Невеста-наследница - Коултер Кэтрин

— Пожалуйста, тетя, уйдите.

Тетушка Арлет выпрямилась и медленно перевела взгляд с мальчика на женщину, которая лежала на постели, укрытая до подбородка одеялом. Глаза женщины были широко открыты и полны страха. Тетушке Арлет было приятно видеть этот страх.

— Ты привел к ней своего отца. Ты наполнил его уши лживыми баснями, заставил его почувствовать себя виноватым. Но ты же сам знаешь: он вовсе не хотел приезжать. Он хочет, чтобы она покинула наш дом. Он уже получил ее деньги, так зачем ему теперь обременять себя такой, как она?

— Пожалуйста, тетя, уйдите.

— Я слышала, как здесь толковали про водяных и рябиновый крест. Здравствуй, тетя, здравствуй, Филип. Как себя чувствует Джоан?

Филип вздрогнул, услышав голос Серины. Она бесшумно, как привидение, проплыла через спальню и сейчас стояла у края кровати.

— Ее зовут не Джоан, а Синджен, — сказал Филип. — Серина, уведи отсюда тетю Арлет.

— Но зачем же, мой дорогой? А что это тут говорилось о рябиновом кресте? Мерзкие штуки эти рябиновые кресты, тетя, я их терпеть не могу. Для чего вам было говорить о них? Не спорю, я, разумеется, ведьма, но рябиновый крест на меня не действует.

Филип слушал ее, не зная, что и думать. Но он больше не боялся. В своем уме Серина или нет, она не позволит тете Арлет причинить вред Синджен.

— Уходи, Серина, не то я коснусь тебя рябиновым крестом.

— Ничего вы не сделаете, тетушка. Вы не можете ничего мне сделать, и вы сами это отлично знаете. Я всегда буду сильнее вас.

Тетушка Арлет побледнела от ярости. Глаза ее стали холоднее, чем озеро Лох-Ливен в январе.

И тут, к величайшему облегчению Филипа, в спальню вошел его отец. При виде сцены, открывшейся его взору, он остановился и сдвинул брови. Его маленький сын распростерся на кровати, закрывая своим телом Джоан, словно желал защитить ее. Почему? Рядом с кроватью стояла Серина, красивая и отрешенная, будто сказочная принцесса, которая случайно зашла в сумасшедший дом и теперь не представляет, что ей делать.

Что до тетушки Арлет, то ее тощее лицо не выражало вообще ничего. Она смотрела вниз, на свои бледные руки, испещренные коричневыми старческими пятнами.

— Колин?

Он улыбнулся и подошел к кровати, Синджен проснулась и, похоже, наконец-то пришла в себя.

— Привет, Джоан. Вот ты и очнулась. Молодец!

— Что такое водяной?

— Нечистая сила, существо, которое водится в озере. Он способен принимать разные обличья, а силу свою получает от дьявола. Но какой странный вопрос. Почему ты его задаешь?

— Не знаю. Просто это слово отчего-то все время вертелось у меня в голове. Спасибо, что ответил. Дай мне, пожалуйста, пить.

Филип поднес к ее губам чашку с водой.

— Здравствуй, — сказала она ему. — Почему ты так на меня смотришь? Я что, стала очень страшной?

Мальчик легко провел кончиками пальцев по ее щеке.

— Нет, Синджен, что ты, выглядишь ты отлично. Тебе стало лучше, правда?

— Да. Знаешь что? Мне хочется есть. — Она перевела взгляд на тетю Арлет: — Вы ненавидите меня и желаете мне зла. Я не понимаю почему. Ведь я не сделала вам ничего дурного.

— Это мой дом, мисс! И я не позволю… Колин мягко перебил ее:

— Нет, тетя Арлет. Вам тут нечего делать. И я не желаю вас больше слышать.

Он смотрел, как она медленно, нехотя выходит из комнаты, и ему стало страшно: кажется, его тетушка теряет последние остатки рассудка. Повернувшись к жене, он услышал, как она говорит Филипу:

— Дай мне мой карманный пистолет, Филип. Он лежит в кармане моей амазонки. Положи его мне под подушку.

Колин промолчал. Ему хотелось сказать ей, что она ведет себя глупо, но, говоря по совести, он не мог быть вполне уверен, что Арлет из какого-то ложного понимания своего долга перед семьей не попыталась причинить его жене вреда.

И, видя, что Филипу не терпится достать и дать ей пистолет, он проговорил:

— Пойду скажу миссис Ситон, чтобы она приготовила тебе какие-нибудь легкие кушанья из тех, которыми обычно кормят выздоравливающих, Джоан.

— Я помню, как ты называл меня Синджен.

— Ты не реагировала на свое настоящее имя, так что у меня не было выбора.

Синджен закрыла глаза. Она чувствовала бесконечную усталость и такую слабость, что была уверена: ей не поднять свой маленький пистолет, даже если от этого будет зависеть ее жизнь. У нее снова начинался жар, все тело дрожало. Ей очень хотелось пить.

— Папа, лучше ты побудь с Синджен, а с миссис Ситон поговорю я. Вот твой пистолет, Синджен. Видишь, я кладу его под подушку.

Колин дал ей воды, потом сел рядом с ней на кровать и пристально посмотрел на нее. Синджен почувствовала его ладонь на своем горячем лбу и услышала, как он негромко выругался.

Ей становилось то нестерпимо жарко, то холодно, и у нее было такое чувство, что стоит ей пошевелиться, и ее тело треснет, как трескается лед. Ей чудилось, что оно сделалось ужасно хрупким, ломким, и что если она сейчас сделает выдох, то изо рта у нее выйдет белое облачко, потому что воздух в ее легких замерз.

— Я знаю, что делать, — произнес Колин. Он быстро снял с себя всю одежду, лег рядом с ней и крепко-крепко прижал ее к себе, желая отдать ей все свое тепло. Он ощущал ее дрожь, судорожные сотрясения ее тела, и ему было больно от ее страданий. Он хотел задать ей множество вопросов, но это он сделает потом.

Он не перестал прижимать ее к себе даже тогда, когда его тело покрылось потом. Когда она наконец заснула, он продолжал обнимать ее тело, гладя ладонями ее спину.

— Прости, что меня не было здесь, — прошептал он, касаясь губами ее волос. — Как я об этом жалею!

Он не мог не думать о ее грудях, прижимающихся к его груди, о ее бедрах, прижатых к его бедрам, о ее животе… но нет, он не станет думать об этом. Как ни странно, хотя его мужское естество было готово к бою, желание защитить ее от всех опасностей было в нем сейчас сильнее плотского желания. Это было странно, но это было так. Он хотел, чтобы она поправилась, хотел, чтобы она снова сердито кричала на него, когда он будет укладывать ее с собой в постель, только на этот раз ей будет хорошо, когда он войдет в нее. Он сделает все, чтобы она сама этого захотела. Он больше не будет вести себя как мужлан.

На следующий день жар прошел окончательно.

Колин, измученный, как никогда в жизни, улыбнулся врачу:

— Я же говорил вам, что она выкарабкается. Она у меня крепкая.

— Очень странно, — заметил на это Чайлдресс. — Ведь она англичанка.

— Она моя жена, сэр. Стало быть, теперь она шотландка. Ночью в замок прибежал один из арендаторов. Макферсон только что угнал двух коров, сказал он, и убил Макбейна и его двоих сыновей. Колина охватила ярость.

— Жена Макбейна сказала, что эти скоты велели ей передать вам, что это расплата за то, что вы убили Дингла.

— Дингла? Но я не видел этого проклятого хама вот уже… — Колин забористо выругался. — В общем, я и не упомню, когда в последний раз видел его. Что случилось, Филип? Что-то с Джоан?

— Нет, папа. Я знаю, как погиб Дингл.

Когда Колин услышал эту историю, у него засосало под ложечкой от сознания того, какой опасности подвергался его сын, когда торопился ночью в Эдинбург. Но он ничего не сказал, а только похлопал мальчика по плечу и молча ушел к себе в северную башню.

Ситуация казалась ему безвыходной. Надо будет непременно поговорить с Макферсоном. Вот только что он сможет ему сказать? Что он и вправду совершенно не помнит, как умерла Фиона и как сам он оказался в беспамятстве на краю утеса?

В эту ночь Синджен спала беспокойно. Где-то на краю ее сознания сиял мягкий белый-белый свет, ясный, успокаивающий и вместе с тем призрачный, ускользающий, полный неизведанных тайн, которые ей ужасно хотелось разгадать. Она попыталась заговорить, но сразу поняла, что это ничего ей не даст. Она лежала неподвижно, ее тело и разум успокоились — они ждали. В белом ореоле света появилось какое-то смутное пятно, затем пропало и тут же появилось снова, похожее на огонек свечи, то прибиваемый ветром, то вспыхивающий опять. Затем пятно стало яснее, тоже замерцало бледным светом и превратилось в фигуру женщины, приятной, доброй на вид молодой женщины в белом платье, сплошь расшитом жемчугом. Синджен никогда не видела такого огромного количества жемчужин. Наверняка из-за них платье стало очень тяжелым.