Двуглавый. Книга первая - Михаил Иванович Казьмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первый день ожидания совпал с последним днём сборов, тёзка выразил желание поучаствовать в стрельбе из карабина, причём из всех трёх доступных образцов. Я уже говорил, что армейский самозарядный карабин Феоктистова мне понравился, повторю эти свои слова ещё раз — вполне удобная и эффективная машинка. Тёзка рассказал, что в войска поступать эти самозарядки стали четыре года назад, так что большая часть пехоты всё ещё вооружена не только магазинными карабинами Самойлова, но и его же длинными винтовками, да и в тех частях, куда пошли первые самозарядки, артиллеристы, сапёры и тыловики по-прежнему таскают старые добрые магазинки. Кстати, да, добрыми дворянин Елисеев обозвал их не зря — карабин оказался ухватистым, не шибко тяжёлым, и меткая стрельба из него давалась тёзке без каких-то затруднений. Для меня, конечно, передёргивать затвор вручную после каждого выстрела было жутко непривычно, но заботу конструктора о том, чтобы у стрелка это получалось более-менее удобно, я заметил и оценил. По словам тёзки, карабин приняли на вооружение аж в девяносто третьем году как укороченную разновидность длинной пехотной винтовки, но с появлением феоктистовских самозарядок выпуск винтовки прекратили вообще, и карабин должен был со временем сменить её в войсках, а уже затем полностью уступить место изделиям господина Феоктистова.
Про самозарядный карабин Юргенса под пистолетный патрон я тоже уже говорил, поэтому снова должен повториться — очень, очень и очень он мне понравился. Как по мне, для гражданского домашнего владения оружие практически идеальное — лёгкий, с малой отдачей, обеспечивающий при не сильно изнурительных тренировках высокую точность стрельбы, этот карабин даже в руках женщины или подростка мог быстро и уверенно привести любого матёрого уголовника к признанию своей неправоты или к наказанию за её непризнание. Полиция, как растолковал мне тёзка, тоже любила «юргенсы» именно за их точность. Дальностью эти изящные машинки похвастаться не могли, но в городских условиях не особо она и нужна.
Да, любил дворянин Елисеев пострелять и делал это с искренним удовольствием, которое в какой-то мере передалось и мне. Ну что поделать, так уж мы, мужчины, устроены, что оставаться равнодушными к оружию не можем. Так что когда сборы закончились и их благородия разъехались по домам, а результаты стрельб были переданы уездному предводителю дворянства для приняти мер к тем, кто не показал приемлемого уровня владения своим оружием, тёзке даже взгрустнулось, но ненадолго. Уж не знаю, решил подполковник Елисеев компенсировать младшему сыну моральный ущерб, нанесённый неведомыми похитителями и коварной изменщицей, или же по какой иной причине расщедрился, но наконец-то дал отпрыску пострелять из автомата — пистолета-пулемёта, конечно же. Тёзка и раньше отца о такой милости просил, и не раз, но без успеха, а тут старший Елисеев сам и предложил, получив в ответ добрую порцию восторженной сыновней благодарности.
Официально полученный тёзкой образец именовался пистолетом-пулемётом Шпагина образца тысяча девятьсот тридцатого года. Тот самый это Шпагин, что был у нас, или нет, я, к стыду своему, сказать не возьмусь, потому как кроме фамилии ничего о нашем Шпагине не знаю, но, наверное, всё-таки тот. Правда, на хрестоматийный для меня ППШ автомат не особо-то и походил, больше напоминая американский «томпсон» гангстерских времён — с магазином-бубном и рукояткой под стволом, разве что не со столь массивным прикладом, и в целом намного более изящного вида. Но всё равно тот ещё монстр, тяжёлый, зараза, хоть и неожиданно ухватистый. Одиночными бил довольно точно, но при автоматическом огне прицельность становилась чисто лотерейной, что при ёмкости бубна в аж девяносто штук девятимиллиметровых парабеллумовских патронов особой проблемой не являлось. Накоротке совершенно жуткое оружие, в общем. Тёзка, разумеется, был доволен как слон и искренне переживал, что второй магазин отец ему не выдал. Что отец велел ему самолично вычистить автомат после стрельбы, на фоне такой принудительной умеренности стало для тёзки не так уже и обидно.
Но если кто думает, что для дворянина Елисеева ожидание возвращения Воронкова прошло в сплошных пострелушках, то напрасно. Отец постоянно выгонял сына заниматься вместе с солдатиками гимнастическими упражнениями, которые тут пока никто не догадался обозвать утренней зарядкой, хотя самому тёзке такой речевой оборот понравился. Ну да, ещё бы не понравиться — на фоне своих ровесников-солдат дворянин Елисеев в этом плане не терялся, а в некоторых упражнениях, например, на турнике или брусьях, ещё и выделялся в лучшую сторону. Впрочем, и в неурочное время тёзка охотно нагружал наше общее тело на гимнастической площадке. Я его, понятно, не подкалывал, но потерю Анечки товарищ заметно переживал, вот, должно быть, и усердствовал, чтобы легче было забыть предательницу. Ничего, дело молодое, скоро уже и позабудет…
Однако же главным, как мне представлялось, событием этих дней стала для тёзки беседа со старшей сестрой в последний день сборов.
— Кажется, у тебя неприятности с твоими способностями? — беседу Ольга начала с самого главного.
— Есть немножко, — всяческих уклончивых формулировок тёзка успел от меня нахвататься. — Ты-то как догадалась?
— Сама не знаю, — не стала напускать на себя важность Ольга. — Просто само собой как-то подумалось… Хотя, догадаться могла бы и так.
— Это почему же? — стало интересно нам обоим.
— Я даже представить не могу, что должно было случиться, чтобы ты не на своей «Яузе» приехал, а поездом, — она виновато улыбнулась. — Но уж наверное что-то из ряда вон выходящее.
Надо же, и снова, как в прошлый раз, она что-то такое почуяла… Опасения, что такое может случиться и при общении с другими носителями всё тех же способностей, вспыхнули у нас с тёзкой с новой силой. Хотя, например, того же Александра Ивановича нам держать в неведении как-то удавалось. Или у Ольги это так родство проявляется?
— Не хочешь говорить? — по-своему оценила она подзатянувшуюся паузу.
— Прости, Лёль, — тёзка отзеркалил сестре такую же виноватую улыбку. Надо же, попалось в какой-то книге, что раньше был такой уменьшительный вариант Ольги — Лёля, а вживую только от тёзки и услышал. — Прости. Как говорят некоторые умные люди, меньше знаешь — крепче спишь. Ну, сейчас уж точно. Потом расскажу… Если позволят, — добавил тёзка через пару секунд.