Канализация, Газ Электричество - Мэтт Рафф

— А ты уверена, что мы туда приехали? — спросила она.

— Туда. Я смотрела названия улиц.

— Хм-м.

Дом Джона Гувера… ну, в общем, отличался от других.

— Его легко заметить, — добавил водитель Маршрутки, забирая у Джоан деньги. Он не стал спрашивать, не надо ли их подождать; как только они вышли, машина с визгом шин унеслась, выбрав кратчайший путь из этого района.

— Гензель и Гретель, — произнесла Джоан.

— Пряничный домик, — согласилась Змей. Она подошла к парадной калитке и вцепилась в белый столбик частокола, окружавшего владения Гувера, — она рассчитывала на шершавость беленого дерева, но и забор, и калитка оказались пластмассовыми.

— Джоан, а ты слышишь, как поют птички, кричат чайки?

— Нет. С тех пор как мы уехали с набережной, не слышу. Думаешь, он сам тут все украсил?

— Это могло бы объяснить, почему соседи разбежались.

Лужайка Джона Гувера была зелена, но в природе такого оттенка и текстуры не существует. От калитки дорожка из разноцветного гравия вела к дому, который и впрямь будто бы сложили из глазированных пряников. Водонепроницаемое покрытие стен цвета мокко украшалось сиреневыми оконными наличниками и ставнями, дверная рама и крыльцо были темно-лавандового цвета, а розовая крыша словно покрыта сахарной глазурью. Входная дверь — блестящая плитка шоколада, ярко-вишневая труба; а сразу за забором на бело-красном карамельном столбике висел почтовый ящик цвета ванильного крема, на котором было причудливо, словно из кондитерского шприца, выведено имя: ДЖОН Э. ГУВЕР. Не хватало только набора пряничных детишек для лужайки, но кто знает — может, их уже сожрали.

— Ну, — заявила Змей, толкая калитку, — позвоним в звонок. — Джоан вошла следом; наклонилась, чтобы рассмотреть траву, и обнаружила, что это «астроторф». Логично.

— Эй, Змей, — начала она, но осеклась, когда из-за угла вышла Собака.

Не Электрическая, а Механическая. В ее литой раме ревел шестицилиндровый бензиновый двигатель, а из-под металлической щетки, служившей хвостом, тянулась струйка выхлопа. Янтарные глаза Собаки мигали, словно лампочки аварийной сигнализации, а сама она постепенно подгребала к гостям; однако внимание Джоан приковал хромированный капкан в том месте, где у нормальной сторожевой собаки были бы зубы.

— Эй, Змей, — повторила она, и та, подняв палец к звонку, отозвалась:

— Я вижу.

Собака резко остановилась и села, двигатель закрутился вхолостую. Из-за дома послышался мужской голос:

— Здравствуйте, мисс Файн! Обходите дом и подругу с собой берите. Старичка Толсона[150] не бойтесь, он не укусит, пока я не прикажу.

Старичок Толсон молотил хвостом по «травке»; а его «рот», щелкая, открывался и закрывался. В Змея эти слова уверенности не вселили, и, обходя скотину, она крепко держалась за ручку пистолета под курткой.

Задний двор Джона Гувера тоже отличался от прочих. Синтетическая лужайка обрывалась, видимо, у пруда, но окружали его искусственные пальмы, а у самого берега стоял Электрогиппопотам. Гувер, круглолицый лысеющий мужчина в щеголеватой серой спецовке, сидел у разверстого бока Гиппопотама и ковырялся в его внутренностях. Когда гостьи подошли ближе, он помахал им, но занятия своего не прекратил.

— Мисс Файн, оно на столе, — сказал Гувер.

— Что?

— То, за чем вы приехали. — Гувер взмахнул каким-то инструментом вроде гибридного гаечного ключа. — На столе.

Под одной из фальшивых пальм стоял раскладной столик. На нем Джоан разглядела шкатулку и фонарь «молния».

— Не понимаю, — сказала она. — Гарри — то есть, мистер Гант — сказал мне, что вы расскажете нам о поведенческих стабилизаторах Автоматических Слуг.

Гувер наклонился так, что чуть не упал в бегемота; и с минуту видно было лишь его мясистую задницу и ножки. Он хрюкнул; послышался удар металла о металл, затем — как будто бы скрип ржавой петли. Бегемот прижал уши к голове.

— Вы же расследуете гибель того парня с Уолл-стрит, так? — спросил Гувер, высунув тело и голову. Он театрально промокнул лоб тряпкой, хотя казалось, что после всех этих усилий у него и капли пота не выступило. — Янтарсона Чайнега?

— Именно, — ответила Джоан.

— И хотите понять, андроид ли его убил?

— Да.

— И если да, то кто его перепаял?

— Да.

— И если да, то зачем?

— Точно.

— Это тайна. — Гувер прижал к губам палец и улыбнулся. — А я обожаю тайны, мисс Файн, различнейшие тайны; у меня дома шкафы ломятся от тайн. — Он снова взмахнул инструментом. — Все, что вам нужно, чтобы раскрыть эту тайну, лежит там.

Змей взяла со стола шкатулку: опять же, сначала казалось, что она деревянная, хотя на самом деле кирпич размером с буханку хлеба был сделан из полимера цвета красного дерева и инкрустирован сложной мозаикой смещающихся пластинок на крышке.

— Шкатулка-головоломка, — сказала Змей. — У моего старого друга Ляо была такая же для всяких ценностей. Правда, ценностей у него не было.

— Именно, шкатулка-головоломка, — подтвердил Джон Гувер. — Откроете ее — и, считай, вы уже на полпути к разрешению вашей тайны.

Джоан посмотрела на него пристально.

— А вы знаете, кто убил Чайнега?

Гувер погрозил ей пальцем.

— Это — все равно что выдать тайну. А вам все надо понять самой, мисс Файн. Я и так вам слишком много подсказываю.

— Джоан, посмотри. — Змей подала ей фонарь — тот оказался Электрическим, а внутри обитала женщина. Крошечная голографическая женщина, джинн в Электролампе, и, как ни странно, Джоан ее узнала. Жутко умная, проницательные темные глаза; стрижка «под пажа», обрамляющая восточноевропейское лицо; красота стройных ног подчеркнута высокими каблуками и черным платьем с одним открытым плечом; вокруг вихрится черная накидка; длинный черный мундштук, из которого она собиралась затянуться; а над сердцем — подвеска с золотым знаком доллара…

— Айн Рэнд, — произнесла Джоан, и джинния ожила. Сказочные губки сжались вокруг мундштука, и она выпустила идеальное колечко дыма, которое исчезло, дойдя до свода лампы.

— Как поживаете, мисс Файн, — ответила она. — Я о вас наслышана. — У иммигрантки из России был грубоватый голос и сильный акцент: Иа о вас наслищана. Потом она добавила с более чем заметным упреком: — Мисс Джоан Файн, бывшая Джоан Гант, супруга и деловой партнер одного из блистательнейших творческих умов Америки. Ныне опустилась до того, что поклоняется капризам и исповедует грубо-мистический альтруизм.