Красная карма - Жан-Кристоф Гранже
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я рядом с тобой. Я могу быть спокойной…
78– Может, пообедаешь? – предложила она.
– Сейчас шесть вечера.
– Ну тогда кофе? Или спиртное?
И Николь указала на сервировочный столик со множеством бутылок, отбрасывающих багряные, золотистые, коричневые блики…
Мерш подошел туда, чтобы налить себе.
Николь смотрела на него, скрестив руки на груди… Ну что ей делать с этим придурком?! Постелить ему в гостевой комнате? Или на диване? Или уложить на матрас рядом со своей кроватью, как его братца позавчера? Нет, это совсем другая история…
В конце концов дело решил страх.
– Будешь спать в моей комнате, – решительно объявила она, сама себе удивляясь.
Сыщик послушно отправился за ней следом; он даже не снял куртку.
– Переночуешь здесь, со мной.
– Повторяю: сейчас шесть часов вечера.
Николь сделала вид, что не расслышала, открыла шкаф и вытащила оттуда пухлое одеяло, которое с некоторой долей фантазии можно было принять за матрас. Потом села на кровать и свернула себя косяк.
Сигарета. Зажигалка. Бумага Rizla. Мерш, с бокалом в руке и в каких-то жутких бутсах совершающий осмотр комнаты со всеми ее прибамбасами – трубками для курения гашиша, кальяном, ларцами, четками, благовониями, бусами, сережками…
– Ты что, ездила на Восток? – спросил он, проглотив свой виски.
– Нет.
– А где ж ты взяла весь этот хлам?
– На площади Сен-Мишель.
Мерш усмехнулся. Николь набросила шаль на абажур торшера возле своей кровати, как всегда делала во время курения, затем поставила на проигрыватель свою любимую нынче пластинку – «Sounds of Silence» Саймона и Гарфанкела:
Hello darkness, my old friendI’ve come to talk with you again…[85]Она и сама не понимала, с какой стати устроила всю эту церемонию, несмотря на присутствие постороннего человека у себя в спальне. Может, для того, чтобы полнее ощутить свое существование, напомнить Мершу о том, что она здесь, рядом, чтобы он не расхаживал по ее комнате с таким видом, будто попал в лавку дешевой мишуры.
– Ну-ка, снимай обувь! – скомандовала она.
– Пардон, – извинился он и скинул бутсы.
Сделав несколько затяжек, она протянула косяк Мершу; он уселся на пол возле кровати и закурил, выпуская густые клубы дыма. Девушке вспомнилась «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум» Томаса Де Квинси[86], о которой она узнала из «Искусственного рая» Бодлера. Этот сыщик с замашками гангстера отличался точно таким же мрачным, крутым, нелюдимым нравом… Господи, о чем она только думает?!
Мерш откинулся назад, опершись головой о кровать рядом с голыми ногами Николь.
– Эй, поаккуратней – это покрывало из Непала!
Сыщик ухмыльнулся:
– Ну и что?
– А то, что ты его засалишь своими жирными волосами.
В ответ он опять засмеялся. И Николь тоже решила расслабиться, чему немало способствовал аромат тлеющей конопли. Забрав у Мерша косяк, она растянулась на кровати, как делала всякий раз, когда дурманные пары ударяли ей в голову.
Ни о чем больше не думать.
Остановить мгновение…
Внезапно Мерш взял ее за руку, и это было подобно тревожному звонку.
Стоит только слегка повернуть вокруг оси трубку калейдоскопа, как крошечные цветные кусочки стекла неожиданно образуют новый пестрый узор невиданной доселе конфигурации.
Вот и комната Николь в этот момент повернулась точно так же, и в полумраке металлические, матерчатые, деревянные предметы неожиданно сложились… сложились безупречно и симметрично.
Этот миг настал: рука Мерша, до сих пор мягкая, вдруг напряглась, стиснула ее пальцы, а потом потянула к себе всю кисть.
И тут окружающие ее привычные вещи слились в новую фигуру… одну… потом другую…
Его губы, прильнувшие к ее губам… Влажное тепло, смешавшееся с теплом ее собственной слюны… Пестрая, ослепительная, психоделическая вселенная, проскользнувшая под ее сомкнутые веки. Искры повсюду… искры или звезды?..
«Он меня целует», – мысленно твердила она себе, пытаясь осознать смысл этих слов.
На память ей пришли слова Гупты: «Если даже мы не понимаем, что конкретно происходит, мы всегда проникаем в природу непознаваемого».
Вот и теперь неоспоримо было только одно: она возвращала ему поцелуй со всей страстью, со всем жаром, на которые была способна, – иными словами, не особенно пылко, ибо чувствовала себя настолько вялой и апатичной, что все ее усилия пропадали втуне…
Они соскользнули с кровати на пол, стащив за собой туда же непальское покрывало. А Мерш все целовал и целовал ее, почти не давая передохнуть, прижимая к себе и в то же время выталкивая в какую-то неведомую вселенную, в горячую и темную область ощущений, где она могла познать сладкое торжество плоти, мгновения любви, высшего накала чувств.
Сейчас под ее все еще сомкнутыми веками проносились где-то высоко-высоко – словно под потолком Оперы или под сводами собора – образы, подобные фрескам, но ничего общего не имевшие с ангелами или сильфидами… Нет, на нее надвигались жуткие видения, отметившие недавние дни… Тело Сюзанны, ее внутренности, укусы на коже… Труп Сесиль, привязанный к дереву и выпустивший наружу собственные кишки…
Они катались по паркету. Теперь Николь судорожно цеплялась за Мерша, изо всех сил вонзала ногти в его спину.
Она пыталась войти в ритм танца или парного номера на арене, ибо любовная схватка требует участия обоих партнеров, а ей тоже хотелось добавить свою долю в возбуждение, которое испытывали они оба.
И вот наконец все ее существо вырвалось на волю: она сбежала из своего тела, чтобы заполнить чувствами целую комнату. Безделушки вздрагивали и звенели под ласками мужчины. Потолок содрогался от биения его сердца. Пол вздымался… о господи! – по мере того, как она выгибалась, чтобы укрепить и продлить контакт с этим тяжелым, душившим ее телом…
Сигнал тревоги: Мерш – эта невидимая сила, заряженная желанием, точно грозовая туча электричеством, – перешел в атаку; его руки, словно горячие течения в морской бездне, вздымали полы ее юбки все выше и выше, до самых трусиков, тонкая ткань которых становилась коралловым рифом, Рубиконом, красной линией…
Николь ужаснулась; слова теснились у нее в голове, будто ропот толпы или несвязное бормотание в исповедальне – еле слышное, испуганное, паническое. Неведомое…
– Подожди! – приказала она.
Но руки продолжали подниматься, шарить по телу.
– Подожди, слышишь?
– В чем дело? – наконец спросил он, задыхаясь.
Николь замялась, но все же бросила с презрением – этим оружием слабых, закомплексованных:
– Это первый раз.
Руки мгновенно замерли. И замерло дыхание, еще миг назад горячее, обжигающее… Девушке вдруг почудилось, будто она в своей комнате одна.
Мерш приподнялся. Казалось, его здесь уже нет, нет его желания, его любви.
– Что случилось? – спросила Николь с неприкрытым раздражением.
Прошло несколько секунд. Потом лицо сыщика проступило из темноты: он зажег спичку. Теперь он сидел в метре от Николь, подняв колени и упершись в них локтями; лодыжки были сплетены, точно корабельные снасти.
– Извини, – ответил он, выдохнув облачко дыма. – Похоже, что за последнее время ты уже выполнила свою норму…
– Мою норму… чего?
– Первых разов.
Казалось, секунды падают с потолка – медлительные, тягучие, точно капли воска со свечи. Честно говоря,
