Путеводитель оптимистки с разбитым сердцем - Дженнифер Хартманн

вариантов, Кэл. Он предложил, и я согласилась.

Он снова протяжно вздыхает. В его голосе звучит досада.

– Люси. Давай я подъеду, и мы поговорим. Я тебя уволил, но это не значит, что… что я готов тебя отпустить.

– Не стоит. Прошло слишком мало времени.

Я прекрасно знаю, что случится, если он приедет ко мне прямо сейчас.

Я сдамся и упаду прямо в его объятия, пусть он и разбил мне сердце. Скорее всего, пересплю с ним, потому что не смогу перебороть искушение. А утром буду ненавидеть себя в десять раз сильней.

Он прочищает горло.

– Но у тебя же день рождения.

Я закрываю глаза и откидываюсь на изголовье.

– Я уже отметила множество дней рождения без тебя. Как-нибудь переживу еще один.

Кэл снова замолкает.

Я тоже не знаю, что сказать.

Честно говоря, я даже не уверена, зачем ему позвонила. Мне не хотелось, чтобы этот вечер закончился вот так – со слезами и тенями несбывшихся надежд.

– Прости, что побеспокоила, – говорю я ему окрепшим голосом. – Я хотела пожелать тебе счастливого Рождества. Надеюсь, ты хорошо проведешь его вместе со Стрекозой. Надеюсь… – я делаю судорожный вдох, – что у тебя все будет хорошо.

– Люси…

– Спокойной ночи, Кэл.

– Лю…

Я кладу трубку.

Кладу трубку и выключаю телефон, утирая слезы рукавом пижамы. Убрав волосы с лица, я делаю еще один вдох, слезаю с постели и опускаюсь на колени рядом с приоткрытым тайником в полу.

Оттуда выглядывают старые сокровища Эммы. Я поднимаю половицу и смотрю в темный закуток, наслаждаясь воспоминаниями.

Старый кларнет Кэла, сломанный и с любовью отремонтированный.

Дневник Эммы, полный бесценных воспоминаний.

Записки, наклейки, неосуществленные мечты.

Я улыбаюсь, глядя на эти реликвии, символы того, кем была Эмма и кем могла бы стать, и кладу в тайник еще одно напоминание.

Панду по имени Розочка.

Я прячу ее и укладываю половицу на место, скрывая сокровища от посторонних глаз.

Потом я забираюсь в постель, засыпаю и вижу сны про Эмму, про Кэла, про моих товарищей по приключениям.

Но есть граница между приключением и катастрофой.

Гоняясь во сне за светлячками и загадывая желания, я даже не догадывалась, что катастрофа обрушится на меня в мой двадцать третий день рождения.

Глава 22

Кэл

15 лет

Вечер, когда она ушла

Эмма еще не успела снять свое нарядное платье, когда я вручаю ей орхидею. Я стащил цветок из гостиной мамы Люси, где всегда стоит куча растений, потому что мне не хотелось ехать в магазин.

Дорог не подарок, дорого внимание, так ведь?

Глаза Эммы загораются, как блестящие монетки под солнцем.

– Это мне?

Сестра расправляет подол платья и, восторженно поднимая брови, берет из моих рук горшок с фиолетовой орхидеей. Я довольно улыбаюсь.

– Кому же еще? Ты впервые сыграла на концерте. Естественно, я дарю тебе цветы.

– Не ожидала такого от брата-вонючки.

– Я не воняю, – говорю я, бросая взгляд на пропитавшуюся потом майку. Я чуть не сошел с ума за те три часа, что проторчал в зрительном зале. Чтобы немного развеяться, я побросал мяч в кольцо у дома. Конечно, я не жалею, что пришел на концерт – Эмма выступила просто идеально. Она прирожденный талант. А уж ее улыбка, полная радости и уверенности в себе…

С ней и вовсе ничто не сравнится.

Но вот остальные два часа пятьдесят минут были невыносимо скучными.

Как настоящий брат-вонючка, я обхватываю Эмму обеими руками, чтобы пропитать запахом моего пота. Она визжит и пытается вырваться, отпихивая меня одной рукой, а другой удерживая орхидею над головой.

– Фу, Кэл! Отпусти!

– Скажи, что я не воняю.

– Ладно. Ты смердишь.

Я хватаю ее за голову и прижимаю к своей подмышке. Эмма оглушительно вопит. Хохоча до рези в животе, я наконец выпускаю ее и наслаждаюсь убийственным взглядом, который она мне бросает.

– Ты это заслужила, – со смехом говорю я.

– Ты невыносим. – Несмотря на сердитый тон, она улыбается, отчего веснушки на щеках становятся еще выразительнее. – Но за орхидею ты получаешь бонусные очки, так уж и быть.

– Очки? Ты начисляешь очки за мою крутизну?

– Да. Люси тебя намного опережает.

– Быть не может. Вчера я согласился помыть посуду, чтобы вы с ней могли сочинять песни и притворяться будущими «Спайс Герлз».

Она задумчиво морщит нос.

– Как думаешь, которой из них я была бы?

– Страшненькой, – немедленно отвечаю я.

– Тьфу, – она бьет меня по плечу. – Минус пятьдесят очков. Иди в свой угол.

Я пожимаю плечами и иду спиной вперед, чтобы упасть на мягкий бинбэг в моем так называемом углу. На прошлое Рождество Эмма устроила мне сюрприз, пока я спал на диване. Вместе с мамой она украсила дальний угол моей комнаты бейсбольными плакатами, притащила темно-синий бинбэг, стопку спортивных журналов и самодельный кларнет, с которым ей помог папа. Из журнальных заголовков она вырезала отдельные буквы и приклеила к стене, чтобы получились слова «Уголок Кэла».

Уголок стал моим убежищем, тихой гаванью, где я сочиняю музыку, играю на кларнете, слушаю плеер и делаю домашку. Самое сложное – придумать ответный подарок. Эмма – лучшая сестра в мире.

Все очки должны быть у нее.

– Люси придет сегодня в гости? – спрашиваю я, сцепив руки за головой.

«Скажи “да”», – мысленно добавляю я.

Эмма надувает губы.

– Нет, сегодня я переночую у Марджори. Ее мама пригласила всех девочек с концерта, чтобы отметить.

– Ну вот. Я-то собирался донимать вас обеих всю ночь.

– Не сомневаюсь. И что только Люси в тебе нашла?

Эмма покачивает бедрами, и красное платье задевает ее лодыжки. Она говорила, что в красном девочки якобы выглядят старше – по крайней мере, так считает Люси, – но я не согласен. Моя сестра такая тощая, улыбается во все зубы, и хвостик у нее сбился набок – очевидно же, что она еще ребенок. Услышав ее слова, я прищуриваюсь с нарочитым презрением.

– Во мне она нашла идеал, разумеется.

– Какой же ты придурок.

– Идеальный придурок.

Она по-прежнему улыбается, пристраивая орхидею мне на комод.

– Спасибо за цветы, правда. Я люблю орхидеи, – тихо говорит она.

– Я знаю. – Не будь я мальчиком, то сказал бы, что тоже их люблю. Орхидеи напоминают мне о сестре. И о девочке по соседству. – Тебя подвезти к дому Марджори?

– У тебя нет нормальных водительских прав, Кэл, только ученические. Я не хочу умереть этой ночью, когда ты впишешься в ни в чем не повинный столб.

– Еще чего. – Я хмурюсь. – Я отличный водитель,