Паноптикум Города Пражского - Иржи Марек

Протестую против попытки защитника запутать свидетеля второстепенными вопросами. Его показания были надлежащим образом запротоколированы уже при дознании, и свидетель не обязан в них ничего менять, - заявил обвинитель.

Господин прокурор не хуже меня знает, что все, занесенное со слов свидетеля в протокол, может и должно быть дополнено судебным разбирательством, иначе к чему вообще тогда суд: обвиняемый - в нашем случае невиновный - понес бы наказание прямо на месте преступления, как это водилось в достопамятные времена! - настаивал защитник, взвешивая каждое свое слово.

Председатель призвал обоих господ к порядку и потребовал вернуться к существу дела, хотя знал, что они не подчинятся ему и будут правы. Это был судебный театр со своими законами, и председателю они нравились. От него не ускользнуло, что всего лишь один из участников остается безучастным, ничего не понимает и как бы оглушен всем, что здесь происходит, и это -сам подсудимый. Председателя такая апатия раздражала. Обвиняемый, по его разумению, перед лицом смерти должен принимать в действе самое активное участие.

Защитник ему импонировал, особенно отчаянными своими усилиями опровергнуть безупречно сработанное обвинение, которому нечего было противопоставить и которое могло запросто отправить человека на казнь хоть сейчас. Ему нравилось, как молодой человек отражает натиск доказательств, мотивов, показаний и протоколов.

- Итак, свидетель уверен, что видел той ночью Бурду. Спрашивается, какая могла быть погода, если свидетель так хорошо разглядел в темноте? Или у него как у сторожа настолько натренировано зрение?

Смех в зале.

Свидетель, заикаясь, настаивает, что видел хорошо.

А что, светила луна? - допытывался адвокат.

Да, - подтверждает свидетель и отводит глаза. Он уже собрался было сесть, но неугомонный защитник спешит к председательствующему и протягивает какую-то бумагу.

К сведению суда, вот доказательство того, что свидетель либо ошибается, либо лжет.

Прокурор на повышенных тонах протестует против оскорбления свидетеля. Председатель одновременно делает внушение защитнику и берет из его рук бумагу.

- Прошу присовокупить к делу сводку государственной метеорологической станции, из которой следует, что в ночь с 6 на 7 сентября было новолуние и потому плохая видимость.

Прокурор на мгновение теряет дар речи. Н-да, значит, защитник безошибочно уловил слабину в обвинении и будет атаковать именно в этом направлении. На его месте обвинитель действовал бы точно так же. А теперь ему не остается ничего иного, как протестовать.

Председатель суда, обожающий такие драматические поединки, аргумент защиты принимает. Невооруженным глазом видно, что присяжные слегка ошарашены таким оборотом и не знают, как к этому отнестись.

- Позволю себе спросить свидетеля, действительно ли он хорошо видел Бурду, если ночь была темной?

Свидетель Хлоупек, сезонный сторож, человек средних лет с уклончивым взглядом, беспомощно озирается на своего покровителя, пана прокурора, но тот ничего ему, разумеется, подсказать не может. Тем не менее смотрит на свидетеля ободряюще.

Сторож молчит.

- Свидетель, вам был поставлен вопрос защитником. Прошу ответить, - строго говорит председатель суда, чем приводит допрашиваемого уже в полное замешательство.

- Я видел, то бишь думал, что вижу... - шепчет сторож, пугливо потупив глаза.

По залу прокатывается смех и шум.

- Вынужден констатировать, что показания свидетеля о том, что он видел обвиняемого, идущего лесом в сторону пруда, совершенно недостоверны. Считаю себя вправе отклонить такие показания, - торжественно заявляет защитник и усаживается на свое место.

На лицах присяжных беспокойство, некоторые позволяют себе отпускать замечания, и прокурор это расценивает не в свою пользу.

- Уважаемый суд, - безжалостно бьет в одну точку защитник, - довожу до вашего сведения, что я вызвал свидетеля, который, напротив, видел, как подсудимый той ночью шел в совершенно другом направлении, а именно из корчмы домой.

Но это был последний его удар по обвинению.

Слово опять взял прокурор и весьма удачно провел череду атак. В какие-то минуты сам председатель готов был рукоплескать, так превосходно у него получалось. Особенно когда перед судом предстала супруга обвиняемого, свидетельница, от которой защита многого для себя ожидала.

Она не хотела вредить своему мужу, но после нескольких хитрых вопросов прокурора проговорилась, что вышеупомянутая покойница была мерзавкой, пыталась разбить их семью, и предположила, что у ее мужа могло появиться желание от такой особы избавиться.

Крестьянин смотрел на свою жену укоризненно, а молодому защитнику стоило немалого труда загладить произведенный ею нежелательный эффект.

У прокурора же оставался еще в запасе главный козырь - показания дочери Марии. Все, кто об этом знал, предполагали, что преподнесены они будут по старому доброму рецепту: юному созданию, почти ребенку, предстоит разжалобить присяжных до слез.

Но случилось иначе. Все несколько озадаченно разглядывали представшую перед ними испуганную деваху. Присутствующие ожидали увидеть маленькую девочку, а увидали пышный бюст и крутые бока, распиравшие крестьянское платье.

Произошло это в момент, когда в зал суда проник с новым донесением пан Мразек. Но передать его сейчас пану доктору было непросто - в зале все застыли. Прокурор выспрашивал у молоденькой свидетельницы, что она знает о крестьянине Бурде, а та отвечала односложно и как-то глуповато. Молодой защитник в душе уже ликовал. Нет, эта девчонка не вызовет искреннего сочувствия, слишком уж пышнотела для бедной сиротки.

Он недооценил обвинительную сторону, прокурор припас кое-что совсем неожиданное.

Расскажите, как вы узнали о смерти своей матушки?

Утром. Пришли люди, кричали, я и проснулась.

- И подумали, что с вашей матушкой это сделал обвиняемый Бурда?

Адвокат, вскочив, собрался уже выразить протест, дескать, такой вопрос недопустим, но председатель суда взмахом рукч усадил его на место.

Девушка, опершись о деревянный барьер свидетельской трибуны, ответила:

- Знаю только, что мне приснился в ту ночь чудной сон. В ту ночь, когда с мамочкой это сталось, примерещилось мне что она вдруг вошла в горницу, вода с нее течет, а на голове рана от камня, смотрит она на меня, а я на нее. А потом и говорит: "Глянь, вот что со мной сделал хозяин Бурда".

В зале суда воцарилась жуткая тишина. Адвокат хотел вскочить, но ноги ему не повиновались. В ужасе глядел он на это глупое дебелое существо, и ощущение у него было такое же, как и у всех остальных: на него повеяло какой-то другой жизнью, чем-то потусторонним, недоступным человеческому разумению.

Прокурор подошел к свидетельской трибуне и отвел девочку на место. В эффектах он знал толк.

Сторож Хлоупек потеснился, и она уселась рядом с ним на скамью для свидетелей.

Только тут молодой адвокат опомнился:

Господин председатель, я протестую! Такое давление на суд непозволительно.

Суд сам отберет из показаний необходимое, - ответил слегка выбитый из колеи председатель.

В зале нарастал шум, люди переговаривались и спорили, и председатель взялся за колокольчик, чтоб утихомирить публику. Присяжные ошеломленно таращились на девочку.

- Суд не должен принимать к сведению выдумки несовершеннолетней свидетельницы! - кричал адвокат. - Защита может сослаться на научные доказательства того, что сны не предвещают даже отдаленного подобия действительности. Девочка оказалась под влиянием услышанного, и оно смешалось у нее со сном!

И тут случилось такое, чего не ожидал даже председатель суда. Со свидетельской скамьи поднялся Ян Хлоупек и, косясь куда-то вбок, заявил:

- Позвольте мне сказать!

Председатель кивком предложил ему подойти поближе. Шум в зале перекрыл звон колокольчика, требующий тишины.

- Вы желаете дополнить свои показания? - спросил судья.

- Нет, я хочу только сказать, что тут Мария не обманывает. Когда мы принесли тем утром к их дому утопленницу, она проснулась, выбежала во двор и, причитая, сказала мне: "Видела я сон, что пришла моя мать, вся мокрая, и говорит мне - это сделал хозяин Бурда".

Если после слов девочки залом овладел странный ужас, то теперь воцарились гвалт и замешательство, ничем не сдерживаемые, и голос защитника утонул в этом гуле.

Сторож обвел своим блуждающим взглядом публику и вернулся на место.

Прокурор красноречиво молчал.

Председатель огласил перерыв в слушании. Газетчики и судебные хроникеры бросились на почту к телеграфам. Вот она, самая крупная сенсация процесса!

Кровавый сон несовершеннолетней девочки... Ребенок изобличает убийцу... Мертвая мать открывает дочери правду...

В наступившей суматохе пан Мразек протиснулся к скамье защитника.