В тине адвокатуры - Николай Гейнце

«C'est même trop pour une cameriste! — сказала сама себе Зоя Александровна. — Иначе наживешь беду! — прибавила она уже по-русски, услыхав случайно в разговоре с дочерьми несколько резких мнений Александрины, повторенных последними. — Elle me gâtera mes onfants!..» — мысленно закончила она снова по-французски.

Таким образом Александра Яковлевна вступила в новую роль, но нельзя сказать, чтобы она свыклась с нею. Ее самолюбие в течение нескольких лет было слишком сильно уязвлено мелкими уколами, чтобы изменение ее положения причинило ей жгучую боль, которая побудила бы ее решиться на открытый протест, но оно внушило ей мысль бороться против своих уничижителей подпольными средствами. В голове ее созрел план возврата себе князя Виктора, все продолжавшего, как и в детстве, смотреть на нее влюбленными глазами, — и тем отомстить ненавистной княгине. Увлечь при таком положении дела князя Виктора было нетрудно, но Александрина не рассчитала, что может увлечься и сама, зайти дальше чем следует, и таким образом попасть впросак, что, как мы видели, и случилось. План рухнул. Приходилось созидать новый: план мщения.

К чести Александры Яковлевны надо заметить, что вместе с окончанием укладки последнего чемодана, этот новый план, в общих чертах, уже уложился в ее хорошенькой головке.

— Надо объясниться с княгиней и уйти поскорее из этого проклятого дома! — мысленно заметила она.

Как бы в ответ на эту мысль, дверь отворилась и в комнату вошла девочка лет пятнадцати — Настя, дочь знакомого нам бравого швейцара, назначенная княгиней прислуживать камеристке.

— Княгиня просит вас в угловую гостиную! — произнесла она с испуганно-застенчивым видом.

Этот вид совершенно не был в характере веселой и болтливой Насти, а появился лишь в отношении ее любимицы, Александры Яковлевны, со времени опалы последней — вероятно под влиянием ее отца и остальной прислуги.

Бедная девочка, видимо, не знала как держать себя с бывшей барышней, как прозвали Александрину за последнее время в людской, передней и швейцарской.

— Хорошо, сейчас! — отвечала, очнувшись от своих дум, Александра Яковлевна.

Настя быстро исчезла за дверью.

— Наконец-то! — прошептала Александрита, и бросив на себя беглый взгляд в овальное зеркало, стоявшее на камоде, поправила прическу и твердою походкой вышла из комнаты.

Гостиная была пуста. Александрита остановилась у той самой двери, в которую полторы недели тому назад вошла вместе с князем Виктором. При одном воспоминании об этом вея кровь бросилась ей в голову и на глазах выступили злобные слезы. Она сбросила их энергичным движением век и устремила полный непримиримой ненависти взгляд на портьеру, закрывавшую дверь в комнате княгини. Прошло около получка. Наконец портьера зашевелилась, поднялась, и в гостиной, шурша шелковым платьем, появилась Зоя Александровна.

Обе женщины стояли несколько минут молча друг против друга, как бы испытывая взаимно силу своих взглядов. Обе все время не сморгнули.

Наконец, княгиня начала первая ледяным тоном, избегая местоимении.

— Надеюсь, совершенно понятно, что после всего случившегося дальнейшее пребывание в доме немыслимо…

Зоя Александровна остановилась.

— С этим я более нежели согласна, и уже решила в этом же смысле ранее, чем принуждена выслушивать совершенно ненужное для меня мнение других!.. — надменно вставила Александра Яковлевна.

— И не только в доме, — продолжала княгиня, как бы не слыхав возражения, — но и в Петербурге! Такова непременная воля не только моя, но и князя Василия.

Александрина вспыхнула: молния гнева мелькнула в ее глазах. Она открыла было рот для резкого ответа о праве распоряжаться собой по собственному усмотрению, но вдруг остановилась.

«Ты пока безоружна; с сильными не борись!» — мелькнуло у нее в голове.

— Мне самой давно ненавистен этот город родовитых и чиновных тунеядцев! — скорее прошипела, чем сказала она.

На лице Зои Александровны не дрогнул ни один мускул.

— В назначенный день и час, — начала она снова ровным голосом, — и на назначенный вокзал будет доставлено и передано тысячу сто рублей; сто на дорогу…

Углы рта Александры Яковлевны снова дрогнули. Она хотела крикнуть, что ей не нужно подачек из ее собственных денег, но до боли закусила губу и смолчала.

— Князь Василий желал бы иметь честное слово по вопросу о непременном выезде из Петербурга… — закончила княгиня.

— Я могу дать только княжеское честное слово, которое едва ли удовлетворит князя и княгиню Гариных, если они будут судить по себе, а потому я ограничиваюсь тем, что просто изъявляю согласие.

Она бросила на княгиню дерзкий, вызывающий взгляд, и, медленно повернувшись, вышла из гостиной.

Зоя Александровна выдержала спокойно этот взгляд, но лишь только Александрина исчезла за дверью, княгиня покачнулась и ухватилась обеими руками за спинку кресла. На побелевшем, как полотно, лице выразились неимоверное страдание и бессильная злоба. В таком положении она пробыла несколько минут. Наконец, собравшись с силами, неверной, слабой походкой она удалилась в свой кабинет.

V

Покровительница

Необходимое условие, — уехать из Петербурга, на которое Александра Яковлевна, как мы знаем, согласилась, — внесло некоторое осложнение в ее планы. В Петербурге у нее еще было некоторое знакомство, она могла рассчитывать получить хоть место камеристки, и исподволь выглядывать человека, могущего доставить ей такое положение (в непременной встрече с таким человеком она не сомневалась, зная цену своей наружности и решившись не быть особенно разборчивой в средствах), при котором мщенье семейству Гариных — отныне единственная цель ее жизни — не останется только искренним, сердечным, сильным желанием, а перейдет в дело и доставит ее затоптанному в грязь самолюбию полное торжество.

«Теперь все равно: мне терять нечего!» — решилась она.

Вне Петербурга Александрина не знала никого. Возникал вопрос: куда ехать?

Над ним-то и задумалась Александра Яковлевна, вернувшись в свою комнату. Наконец довольная улыбка осветила ее лицо: она видимо решила вопрос. На самом дела она вспомнила, что дальняя родственница княгини Гариной — наша старая знакомая, баронесса Ольга Петровна Фальк — во время своих ежегодных приездов в Петербург всегда была с ней очень ласкова, называла не иначе как «светлой головой» и «красавицей», а потому Александрина решила ехать в Т., рассчитывая, что баронесса не откажет ей в устройстве ее судьбы или же оставит у себя. Александра Яковлевна знала также, что хотя Ольга Петровна казалась очень расположенной ко всему княжескому семейству — от князя Василия зависела служебная карьера барона, губернатора Т-ской губернии, — во в душе изрядно-таки недолюбливала своих высокомерных аристократических родственников, свысока и покровительственно принимавших провинциальную баронессу. Александрина поняла это из нескольких бесед с Ольгой Петровной в своей комнате, когда та забегала в ней поправить туалет или спросить ее мнение о купленной шляпке или наколке. Баронесса таким образом была единственным вне Петербурга лицом, к которому она могла обратиться в ее настоящем положении, и притом лицом очень подходящим.

— Не надо только, чтобы об этом знала княгиня Зоя! — вслух заключила Александра Яковлевна свое решение ехать в Т.

В этот же вечер она довела до сведения княгини, что завтра с почтовым поездом выезжает в Москву. На другой день на Николаевском вокзале дворецким князя Василия был вручен ей пакет, в котором она нашла одиннадцать радужных бумажек. Посланный, видимо действуя по приказанию, выждал, пока она взяла билет и села в вагон, и удалился с платформы лишь тогда, когда поезд тронулся.

Приехав в Москву, Александра Яковлевна, не полюбопытствовав даже осмотреть первопрестольную столицу, в которой была в первый раз, переехала только площадь, разделяющую Николаевский вокзал от Рязанского, и с первым отходящим из Москвы поездом укатила в Т., куда и прибыла рано утром. Остановившись в ближайшей к вокзалу гостинице, по фамилии ее владельца носящей название «Булгаковской» и помещающейся на Дворянской улице, она быстро переоделась и на том же извозчике, который привез ее с вокзала, отправилась в губернаторский дом.

Ольга Петровна хотя и проснулась, но еще лежала в постели.

— Кто такая? — спросила она горничную, доложившую ей, что ее желает видеть какая-то приезжая барышня. — Так рано?! — сделав гримасу сказала она и зевнула.

— Александра Яковлевна, из Петербурга, от князей Гариных.

— Александрита! — воскликнула баронесса. — Что это значит? Веди ее скорее сюда…

Горничная вышла и через несколько минут вернулась с приезжей.

— Какими судьбами? — встретила ее Ольга Петровна.