм, вел с ними переговоры, подписывал контракты и очень скоро заново изучил все подробности этой повседневной и многосторонней конкурентной борьбы. Усталый и разбитый, я возвращался по вечерам домой и в шутку сравнивал себя с ласточкой, которая в погоне за мошками выделывает в воздухе самые невообразимые фигуры "высшего пилотажа". У меня не оставалось времени на всякие размышления, и поэтому все добрые намерения, накопившиеся в дни переезда в Европу, уже слегка запылились и лежали где-то в долгом ящике. Более того, мысли, еще недавно казавшиеся мне такими верными и точными, просто мешали мне, и, втянувшись в новый этап моей борьбы за существование, я отказался от них.
Правда, мой дом в Мангейме и акции, которыми управлял господин Кох, обеспечивали меня постоянным и довольно неплохим доходом. Но это был мой "железный резерв", неприкосновенный запас. Будучи еще довольно молодым, я считал преждевременным черпать из него. Теперь я заключил контракты на пять гонок, надеялся хорошо заработать и осуществить нашу давнюю мечту — приобрести участок в Кемпфенхаузене, на восточном берегу Штарнбергского озера, или где-нибудь рядом. Земля там использовалась под пахоту, с нее открывался чудесный вид на лежащее напротив местечко Штарнберг и на цепь альпийских вершин...
Наконец фон Фалькенхаузен доставил мне сконструированную им "БМВ-веритас" для первой пробной поездки. Она совсем не удовлетворила меня, напротив, очень расстроила: неудобное сиденье, жесткая амортизация, тесное расположение педалей. При переключении скоростей я задевал сгибом пальцев за борт кузова и исцарапался в кровь. Не говорю уже о слабой приемистости этой машины и отвратительных тормозах. Невольно я сравнивал ее с отличными, продуманными до малейших деталей машинами, на которых ездил до войны. И все-таки мною владело неодолимое желание вновь завертеться в вихре гонки, вдыхать любимые мною горячие запахи могучих моторов.
Для начала я подал заявку на участие в состязаниях на "Большой горный приз Германии" под Фрайбургом. Это был 12-километровый маршрут с 176 поворотами. Во время одного из тренировочных заездов перед крутым правым поворотом я задел ногой педаль акселератора, не затормозил в нужную секунду, пошел боком, пролетел впритирку между двумя киосками с газированной водой и "приземлился" передними колесами на скалистом выступе, у подножия отвесного горного склона. К счастью, машина не очень пострадала, а я отделался порезами на лице и сильно ушиб верхнюю челюсть о ветровое стекло.
День гонок тоже оказался для меня несчастливым. Проехав около 3500 метров, я очутился на повороте, посыпанном густым слоем щебня. Уж не знаю, что мне там помешало, может, следовало чуть поубавить скорость, но я вылетел с трассы и повис над обрывом. Еще слава богу, что не рухнул в пропасть. Меня вытащили тросами обратно на шоссе. В сообщении об этой гонке говорилось: "Машина в сохранности, водитель цел и невредим, гонку закончил неудачно".
Не повезло мне и в следующей гонке па знаменитой трассе вокруг замка "Солитюд" под Штутгартом: из-за неустранимого дефекта я выбыл из состязания вскоре после его начала.
Неделю спустя разыгрывался "Большой приз Германии" на моем любимом Нюрбургринге. Здесь я выступал против всего международного семейства ведущих асов, располагавших первоклассной материальной частью. В особенно выгодном положении были итальянцы на новейших "ферари" и "альфа-ромео". Таким образом, уже с самого начала я мог в лучшем случае рассчитывать разве что на четвертое или даже пятое место. В дни "разминок", казалось, все было против меня. Мне даже не удалось как следует потренироваться: мой двигатель забарахлил уже в первый день, а на второй его вообще заклинило, и только благодаря крайнему напряжению сил и присутствию духа мне удалось спасти свою жизнь. Последний день тренировок тоже прошел впустую — машину не успели починить. Поэтому на старте меня поставили в последний ряд "табуна", чего прежде не бывало.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});