Неожиданные предсказания - Николай Непомнящий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тысяча лет пройдет, и человек покорит глубину морей и неба и станет как звезда на небосводе. Он покорит энергию солнца и посчитает себя Богом и на сильной земле построит тысячу вавилонских башен {Технические достижения: космические полеты и открытие ядерной энергии, а также, без сомнения, возникновение мегаполисов}. Он воздвигнет стены на тех руинах того, что было когда-то построено римскими императорами, и стены эти опять разделят легионы варварских орд.
По ту сторону больших лесов будет жить государство. Когда стены падут, станет оно лишь грязной водой. Опять смешаются народы {Видение крушения советской империи, которое символизирует для Иоганна из Иерусалима конец второго тысячелетия и начало третьего, «непроницаемого лабиринта», пути которого предсказываются последующими пророчествами}.
Тогда начнется тысячелетие, которое придет за нынешним. Я вижу, и я знаю, что будет.
Я – автор.
Когда начнется тысячелетие, пришедшее за нынешним, человек будет стоять перед темным входом в непроницаемый лабиринт. И в глубине этой ночи, в которую предстоит ему войти, я вижу красные глаза Минотавра. Берегись его жестокой ярости, ты, ты, живущий в тысячелетии, которое придет за нынешним».
Пророчества
1
Когда придет тысячелетье за нынешним тысячелетием вослед,
все золото окажется в крови.
Рассматривающий небо – деньги там увидит,
а кто в собор взойдет – тот встретит там торговцев.
В ростовщиков и менял превратятся вассалы,
меч станет защищать Змею. И огонь всполыхнет,
в каждом городе будут Содом и Гоморра,
и дети детей превратятся в раскаленное облако,
поднимут они старые стяги.
Этот человек все понимал. Глубоко внутри он всегда все понимал, даже если не хотел слушать голос, говоривший правду.
Он знал, что при использовании консервированной крови сохраняется опасность заражения больного, что может привести к смерти сотен людей.
Он знал это, и все же заглушал в себе слова, иногда кричавшие в нем: внимание, тревога, необходимы меры предосторожности, – слова, к которым нужно было прислушаться, это были слова предупреждения, которые должны были быть высказаны вслух.
Но он все оправдывал себя ненадежностью научных методов, медлительностью исследователей. Он старался склонить стрелку весов в направлении, которое обещало ему положительное решение его проблем. Не нужно ничего предпринимать, необходимо выждать: финансовая рентабельность должна быть обеспечена. Все склады были полны консервированной кровью, которую еще нужно было продать. Нужно было заявить патент, чтобы потом записать на счет невероятные суммы прибыли, которые в противном случае неминуемо уйдут к его иностранным конкурентам, потому что они тоже предложили свой товар. Имело смысл ждать, откладывая решение под различными предлогами, мысли его вращались только вокруг счетов, доходов, прибылей, – вокруг звенящей монеты.
И гибли семьи. Дети умирали.
Некоторые чувствовали в этой невыносимой ситуации, как ярость поднимается в их груди. Они мазали портреты некоторых ответственных чиновников кровью. Они требовали осуждения.
Они вопили от ненависти и отчаяния.
В городах да и во всем мире доверие исчезало все больше, и из силы денег, которая решает все, возникла другая сила.
Деньги объявили людям войну, деньги отравили нашу кровь. Поэтому мы воюем повсюду. Так начинается тысячелетие.
2
Когда придет тысячелетье за нынешним
тысячелетием вослед,
и землю, и море, и небо заселит собой человек.
Он станет приказывать,
не зная себе никаких границ,
он будет рваться к власти, равной власти Бога.
Но кончится все в одночасье,
качнется он, как пьяный король,
помчится, как лошадь слепая, и
ударами шпор загонит коня в непролазный лес,
за которым в конце пути только пропасть.
Проснувшись в поту посреди ночи, ученый вспомнил приснившийся ему кошмар. Он был так ужасен, что боль сжимала грудь, заставляла бешено колотиться сердце и жадно глотать воздух. Он взмок от пота и проснулся.
Какой-то мужчина, привиделось ему, стучал в дверь. Ученый открыл ее. В полутемном коридоре он разглядел круглое лицо, белую рубашку, болтающиеся руки и две огромных дыры на том месте, где должны быть глаза, – вход в бесконечный лабиринт. «Пришло время платить по счетам», – сказал мужчина.
И ученый ощутил, как в нем выросло чувство абсолютной подавленности. «Ты далеко продвинулся, – продолжал мужчина, – в своих исследованиях механизмов жизни. Ты можешь переносить принцип жизни из одного тела в другое. Бесплодную сделаешь матерью. Одного мужчину заменяешь другим. А теперь хочешь проникнуть в эмбрион, в тайны генов, ты хочешь – и думаешь, что можешь, – решать, кто появится на свет и каким.
Ты будешь выбирать, ты будешь отсеивать. Так в чем ты отличаешься от тех, кого ты называешь нацистскими убийцами? Они тоже начинали с того, что стали делить детей на чистых и нечистых, на тех, кто имел право на жизнь, и тех, кто должен был умереть. Они были твоими предшественниками, предвестниками дел твоих».
Исследователь пришел в себя и сказал: «Убей меня!»
И проснулся.
На следующий день он узнал, что в Италии черная женщина решила произвести на свет белого ребенка. Врач провел для этого необходимые хирургические манипуляции.
Исследователь весь день не мог думать и работать. Какой смысл был в его исследованиях? Куда они ведут? В какие руки попадет его знание, техника отбора, которую он как раз доводил до совершенства?
Внезапно в его мозгу возникли две дыры на месте глаз на лице ночного посетителя, которого он видел во сне. Он был уверен, что эти дыры – пропасть, к которой спешит человечество, не знающее больше никаких границ. И он снова захотел умереть.
3
Когда придет тысячелетье за нынешним
тысячелетием вослед,
построены будут по всей земле
вавилонские башни,
и это будут Рим и Византия.
Поля охватит запустенье,
не будет Закона для всех, у каждого свой, как
у всякого подобного ему.
Варвары отнимут город,
и хлеба на всех не хватит,
и зрелищ на всех не хватит.
И люди, не имеющие завтра,
устроят большой пожар.
Женщина подошла к окну. Она жила в одной из тех многоэтажек, которые возвышались на северной окраине большого города. Как никогда не прекращающийся гром слушала она шум машин, которые проезжали по шоссе, там, за поворотом, где все никак не построят противошумный экран, хотя обещают сделать это уже лет десять.
На стоянке она увидела банду бушующих парней, мечущихся, как пенящаяся волна, во все стороны, при этом пиная ногами машины, выкрикивая ругательства и швыряя в дома камнями.
Из страха, что ее увидят, она немного подалась назад. Но все же осталась стоять у окна и наблюдала дальше. Она знала этих молодых людей, которым было не больше двадцати, после полудня до глубокой ночи без дела и полных агрессии слоняющихся в этом квартале из четырех башен, возвышавшихся, как вселенские колонны из бетона, между домами, по растрескавшимся от дождя тротуарным плитам и автомобильным стоянкам.
Они орали: «Возмездие, месть, мы их перебьем!» При этом они прорезали шины у машин, били стекла. Во второй половине этого дня кто-то пытался ограбить кассу в супермаркете. Служба безопасности применила силу, и один из грабителей, молодой парень из этого квартала, был ранен. Как сообщили, он умер по дороге в больницу.
На улице никого не было. Улицы и стоянки были предоставлены бандам. И они орали, начинали крушить двери квартир и поджигать машины. Внезапно женщина услышала, как со стороны шоссе завыли сирены. Чуть позже на дороге около домов остановились полицейские автомобили. Мужчины в защитных шлемах выпрыгивали из грузовых машин. Шум и крики усилились. Раздались выстрелы. Женщину нашли только спустя три дня. Ей в голову попала пуля, она лежала в луже крови.
Она жила одна. Это была, как говорят, шальная пуля.
4
Когда придет тысячелетье за нынешним
тысячелетием вослед,
голод настигнет многих людей,
руки их от холода посинеют,
и возжелают люди новый увидеть мир.
И торговец придет и устроит пир, и будет яд предлагать.
Душу и тело испортит тот яд,
и кто свою кровь с ним смешал,
станут как зверь в западне
насиловать и убивать, грабить и вымогать,
и жизнь станет вечным концом.
Родители были уверены, что хорошо знают свою дочь. Они считали, что такие изменения в ее настроении происходят из-за типичного для ее возраста приступа меланхолии. Она была, как говорил отец, «вечно маленькой девочкой». В такие моменты она прижималась к его шее. Мать считала ее несколько мечтательной. «Задумчивой», – поправлял отец. В школе у нее всегда были хорошие оценки. В какое же мгновение отец и мать почувствовали, что она совершенно испугана? Она искала работу.
