Черная кровь ноября - Ашира Хаан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лишь когда Ирн накрыл ладонью ее грудь, она вздрогнула и спросила тихо:
– Ты не сделаешь мне больно?
Его глаза полыхнули яростной зеленью.
– Любовь – это радость. Кто посмел лишить тебя ее?
Ей не нужно было произносить его имени.
Ирн сузил глаза. Его руки чуть сильнее сжали ее, но тут же вновь стали нежными.
– Я боюсь, – сказала она, кусая губы и опуская глаза в пол.
– Тогда…
Он отвел руки, выпуская ее.
Позволяя ей отступить и больше не касаться его тела.
И тут же стало мучительно обидно и жалко, что она лишилась его прикосновений.
Кристина подняла глаза на Ирна, глядящего на нее с легкой полуулыбкой на тонких губах. Он никуда не уходил. Он не бросал ее. Он был тут, рядом – просто…
Она сама взяла его руку в свои. Такую красивую – с длинными белыми пальцами, умеющими держать меч и ласкать одинаково умело.
Сама положила ее на свое горло, отдавая ему власть.
Но Ирн покачал головой.
Молча.
Он откинулся в густую траву, маня ее за собой, и Кристина прильнула к его груди, касаясь щекой того места, где слышен был стук сердца.
– Мне не нужно уходить, если я просто хочу… побыть еще с тобой? – спросила она, потому что не могла без слов, пока не доверяла тому, что чувствовала почти так же ясно, как если бы это было сказано словами.
– Ты можешь провести здесь хоть целую вечность.
В свете болотных огоньков его шелковые волосы переливались как ручей под звездами, сплетаясь с густой травой.
Он был такой красивый. Нечеловечески.
Твердая грудь – но она помнила страшный шрам на ней.
Сильные руки – но она помнила, как с них лохмотьями сползала кожа.
Гладкий живот – но она чувствовала, что он уязвим. Уязвим и силен одновременно. Это завораживало в нем. Нежность и ярость, жестокость и доверие, красота и равнодушие.
Она коснулась губами его плеча, и Ирн прикрыл глаза.
– Сделай так еще, – попросил он.
Она коснулась губами острой ключицы. Провела по ней, чувствуя, как гладкая кожа скользит под ее лаской. И впервые в жизни познавая, что ласкать бывает приятнее, чем быть ласкаемой.
– Ночь будет длиться вечно, – сказал Ирн, и Кристина поймала его слова, коснувшись губами горла. Там бился пульс и ловить его языком было сладостно и интересно.
– Зачем тебе платье? – сказал он, проводя руками по ее телу, и лохмотья, все еще укрывавшие его, осыпались лепестками на траву.
Кристина ахнула и заслонила обнажившуюся грудь.
Но Ирн просто смотрел на нее, ничего больше не делая.
Смотрел – и ей казалось, что он видит все, что скрывают ее ладони.
– Зачем тебе стыд? – спросил он. – Кто тебя накажет?
– Бог.
– Он не узнает.
– Муж.
– Он не успеет.
– Я.
– Я тебе не дам.
Он отвел ее руку от груди, поднес к губам и поцеловал каждую костяшку пальца, а потом коснулся губами серединки ладони. А потом вторую, открывая своему взору розовые соски, собравшиеся в твердые горошины.
Его ладонь легла ей на живот, сдвинулась ниже – и Кристина снова вздрогнула и прикрылась, пряча от него сокровище.
– Ты играешь со мной! – возмутилась она, когда он снова потянул ее руку к себе.
– Это ты играешь со мной, – тихо отозвался Ирн, и улыбка тронула тонкие губы. – Мне нравится. Со мной давно никто не играл. Продолжай.
– Я не знаю, что дальше, – шепотом призналась она.
– Хочешь, покажу?
Она только кивнула.
Ирн обнял ее и перевернул, опрокидывая в густую ночную траву, навис сверху.
Светлые волосы скользнули по коже, пощекотали соски. Прохлада губ скользнула по ним, язык коснулся самой вершины, и ей показалось, что внутри нее снова запели золотые струны.
Каждый его поцелуй наполнял ее счастьем.
Каждый поцелуй, что спускался все ниже и ниже.
Пока он не коснулся живота.
Заныло внизу, вспоминая жестокую боль первой брачной ночи. Кристина окаменела, боясь возразить, но Ирн заметил и нахмурился.
– Закрой глаза, – сказал он.
Она мотнула головой, глядя на него испуганно и недоверчиво.
Ирн запрокинул голову, усмехнулся и… рассыпался на бело розовые лепестки, вихрем закружившиеся над ее обнаженным телом.
Кристина ловила их, но они ускользали от ее рук, только скользили по коже, нежно щекоча и касаясь так, что кожа начинала ныть, требуя еще.
– Ирн…
Шепот в ухо:
– Никого нет. Есть только ты.
Только она и вихрь лепестков – нежнее шелка, мягче бархата, терпеливее рассвета.
Они скользили по ее соскам, заставляя их напрягаться, они ласкали ее живот, от чего внутри все теплело и наливалось тяжесть, они тугим ветром обнимали ее бедра – но едва она пыталась поймать ускользающее ощущение, назвать его, как оно снова менялось.
Кристина ждала касаний в одном месте, а он обнимал ее в другом.
Сердце билось все чаще, она дышала глубоко и резко, чувствуя все острее даже самое легкое касание – и уже жалея, что вместо его поцелуев получает лишь призрачную ласку.
– Стань… другим, – попросила она.
– Кем? – шепнул ей голос, и она ощутила как по ее телу скользнул шелковый мех, будто о нее потерся огромный горячий зверь.
– Собой.
– Это я.
И вместо меха по коже разлилось, словно солнце пригрело ее живот, грудь, зайчиком проскакало по коленке и нырнуло между ног.
– И это я.
Брызнули яркие искры, жаля ее тело, но каждый укус был маленькой вспышкой острой радости и удовольствия.
– И это тоже я…
Промурлыкал он бархатно, щекочуще, так что внутри все сжалось…
Тяжелое тело прижало ее к земле, наконец насыщая раздразненную кожу прикосновениями.
А внутрь скользнуло горячее и упругое.
Кристина застонала, обхватывая Ирна руками и ногами, зарываясь пальцами в шелк волос и наконец жадно целуя, истомленная его игрой.
Томящаяся по сладости его вкуса.
Ноющая боль внизу живота сменилась густым теплом, раскрывающимся как цветок в духоте тропической ночи.
Стало очень-очень горячо и сладко, а еще…
Она узнала это ощущение. Близкое к экстазу дрожащее томление, которое накрывало ее, когда она стояла на коленях в церкви и ждала милости бога.
Иногда ей казалось, что он вот-вот снизойдет к ней и откроет секреты, она ждала этого, жаждала, хотела всей душой. Те предвкушение и открытость были так похожи на то, что она сейчас ощущала…
Только ярче и более плотски.
Словно все ее тело было как молитва.
И на нее наконец ответили.
* * *
– Итак, Кристина. Что вас беспокоит?
– Ничего.
– Не бойтесь, вы можете довериться мне.
После эндокринологов, урологов, офтальмологов и прочих
