Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - Василий Потто

Егерских: тридцать девятого …… 801 человек

сорокового …… 709 человек

Здесь находились двадцатой артиллерийской бригады:

Батарейная рота …… 6 орудий

Вторая легкая рота …… 6 орудий

В третьей бригаде, генерал-майора Коралькова:

Ширванский пехотный …… 1337 человек

Сорок второй егерский …… 1410 человек

Восьмой пионерный батальон …… 741 человек

При них двадцать первой артиллерийской бригады:

Батарейная рота …… 8 орудий

Горных орудий …… 4

Всего было пятнадцать батальонов пехоты, восемь тысяч пятьсот шестьдесят человек и сорок полевых и горных орудий.

Кавалерия, под начальством генерал-майора Гаевского, состояла из полков:

Нижегородского драгунского …… 460 всадников

Сводного уланского …… 675 всадников.

Казаки, под начальством своего походного атамана генерал-майора Леонова, также разделены были на три бригады. Первая бригада, полковника Победнова:

Донские полки Иловайского …… 112 коней

Извайлова …… 319 коней

Вторая бригада, полковника Сергеева:

Донские полки Леонова …… 321 конь

Сергеева …… 322 коня

Третья бригада, генерал-майора Завадовского:

Донской полк Карпова …… 245 коней

Четвертый конный Черноморский …… 313 коней

При кавалерии состояло:

Донская конно-артиллерийская рота № 3 …… 12 орудий

Конно-линейная казачья полурота № 5 …… 6 орудий

Итого: кавалерии восемь полков, две тысячи семьсот шестьдесят семь коней и восемнадцать конных орудий. Сверх того, особо при главной квартире, находились:

Сборный линейный казачий полк …… 403 человека

Грузино-татарская конница …… 176 человек

Это были две новые части, производившие, по словам современника, необыкновенное впечатление богатством азиатской одежды, ловкостью всадников и подвижностью их коней.

Не все войска перешли границу, однако 14 июня гренадерская бригада Муравьева еще оставалась в Гумрах и должна была следовать вторым эшелоном вместе с осадной артиллерией, третий эшелон образовывали артиллерийские парки, двигавшиеся из Эривани под прикрытием Крымского полка и черноморских казаков.

Таким образом, в первый момент туркам противопоставлялось только девять батальонов пехоты, всего до пяти тысяч штыков и до двух тысяч четырехсот всадников. Но эти войска были увенчаны свежими лаврами, и не было сомнения, что слава ожидала их впереди – у истоков Евфрата и на полях Анатолии, в местах, прославленных преданиями глубокой древности.

От Гумров до Карса, через селения Тихнис, Пелдырван и Мешко, считается шестьдесят пять верст. Дорога была отличная, и многочисленные обозы следовали, по словам Муравьева, «в порядке удивительном, превосходящем всякое ожидание». Две тысячи арб, две с половиной тысячи вьюков и целые табуны рогатого скота, скученные вместе, шли одной общей колонной, окруженные, как рамой, русскими войсками: впереди – конница, по сторонам – батальоны пехоты. Густая пыль, вздымаемая обозами, стояла на семиверстном пространстве неподвижным облаком и закрывала колонну. Издали казалось, что движется огромное войско.

Первый ночлег корпус имел около Тихниса, на полях, прославленных победой графа Гудовича 18 июня 1807 года. На следующий день, с утра, стали показываться неприятельские пикеты, быстро снимавшиеся при приближении русского авангарда. К вечеру войска переправились через Карс-чай у Джемушлинского брода и ночевали у Пелдырвана, на знаменитом впоследствии Кюрюк-Даринском поле. Здесь к корпусу присоединился и Муравьев с гренадерской бригадой, а вместе с ним прибыли двенадцать осадных орудий. 17-го числа корпус перешел в Мешко.

С горы, лежавшей в двух или трех верстах от русского лагеря и занятой передовыми казачьими пикетами, уже вдали был виден Карс. По прямому направлению до него было верст пятнадцать или шестнадцать. И здесь-то суждено было раздаться первым выстрелам и пролиться первой крови в начинающуюся войну. Когда уже смеркалось, по линии аванпостов вдруг загорелась перестрелка. В лагере ударили тревогу, и весь корпус стал в ружье. Но дело скоро объяснилось. Человек тридцать конных турок, выехавших из Карса, внезапно бросились на казачий пикет – один казак был мгновенно изрублен, другой схвачен в плен. Ни один из соседних пикетов не успел дать вовремя помощь атакованным, и турки безнаказанно ускакали обратно в крепость.

Отважность этой конницы, решившейся на большое расстояние удалиться от крепости, подтверждала полученные сведения, что гарнизон Карса многочислен и составлен из хороших войск, да сверх того с часу на час туда могли подойти турецкая армия из Арзерума и лазы из Ахалцихе. Было известно, что в самый день выступления русских из Гумров карсский паша, видя близкую опасность, отправил несколько гонцов к Киос Магомет-паше с просьбой о помощи. Турецкий главнокомандующий стоял в то время по ту сторону Саганлугских гор, ожидая последних подкреплений и транспортов со снарядами. Он не был еще готов к движению и не спешил, рассчитывая через несколько дней всеми своими силами атаковать русских одновременно с карсским гарнизоном, который выйдет в поле. Киос Магомет известил Эмин-пашу, что будет под Карсом 23 июня, и, между прочим, писал: «Войска твои храбры, Карс неодолим, русские малочисленны. Умей одушевить гарнизон. Мужайся, доколе я прибуду». А сераскир, узнав об опасности, угрожавшей Карсу, тотчас послал ахалцихским лазам вторичное приказание спешить к нему со стороны Ардагана, а трапезундскому паше – сосредоточить сильные резервы на реке Чорохе. Но ни тот ни другие не успели дать своевременной помощи, и когда через несколько дней Киос-паша, окончив свои распоряжения, двинулся наконец вперед, Карс уже был взят русскими.

Рекогносцировка, произведенная из селения Мешко, утвердила Паскевича в мысли, занимавшей еще в Гумрах, начать атаку Карса не со стороны Карадагских высот, а стать на его сообщениях с Арзерумом и, таким образом, отрезать всякую помощь, которую сераскир захотел бы дать осажденным.

С этой целью 18-го числа действующий корпус сошел с большой дороги, идущей из Гумров, и двинулся влево по дуге в расстоянии восьми или девяти верст от крепости. Шел сильный дождь, дороги размылись, и движение колесных обозов сделалось весьма затруднительным. Вся русская конница, при которой находился сам Паскевич, двигалась ближе всех к крепости и одним поворотом направо могла изготовиться к бою, если бы турки сделали вылазку. Но неприятель только следил с высокой крепостной стены за движением русского войска по обширной открытой равнине, а нападать не осмеливался. «Переход сей, – говорил Муравьев в своих записках, – был более похож на триумфальное шествие, в коем однако же колесницы заменялись грузинскими арбами».