Избранное. Романы и повести. 13 книг - Василий Иванович Ардаматский

– Хорошо виден, – ответил француз.

– Взрыв произведете утром, – продолжал Пепеляев. – Но завтра тысячи две заключенных опять погонят рыть ров. Смотрите внимательно, чтоб все успели выйти.

– Мы уже думали об этом, – сказал один из сербов. – Ведь всегда, когда выходят последние заключенные, наружный часовой звонит куда-то по телефону. В это время мы и… – Серб рассек воздух рукой.

Сербы и француз ушли. В каморке остались Пепеляев, Стеглик, доктор Янчик и Баранников.

Обращаясь к Баранникову, Пепеляев сказал:

– У Стеглика и доктора Янчика есть заманчивое предложение – отравить эту бешеную собаку Шеккера. Как ты смотришь на это?

– Собаке собачья смерть.

– В общем, центр за казнь Шеккера. В каком сейчас состоянии паренек Степана Степановича?

– В тяжелом, конечно. А что?

– Держи его при себе. – Пепеляев помолчал. – Никто другой, кроме него, не сможет угостить Шеккера ядом. Ведь он бывает у Шеккера дома. Подготовь парнишку…

Баранников вернулся в пещеру и лег рядом с Демкой, Демка ни о чем не спрашивал.

Он лежал на спине, подложив руки под голову. Горящие его глаза были устремлены вверх. Демка подвинулся. Несколько минут они лежали молча, потом Демка тихо произнес:

– Я все знаю.

– Вот так, Демка, – вздохнул Баранников и положил свою руку на горячую руку парня. – Мы им ответим.

Демка вскочил на колени и, дыша в лицо Баранникова, зашептал:

– Дядя Сергей! Дай мне… да я… я… – Он задохнулся и умолк.

– Будет дело и тебе, – сказал Баранников. – Только одно условие: полное спокойствие. Возьми себя в руки. Иначе дела тебе не видать.

Демка молчал.

Заключенные засыпали нервно и медленно. Пережитое утром мешало уснуть. Кто-то так стонал, будто навзрыд плакал. Часовой, стоявший у входа под тускло горевшей электрической лампочкой, испуганно вглядывался в темень пещеры и перекладывал с руки на руку автомат, точно хотел убедиться, что оружие при нем.

«Боишься, сволочь!» – подумал Баранников.

Баранников так и уснул, держась за горячую Демкину руку. В эту ночь ему приснилось, будто он идет по своему уральскому городу и ведет за руку сына Витьку. А навстречу им медленно движутся серые колонны заключенных. Витька спрашивает: «Папа, кто эти люди?» Баранников, удивленный несообразительностью сына, говорит ему: «Разве ты сам не видишь? Это же солдаты», Витька смеется! «Ну что ты, папа, разве это солдаты? Это же просто оборванцы, нищие». Тогда он грубо дергает сына за руку и в злом отчаянии кричит: «Это солдаты! Понимаешь, солдаты, солдаты!..» В этот момент его разбудил Демка:

– Дядя Сергей, тише! – шептал он ему в ухо.

– Чего – тише? – а- Баранников приподнялся, ничего не понимая.

– Солдат каких-то на всю пещеру зовешь.

– Конечно, солдаты, – буркнул Баранников и перевернулся на бок,

9

Взрыв грянул, когда заключенные, выйдя из подземелья, направлялись на работу.

Земля протяжно вздрогнула, из горловины подземелья вырвались клубы желтого дыма, комья земли, камни. Вертясь в воздухе, как кленовый лист, со свистом пролетела одна из створок ворот главного входа.

В первое мгновение заключенные точно оцепенели. Колонна остановилась. Конвойные бросились к обрыву, чтобы укрыться в овраге. Но послышался свисток офицера, и солдаты, как хорошо выдрессированные собаки, вернулись. Конвой стал плотной шеренгой позади колонны. Офицер крикнул:

– Быстро вперед!

Громадная серая колонна двигалась медленно. Солдаты орали, размахивали автоматами и теперь еще больше походили на овчарок, которые метались тут же с хриплым лаем, но близко к колонне не подбегали – плотная масса людей, по-видимому, пугала их…

Заключенные рыли оградительный ров, но сегодняшняя работа совсем не была похожа на вчерашнюю. Повсюду слышались возбужденные разговоры. Люди то и дело оглядывались на гору, над которой все еще висело грязно-желтое облако. Им казалось, будто все они являются участниками взрыва. Баранников за все время неволи впервые испытывал радостное возбуждение: «Солдаты, черт возьми! Солдаты!» Он вспомнил свой вещий сон.

Работали дольше обычного. Стало совсем темно. Боясь побега, охранники построили заключенных в колонну, но приказа идти долго не было. Примчался мотоциклист, и тогда прозвучала команда: «Марш!» Впереди медленно ехал мотоциклист, освещая фарой дорогу. Заключенных ввели в подземелье не через главдый вход, а с другой стороны горы, где была подъездная железнодорожная ветка.

В пещере к Баранникову протиснулся возбужденный Демка:

– Дядя Сергей! Это им за батю Степу? Да?

Баранников обнял парня, прижал к себе:

– За батю, Дема, за все. Где ты был?

– Да все возле гадов вертелся.

– Ну, как они?

– Начальства понаехало целое стадо! Шеккер белый весь. Я подбежал к нему: «Не надо ли чего, господин начальник?» А он: «Иди к черту». А денщик его радуется.

– Вот что, Дема. Ты с этим денщиком сойдись поближе, – сказал Баранников. – Может быть, он нам пригодится. Понял?

– Понял. – Демка смотрел на Баранникова сверкающими глазами. – Дядя Сергей, только дайте мне его кончить! Вы не думайте, я без ошибки. Дядя Сергей…

– Не торопись.

– Он же скроется! – воскликнул Демка.

– Не торопись.

– Все равно убью.

– Скажи-ка лучше, что ты там еще слышал?

– Я с денщиком сидел. Этот все про свое, – неохотно начал рассказывать Демка. Вроде его должны были за что-то судить, а он написал Гитлеру заявление про свои заслуги. Тогда его отправили сюда, и теперь его судьбу должен решить Шеккер. А тот хочет отправить его за что- то на фронт. Вот он и зол на Шеккера, прямо зубами скрипит. Я, говорит, с ним так посчитаюсь, что небу жарко будет. Как выпил, стал кричать, что Шеккер сам сволочь, а его хочет загубить за какую-то ерунду.

Баранников подумал и сказал:

– Вот что,