Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения - Джеймс Амбуэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Один из собравшихся в некоем доме в Новом Орлеане сказал так: — Это в какой-то степени правдоподобно, несмотря на ужасающе непостижимый хаос и беспорядок времени, пространства и личности, и кощунственное приведение Бога к математической формуле, а Времени — к причудливому выражению. Превращение всего в иллюзию, а действительность — в ничто геометрического плана, совершенно лишённого сущности. Но это по-прежнему не помогает решить вопрос о поместье Рэндольфа Картера, которое наследники требуют разделить.
Старик, сидевший скрестив ноги на бухарском ковре, пробормотал что-то про себя и встряхнул почти угасший уголь в треножнике.
И затем он сказал:
— Рэндольфу Картеру в некоторой степени удалось разрешить загадку времени и пространства, однако его успех был бы более значительным, если бы он взял с собой не только Серебряный ключ, но и пергамент. Ибо если бы он произнес его текст, земной план переместился вместе с Картер-плоскостью, и он осуществил бы неисполненное желание Джеффри Картера, которым стал. Но вместо этого он переместился в план бытия на 550 лет позже, чем хотел.
Другой слушатель сказал:
— Всё это правдоподобно, хотя выглядит фантастично. Но если Рэндольф Картер не вернётся со своего шестиугольного трона, поместье должно быть поделено между его наследниками.
Старик поднял сверкающие глаза и загадочно улыбнулся.
— Я мог бы легко урегулировать спор, — сказал он, — но никто мне не поверит.
На мгновение он сделал паузу, погладил подбородок, а затем продолжил:
— Ибо я и есть Рэндольф Картер, прибывший с руин Аламута. И я в столь же сильной степени Джеффри Картер, что меня по ошибке можно принять за самозванца. И потому, хотя я владею имуществом обоих Картеров — к сожалению, мне не отходит ничего.
Мы пытливо вглядывались в его лицо; а затем учёный летописец, который смотрел дольше всех, сказал, отчасти вслух, отчасти про себя: «А я-то думал, что новый король воцарился на опаловом троне Илек-Вада в Ултаре, что за рекой Скай».
Перевод: А. Черепанов
Редактура: Б. Лисицын и А. Минис
Лон Прейтер
Музыка в голове
Lon Prater «Head Music», 2003
В две минуты первого ночи Диего резко открыл глаза. Навязчивая, нестройная музыка снова звучала у него в голове, теперь громче, чем когда-либо. Траурные тона то поднимались, то понижались, отражаясь между его висками. Все восемнадцать лет своей жизни он слышал их редкий, слабый, зазывающий шепот, проходящий через все его нутро. Теперь низкая, расходившаяся эхом песнь горна зазвучала громче, навязчивее, получила власть над его телом.
Босой и с обнаженным торсом, он выскочил через дверь-ширму. Прохладная осенняя ночь приветствовала его липкими, солеными объятиями.
Расшатанная деревянная дверь скрипнула и захлопнулась за ним. Ключи от служебного грузовика его отца звенели у него в руке.
Плутоватая луна, полная и желтая, склонилась на горизонте за низким забором из освещенных сзади облаков. Диего прижался голой спиной к холодному пластиковому сидению. Его пронзила бы дрожь, но музыка, направлявшая его тело, этого не допустила. Он в душе порадовался, что лег спать в штанах.
Голой ступней, мокрой от росы и покрытой обрывками травинок, он надавил на педаль газа. Безмолвно, невозмутимо проследил он за тем, как его правая рука повернула ключ. Упрямый двигатель, вернувшись к жизни, недовольно зашумел.
Грузовик, покачнувшись, выехал на пустую дорогу, фары его потухли. Диего совершенно не владел собой — он был таким же пассажиром в своем теле, как и в грузовике.
Ржавая старая громадина шумно понеслась по асфальту, в кузове безумно загрохотали инструменты для озеленительных работ. Диего почувствовал удовлетворение. Он ехал, то возвышаясь, то падая вместе с жалостливой внутренней симфонии; но страха не было.
Пляж относился к государственному парку и был заповедной территорией. Красно-белые знаки грозили внеурочным нарушителям штрафами и тюремными сроками. Штрафы за посещение пляжа были даже более ощутимыми, чем штрафы для тех, кто оказывался достаточно глуп, чтобы брать с собой животных и стекло или заезжать на песок на машинах.
Вероломный грузовик ворвался на погрязшие во мраке дюны. Горестный плач тут же начал затихать, но набирала силу какофония более низких тонов. Он с дрожью осознал, что его тело вновь стало принадлежать ему.
Диего сощурился, всматриваясь в грязное лобовое стекло. Завеса густых серых облаков скрыла почти весь отраженный луной свет. Звезды светили здесь, вдали от города, необыкновенно ярко, отсвечивали в искрящихся гребнях пенных волн. А у кромки воды мерцал влажный песок.
В нескольких метрах от набегающих волн лежал темный бугор. Наклонившись вперед, Диего включил передние фары.
Музыка, игравшая в голове, переросла в разрывающие душу вопли. Его рука невольно метнулась вперед, погасив фары. Вернувшаяся тьма задушила истошные крики, заставлявшие его кровь стыть в жилах, — но он успел мельком уловить очертания твари, лежавшей на пляже.
Он содрогнулся. Становилось тише, ветер успокаивался. Даже немелодичная музыка теперь превратилась в слабое мяуканье — его мозг заполнился новорожденными котятами.
Песок и обрывки травы захрустели под ногами, когда он стал приближаться к созданию. В длину и в обхват оно было с небольшую косатку, но на этом все сходства заканчивались.
Диего обошел его кругом, не в силах постичь, что находилось перед ним. У него была скользкая, бородавчатая серо-зеленая кожа, вся испещренная оранжевыми, похожими на драгоценные камешки чешуйками. Глаз, которые действительно можно было бы назвать глазами, у него не было. Оба конца его трубкообразного тела представляли собой мясистые комки плоти, окруженные множеством гибких веничков и колких усиков. Примерно посередине туловища находилось три больших, испещренных прожилками веера, которые плотно прижимались к телу.
От твари разило запахом стеклоочистителя.
Чем бы оно ни было, это именно оно призвало его сюда, на этот пляж, своей песнью горна. Такие же звуки он слышал все эти годы, только теперь они звучали громче и в них слышалось больше отчаяния.
Одинокая заунывная песнь звучала у него внутри. Она уносила его в пучину печали, заглушая тихое подвывающее многоголосие. Он ощутил странную близость с этой тварью — близость, которую он не мог объяснить.
Первобытная интуиция прорвалась в его сознание. Создание было…
