Имя нам – Легион - Александр Сивинских

Старуха, видимо, почувствовала мой взгляд и помахала мне рукой. Я помахал ей в ответ и поспешно ретировался, стесняясь своей распаренной розовой наготы.

Ухватив из фарфоровой вазы, стоящей на шестке пищеблока, румяный плод вроде персика и натянув старые, земные еще трусы, я отправился обследовать свои владения.

Кроме огромного зала с окнами в сад – на детей, старуху и пекинеса, в моем распоряжении оказались: бывший кабинет Светланы (ныне – моя спальня); комната психологической разгрузки (где имелись ванна плюс невообразимый аппарат, считающийся комплексным спортивным тренажером); кухня-столовая, гардероб и сортир. Все это опоясывалось узким кольцевым балконом, с которого начинались две легкие лестницы – одна в сад, другая на крышу. На крыше стоял шезлонг под зеленоватым кисейным тентом и шипел почти туманный – до того мелкодисперсный, – фонтанчик-шар.

Отделка дневных помещений была чуть проще, чем ночных. По крайней мере, здесь не блудили на светло-голубых стенах насекомоподобные создания, а занавесок с оживающими растениями не было вовсе. Их заменяли жалюзи из колотого бамбука. В кабинете возвышалось несколько асимметричных резных шкафов с земными книгами. Главенствовала классика – литература, философия. С огромной радостью я обнаружил среди Гегелей и Джойсов великолепное издание «Жизни животных» Брема на русском языке. Точно такое, за хищение которого из школьной библиотеки (а что делать, если официально даже просто прикасаться к нему ученикам запрещалось?) меня жестоко распяли на открытом педсовете лет так двенадцать-пятнадцать тому назад. Мне лишь показалось странным, что Светлана удовлетворилась переводным вариантом – ведь, судя по разноязыким корешкам, она знала не только русский…

Вообще-то, странностей накопилось немало. Например, меня почему-то до сих пор не посетили представители власти. А ведь уже почти целый день прошел. Затем, как же так получилось, что в этом, не таком уж великом городишке (судя по застройке и площади, виденной мною извне, жителей в нем могло быть от силы тысяч двадцать-тридцать) благополучно жил-поживал и меня поджидал крупный специалист по земной культуре? И, наконец, главное, что меня ждет? Или я так и останусь до скончания дней экземпляром для научного любопытства? Пора бы разобраться, наконец. И чем раньше, тем лучше.

Я отправился вниз.

Первый этаж встретил меня интимным полумраком и страстным копошением псевдожизни на драпировках. Светланы нигде не было, зато в подсвеченных креслах восседала парочка худощавых мужчин. Каждый обряжен в просторную белую рубаху с открытым воротом и с легкими золотыми эполетами. Тонковатые ляжки франтов обтягивали синие бархатные штаны. На синих замшевых туфлях золотились строгие квадратные пряжки; тонюсенькие золотистые цепочки несколькими слоями обвивались вокруг длинных шей и тонких запястий. Они были похожи не то на циркачей, не то на голубых.

Разодетые красавцы вполголоса о чем-то переговаривались – речь их показалась мне крайне похожей на терранскую – и на меня взглянули лишь мельком. Галантно раскланявшись с ними и сложив ручки на коленях, я присел рядышком, готовый к немедленному заполнению вороха анкет и таможенных деклараций. Я принял мужчин за долгожданных иммиграционных чиновников.

Они, впрочем, никак не отреагировали на мое появление.

Я терпеливо ждал. Долго ждал. Потом ждать мне надоело, и я принялся насвистывать и водить пальцем по столешнице. Раздался противный скрип. Дядьки начали проявлять признаки беспокойства. Я заскрипел громче, потом резко встал и, близко наклонившись к лицу одного из них, напористо спросил:

– Ну, и долго мы еще собираемся сопли жевать? Или я должен представиться? Извольте. Капралов Филипп Артамонович, двадцать пять лет, русский. Образование высшее техническое. В последние месяцы, впрочем, работал не по профилю. Солдатствовал, так сказать, понемногу. Легионерствовал, так сказать. Здесь временно, проездом. Еще вопросы будут?

Кажется, я их напугал. Они вскочили и быстро пошли прочь из дому.

– Эй, – крикнул я, – мужики! Вы куда? Вернитесь! Я же еще оружие и наркотики не сдал…

Они припустили бежать.

Скоро пришла Светлана. На мой рассказ о пугливых посетителях она отреагировала веселым смехом и сообщила, что это были ее бывшие коллеги, заглянувшие на огонек. Видимо, они смирно поджидали появления хозяйки, а не странного мальчугана со странными манерами.

– За кого же они меня приняли? – подумал я вслух.

– За моего друга, очевидно, – просто сказала она, чем поставила меня в весьма затруднительное положение.

Что она имела в виду под словом друг?

– Пойдемте, Филипп, я вас угощу чем-нибудь этаким, – неожиданно пригласила Светлана. – Знаете, у меня сегодня настроение, подходящее для кулинарного творчества. Рискнете отведать его плодов?

– Только приоденусь, – сказал я.

Плоды кулинарного творчества имели непривычный вкус и вид, но мне понравились.

– А как насчет вина? – спросил я. – Стакан белого сейчас не помешал бы.

– Никак, – ответила она. – У нас не принято пить вино.

– Знакомое табу, – сказал я. – Где-то мне такое уже встречалось.

– Ничего удивительного, – сказала Светлана. – Ваши бывшие работодатели состоят с нами в близком родстве.

– Вот как? – Не очень-то я и удивился, сказать по правде. – Так значит, это отсюда поперли Легион за избыточную кровожадность?

– Нет, не отсюда. Здесь всего лишь одна из старейших и богатейших колоний тех, кого вы зовете?.. – она вопросительно посмотрела на меня.

– Большими Братьями, – отрапортовал я, – или терранами.

– Ага, попытаюсь запомнить. Так вот, несколько лет назад, когда метрополия не сумела удержать своих экстремистов от развязывания войны, наши пути разошлись. И, надеюсь, никогда больше не пересекутся. Так что, можете быть покойны, выдача дезертиров не состоится.

– Вряд ли меня можно обвинить в дезертирстве, – покачал я головой. – Я не покидал поля боя самовольно и выполнил свой долг до конца. Не моя вина, что он оказался невостребованным.

– Ну-ну, не обижайтесь, Филипп, – сказала она и потрепала меня по руке. – Я не совсем точно знаю военную терминологию. И заодно уж простите за достаточно грубую отповедь на ваше признание симпатии ко мне. Помните, когда мы шли сюда? На самом деле вы мне вполне приятны. Правда-правда.

– Никаких обид нет и в помине, – заверил я. – Сам виноват. Стоило, понимаешь, девушке слегка прикоснуться ко мне губами, как я сразу возомнил невесть что. Вот ведь дикарский пережиток какой… Н-но все-таки, Светлана, признайтесь, что вас подвигло на тот поцелуй?

– Как что? – удивилась она. – Это же национальный русский обычай – целоваться при встрече. Или я что-то перепутала?

– Пожалуй, нет, – хмыкнул я. – Действительно, обычай же…

Вечер вдвоем закончился довольно неприятно для меня. К Светлане заявились гости – те самые бывшие коллеги в бархатных штанах. И не только. На сей раз они привели с собой еще двоих молодчиков мужского пола – крепкого телосложения, кулакастых и быстроглазых. Удальцы эти, скорее всего, прихвачены были золотопогонниками для защиты от чудаковатого «друга», склонного к прогулкам перед приличной компанией в одном исподнем. И вдобавок – немотивированно агрессивного.

Светлана убежала с ними, а я остался одиноко куковать над объедками.

В компанию меня не пригласили. Да я не очень-то и рвался.

Увы, Светлана вдребезги разбила мои надежды на скорое возвращение домой. Перфораторы в Фэйре были запрещены законом. Природных штолен, ведущих куда мне надо, не имелось вообще. А те, что имелись (куда бы ни вели), были замурованы много прочнее, чем четвертый реактор Чернобыля.

На мой вопрос, откуда же тогда ее знание земных языков и явно земные книги у нее в доме, она ответила, что моя наблюдательность поразительна. И что лучше бы было, если бы столь же поразительным было мое благоразумие. Поскольку существуют темы, о которых лучше не только не говорить, но и не знать вовсе.

– Как же мне об этом не говорить, если это касается меня больше, чем кого бы то ни было на вашей планетке? – начиная раздражаться, спросил я.

Она посоветовала мне угомониться. Ее несколько удивляло, что я, человек с земным прошлым, совершенно забыл о таких понятиях, как разведка, контрразведка и государственная тайна. И ей было бы весьма любопытно услышать мое мнение о сроке, в течение которого будет существовать государство, позволяющее разным подозрительным субъектам совать нос в вотчину институтов, отстаивающих государственную целостность и суверенитет. Особенно, если государство это обрело самостийность совсем недавно, а процесс протекал не так чтобы гладко. Особенно, если любопытный субъект – пришелец. И стоило бы еще мне запомнить, что тонкая лоботомия здесь, у них, хоть и не приветствуется, но иногда применяется по отношению к особо опасным преступникам. В число которых я вполне могу попасть, если начну шпионить напропалую.