Там, где кружат аспиды - Олеся Верева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Никогда я дочерью чьей-то не была, мне ещё учиться и учиться, мамочка! — срывающимся голоском проговорила она, обхватывая Морену тоненькими ручками.
— Да и мне матерью оказаться впервые. Теперь мы все вместе, втроём, — она прильнула к Чернобогу, поглаживая дочь по растрёпанным волосам, — учиться будем.
* * *
Весело трещал разведённый Похвистом костерок. Лёля сама не знала, для чего они его разожгли. Для уюта если только, в Нави ведь холода не знали. Ну и ужинать в темноте никому не хотелось, а корзина, Мореной собранная, яствами до краёв полна была.
Как там сейчас Ганна? Спит, наверное, в постели собственной, а может, не отпустила мать, вместе они уснули в кровати общей. Лёля поймала себя на том, что улыбалась, думая об оставленной девочке. Хорошо, что всё кончилось именно так. Какое же чудо Родово, что однажды в лесу она плач Ауки услыхала, пусть и притворный. И ребёнку помогла в итоге, и сестре собственной. На две души мир счастливее стал. А то и на три, если Чернобога считать.
Напротив раздался заливистый смех. Лёля подняла взгляд. Раскрасневшаяся Ульяна смеялась над какой-то шуткой Похвиста, которую сама Лёля прослушала. Возле русалки лежала откупоренная бутылка вина, и им без стеснения угощалась и она сама, и Похвист. Немного тёмно-красной жидкости плескалось и в деревянной чашке Лёли, но она не решалась пригубить хотя бы малость, помня о предупреждении сестры.
— Пахнет странно, тебе не кажется? — спросил сидящий рядом с ней Догода.
— Цветами, вроде, — принюхалась Лёля. — Интересно, вкусно хоть?
Догода поднёс свою чашку к губам и сделал крошечный глоток.
— Горьковато, — признался он. — Но я вина не пробовал никогда. Дед мигом всё желание отбил бы, если бы увидел, как я по погребу его шарюсь. А они вон половину бутылки уже приговорили, — Догода фыркнул, глядя на брата и его подругу.
Ульяна, сорвав под ногами местную разновидность ромашки с бордовой сердцевиной и голубыми лепестками, пыталась закрепить её Похвисту за ухом, а он деланно сопротивлялся, со смехом ловя тянущиеся к нему руки и удерживая их, пока русалка не вырывалась, чтобы затем снова начать ту же игру.
А в лодке Велеса эти двое сидели ниже травы. Хотя все они тогда больше молчали, чем речи вели. Всё-таки с другом простились, и кто знает, когда снова свидеться смогут. Велес же вещал без умолку, про места, мимо которых они проплывали, рассказывал. Про Навь настоящую по одному берегу и междумирье, что по другому. Из междумирья душа ещё может обратно в Явь вернуться. Иногда живым человеком, иногда духом-хранителем, порой и нежитью, как Аука. Но в Нави и своей нежити хватало. Возникала она из ниоткуда, из тьмы, из сожалений тех, чья жизнь закончилась, из неудовлетворённых желаний. Но после войны со Скипер-змеем Чернобог, Перун и Велес создали заговорённый Калинов Мост. Теперь нечисти с Яви в Навь путь был закрыт, как и навьим исчадиям к людям не пробраться стало. Огнём они горели, едва только лапами нечистыми на священный мост ступали. И очень уж Лёле хотелось верить, что заклятье, Мореной созданное, Ульяну от участи этой жестокой убережёт.
Русалке и так несладко приходилось. Велес на излучине Березины их высадил и тропу к Калинову Мосту указал. Три дня им добираться предстояло, а рядом, кроме чёрной мёртвой воды, иной воды не было. Вся надежда Ульяны на маленькую баночку масла ароматного осталась. Хоть немного, но уберегало оно водное создание от сухости. Да только, похоже, Похвиста её ладони, чешуйками мягкими покрытые, не смущали. Реже и реже из рук своих он их выпускал.
— Скучаешь по деду? — Лёля с трудом отвлеклась от слишком уж смущающей, но одновременно волнующей игры русалки и неприступного бога. Теперь Похвист шептал что-то Ульяне на ухо, что-то такое, отчего та алела, как явьская роза.
— Скучаю, конечно. — Догода сделал ещё глоток, а Лёля опустила свою чашку на землю. Пожалуй, не стоит пить вино это, как-то слишком уж таинственно ухмылялась Морена, когда в корзину его прятала. Свои тайны лучше бы при себе держать. — Стрибог — бог великий. Сильнейший. Но превыше семьи никого для него нет. Ради своих умрёт он и не задумается. Хотел бы я когда-то таким же стать. Хотя умирать боязно, конечно, — Догода стыдливо улыбнулся поверх чашки.
— Ещё как боязно. Неизвестно, что там, за звёздами, — Лёля посмотрела на тёмное небо. — Вдруг Род всю тысячу лет за ошибки упрекать будет? Матушка говорила, что книга у него есть волшебная, все поступки наши дурные туда пишутся. Все-все. Даже каждая слива сушёная, что у Нянюшки я в детстве украла, на учёте стоит.
— О, тогда там ещё яиц три дюжины, не меньше. Помнишь, таскали мы у Дажьбога?
Лёля искусственно хихикнула. Ничего она не помнила и Догоде про это сказать не успела. Он так рад, что снова они втроём, как в детстве, а для неё всё не так. Для неё Похвист и Догода скорее новые друзья, верные, любимые, как Ульяна, но все же новые. Хотя Догода не просто другом ей стал. Да и об этом Лёля умолчала.
Похвист и Ульяна по другую сторону костра уже не смеялись. Лёля не слышала, о чём они говорили, да только посмотрел Похвист на Ульяну долгим взглядом, она на него, а потом вдруг припал он к губам её жадным поцелуем. Лёля глаза так и распахнула изумлённо. Знала она, что не только поцелуями они ограничивались когда-то, но чтобы вот так, прилюдно… И то, как удерживал Похвист затылок русалки, как пальцы его в темных волосах Ульяны путались, как руки её поначалу в грудь ему упирались, а после упали безвольно… Никогда такого Лёля не видела. И жарко ей стало вдруг и… Завидно? Не ожидала Лёля, что такие чувства испытывать будет.
Должно быть, Догода увидел её замешательство. Он легко подскочил на ноги, тонкий и стройный, залпом допил остатки вина и отбросил чашку в траву. Лёля в глазах его, пламя костра отражающих, потерялась, когда он протянул к ней руку.
— Полетаем? — спросил Догода.
* * *
Он увлёк её в сторону, за деревья, откуда не было видно целующуюся парочку.
— Пусть одни побудут. Сдаётся мне, соскучились они друг по другу сильно.
И показалось Лёле, что в голосе Догоды оттенок неодобрения прозвучал, но она больше другим была заинтересована. Во-первых, впервые они с Догодой наедине остались, и
