Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы) - Вадим Роговин

Перед голосованием резолюции по отчёту ЦКК С. Минин выступил от имени ленинградской делегации, заявив, что она воздержится при голосовании. Он зачитал заявление, в котором, в частности, говорилось: «Развившаяся за последнее время система писем, использования частных разговоров, личных сообщений, когда всем этим пользуются без всякой проверки, и все эти сообщения объявляются сразу вполне достойными веры, причём авторы подобных сообщений и писем берутся тут же под особое покровительство… не может не привить в партии самые нездоровые и до сих пор немыслимые обычаи. Всё это, вместе взятое, стоит в прямом и резком противоречии как с основами внутрипартийной демократии, так и со всем строем и характером нашей большевистской ленинской партии» [557]. Председательствующий Петровский под аплодисменты и крики «Правильно!» объявил это заявление не относящимся к резолюции по отчёту ЦКК и отказался провести по нему голосование.

Съезд отверг и другие предложения и поправки оппозиции. При поимённом голосовании резолюция большинства ЦК собрала 559 голосов, резолюция «новой оппозиции» — 65 голосов.

В дискуссии на съезде лидеры ЦК, ещё недавно защищавшие Зиновьева и Каменева от критики со стороны Троцкого, не преминули заявить, что их нынешняя «капитулянтская» позиция является рецидивом их ошибок в октябре 1917 года. Впервые этот приём был использован в речи Бухарина. В заключительном слове Сталин, защищая Бухарина от «разнузданной травли» со стороны оппозиции, заявил: «Я знаю ошибки некоторых товарищей, например, в октябре 1917 года, в сравнении с которыми ошибка Бухарина (имелся в виду его лозунг «обогащайтесь».— В. Р.) не стоит даже внимания» [558].

В атмосфере озлобленности по отношению к оппозиции, утвердившейся на съезде, Зиновьеву и Каменеву было предъявлено обвинение, которое они сами недавно предъявляли Троцкому — в том, что они хотят «поставить партию на колени». «Я бы хотел,— заявил Рыков,— чтобы установилось полное сознание у оппозиции, так же как и у всех членов партии, что… никогда и ни перед кем, ни перед Сталиным, ни перед Каменевым, ни перед кем-либо другим партия на коленях не стояла и не станет. (Аплодисменты. Голоса: «Правильно!» Голоса, направленные к ленинградской делегации: «Позор!»)» [559]

Вместе с тем, Рыков утверждал, что «общий интерес партии заключается в том, чтобы Сталина, Зиновьева, Рыкова, Каменева и всех нас запрячь в одну запряжку…» [560]. Аналогичные суждения высказал Томский. Отвечая на высказывания Каменева о недопустимости «культа вождя», он говорил: «…Мы всё время против этого боролись; система единоличных вождей не может существовать и её не будет, да, не будет» [561].

Ещё более энергично, чем Рыков, Томский отверг самую мысль о том, что итогом съезда могут быть какие-либо организационные выводы в отношении Каменева и Зиновьева. «Что, у нас людей много? Что, мы с ума сошли? Каменева и Зиновьева отстранить? Зачем? С какой стати? Что это такое? Оставьте вы эти разговорчики…» [562] Опасение ленинградцев, что съезд может завершиться организационными репрессиями против их лидеров, не менее решительно отверг и А. Андреев: «… Мы все ценим достаточно высоко и т. Каменева, и т. Зиновьева. Напрасно т. Лашевич убеждал нас в том, что мы стоим за то, чтобы сжить т. Каменева и т. Зиновьева со свету. Мы не мыслим себе даже, чтобы т. т. Каменев и Зиновьев не были в руководящем органе ЦК — Политбюро» [563].

Существенные изменения в эту, казалось бы, единодушную позицию большинства внёс в заключительном слове Сталин, бросивший недвусмысленную угрозу лидерам оппозиции. Перед ритуальными словами о необходимости сохранения единства партии и коллегиального руководства, Сталин заявил: «Мы против политики отсечения. Это не значит, что вождям позволено будет безнаказанно ломаться и садиться на голову. Нет, уж извините. Поклонов в отношении вождей не будет. (Возгласы: «Правильно!» Аплодисменты.) …Партия хочет единства, и она добьется его вместе с т. т. Каменевым и Зиновьевым, если они этого захотят, без них — если они этого не захотят. (Возгласы: «Правильно!» Аплодисменты.)» [564]

Изображая себя в качестве поборника партийного единства, а своих оппонентов — в качестве сторонников отсечения от руководства других лидеров партии, Сталин обвинил Каменева и Зиновьева в том, что они требуют жёстких мер не только против Троцкого, но и против Бухарина. «Чего, собственно, хотят от Бухарина? Они требуют крови тов. Бухарина… Крови Бухарина требуете? Не дадим вам его крови, так и знайте» [565].

Вовлечённый с самого начала и до конца во всё обостряющуюся полемику, принимавшую всё более личный характер, съезд не сумел сколько-нибудь серьёзно обсудить коренные вопросы социально-экономической стратегии партии.

Впоследствии в «Кратком курсе истории ВКП(б)» был выдвинут тезис о том, что XIV съезд принял «сталинский план социалистической индустриализации». На протяжении многих лет этот съезд именовался в историко-партийной литературе «съездом индустриализации». Однако идея индустриализации формулировалась в решениях съезда лишь в самой общей, декларативной форме. Не была конкретизирована и формула о «всемерном обеспечении победы социалистических форм над частным капиталом», не были рассмотрены вопросы об источниках индустриализации, о темпах развития промышленности и т. д. Более того, в политическом отчёте ЦК Сталин выступил против увеличения капиталовложений в развитие промышленности.

Осудив взгляды «новой оппозиции», съезд тем не менее ввёл пять её представителей в состав ЦК, который в свою очередь оставил в составе Политбюро Зиновьева, а Каменева перевёл в кандидаты в члены Политбюро. Хотя в составе Политбюро, избранного после XIV съезда, остался и Троцкий, Сталину было обеспечено теперь прочное и безусловное большинство, поскольку в Политбюро вошли три новых члена (Молотов, Калинин и Ворошилов), которые безоговорочно будут в дальнейшем поддерживать все его самые зловещие акции.

Уже во время работы съезда в Ленинград были направлены несколько членов ЦК для воздействия на низовые партийные организации, полностью поддержавшие перед съездом своих лидеров. Сразу же после съезда на «чрезвычайных конференциях» Ленинградский губком и все бюро райкомов партии и комсомола в Ленинграде были переизбраны. Несколько сот партийных руководителей были сняты со своих постов. Во главе Ленинградской организации стал верный сторонник Сталина Киров. Зиновьев и бывший первый секретарь Ленинградского губкома Евдокимов были отозваны в Москву, причём последний — под предлогом того, что он был избран секретарём ЦК. Однако уже в начале 1926 года в верхушечных кругах партии развернулись инспирируемые Сталиным и его ближайшими союзниками разговоры о необходимости реорганизовать избранные после XIV съезда руководящие органы, т. е. вывести из них лидеров оппозиции и заменить их «новыми кадрами». Первым шагом в этом направлении был вывод на апрельском пленуме ЦК 1926 года из Секретариата ЦК Евдокимова и замена его послушным сталинцем Швейником.

XXXV

«Объединённая оппозиция»

На XIV съезде ни Троцкий, ни один из других деятелей оппозиции 1923 года не выступали. Однако Троцкий тщательно анализировал не вполне ясный для него вначале смысл борьбы между двумя фракциями, раскрывшийся только в ходе работы съезда. Некоторые результаты этого анализа нашли отражение в его письме Бухарину, направленном спустя несколько дней после завершения съезда. Ещё ожидая от последнего принципиальной партийной позиции, Троцкий подчёркивал, что «в Ленинграде только более ярко и уродливо нашли себе выражение те отрицательные черты, какие свойственны партии в целом» [566]. Вместе с тем Троцкий предупреждал Бухарина, что «аппаратным подавлением аппаратного ленинградского режима» можно лишь усугубить бюрократические тенденции. Основываясь на уроках борьбы между сталинско-бухаринской и зиновьевской группировками, он вновь подтверждал свою позицию, нацеленную на переход «от нынешнего партийного режима к более здоровому — без потрясений, без новых дискуссий, без борьбы за власть, без „троек“, „четвёрок“ и „девяток“ — путём нормальной и полнокровной работы всех парторганизаций, начиная с самого верху, с Политбюро» [567].

Отношение Троцкого к «новой оппозиции» было двояким: с одной стороны, как к «сановной фронде Зиновьева», с другой — как к выражению настроений рабочих масс. Впоследствии он так расценивал причины возникновения «новой оппозиции» и сближения её с оппозицией 1923 года: «От оппозиции 1923 г. ленинградские коммунисты были ограждены тяжёлой крышкой зиновьевского аппарата. Но теперь (в 1925 году.— В. Р.) очередь дошла и до них. Ленинградских рабочих взволновал курс на кулака и на социализм в одной стране. Классовый протест рабочих совпал с сановной фрондой Зиновьева. Так возникла новая оппозиция… К великому удивлению для всех и прежде всего для себя самих, Зиновьев и Каменев оказались вынуждены повторять по частям критику оппозиции и вскоре были зачислены в лагерь „троцкистов“. Немудрено, если в нашей среде сближение с Зиновьевым и Каменевым казалось, по меньшей мере, парадоксом» [568].