Призраки прошлого - Евгений Аллард

Он щёлкнул тумблером — яркое освещение сменилось на мерцающий полумрак, будто сверху набросили покрывало, сотканное из звёздной пыли. Через мгновение я очутился в светлой комнате, сквозь высокие от пола до потолка окна пробивался яркий солнечный свет. Я оглянулся, решив, что должен увидеть Северцева, но передо мной сидела очаровательная худенькая девушка, с ярко-зелёными глазами и стрижкой каре. Душу заполнила тёплая волна любви и нежности к дорогому существу.

— Юлечка, девочка моя, мне очень нужно, — услышал я чей-то голос, показавшийся мне до боли знакомым.

— Зачем? Почему ты не можешь побыть со мной? — спросила девушка, и приблизилась к моему лицу, вдруг я чётко осознал, что вижу все происходящее глазами другого человека. Юля — жена Северцева. — Деньги?

— Да, нам с тобой очень нужны деньги.

— Господи, Гриша, неужели нам вдвоём плохо? Зачем так мучиться из-за какого-то ребёнка. Ну, нет и нет, Бог с ним. Усыновим, в конечном счёте.

— Нет, это должен быть мой ребёнок. Пойми, Юлечка.

Девушка встала, как мне показалось в сильном раздражении, обхватила себя за плечи и пробормотала:

— Неужели ты всерьёз веришь в это проклятье?

— Да не в этом дело! Просто хочу, чтобы после меня что-то осталось. Понимаешь?!

— Ты что собрался умереть, Гриша? Не пугай меня!

Передо мной, как в калейдоскопе завертелись события. Знакомые и незнакомые люди возникали, и тут же исчезали. Вдруг все разлетелось на куски, я оказался в пещере с нависавшим надо мной сводом, услышал шум набегавших на берег волн. В полутьме поблескивали белки глаз. Человек сделал шаг навстречу, страшный удар сбил с ног, сквозь гаснущее сознание пробился женский крик: «Не надо! Гриша! Нет!». Я вздрогнул и открыл глаза. Присев на кресле, с трудом отдышался, вытер пот со лба. С тихим шелестом распахнулся дверь.

— Как вы себя чувствуйте, Олег? — вглядываясь в моё лицо, спросил с тревогой Кастильский. Когда я лишь слабо покачал головой, он нахмурил кустистые брови и поинтересовался: — Вы видели убийцу?

— Да. Но я не знаю этого человека.

— Но узнаете, если увидите?

— Конечно! — воскликнул я. — Никогда уже не забуду, — добавил я, непроизвольно передёрнувшись.

— Жаль, что не смог помочь вам, — с сожалением произнёс Кастильский.

— Нет. Помогли. Я многое понял теперь, — возразил я.

— Будьте очень осторожны, — предупредил Кастильский.

Я вышел на улицу, взглянул на мобильник — пять пропущенных звонков, меня вызывали на съёмки. Я шёл к остановке трамвая, возвращаясь снова и снова к видению гибели Северцева. Я понял, кому принадлежал женский голос, кричавший: «Не надо». Милана была на месте преступления. Она всегда знала, кто убил Григория.

20

В коридоре меня встретила Лиля, осунувшаяся и заплаканная. Теперь я понимал, из-за чего она в таком состоянии, но язык не поворачивался высказать ободряющие слова, они звучали бы фальшиво.

— Олег, гримируйтесь и переодевайтесь, сразу будем снимать, — предупредила она меня.

— Прямо сразу? — удивился я.

Но Лиля ничего не стала объяснять, лишь махнула рукой в сторону открытой двери, из которой доносились голоса.

— Да что же это такое, — причитала Галя. — Не верю я. Хоть убейте, не верю.

Я нарисовался на пороге, Галя запнулась, бросив на меня чуть испуганный взгляд, добавила:

— Олежек, как я рада видеть. Садись. Ты уж знаешь, что Юру арестовали? — поинтересовалась она.

Я кивнул, говорить на эту тему мне не хотелось.

— Не верю я в его виновность, хоть режьте меня, — продолжила она. — У него прекрасные отношения были с Гришей.

— Да ну да, — возразил администратор Виссарион Германовича, удобно пристроившись на кушетке рядом. — Они как кошка с собакой были с Северцевым. Ругались почём зря. То Григорий на съёмки опоздает, то сцепится с Игорем Евгеньевичем, то гонорар его не устраивает. То пропадёт на несколько дней, Лифшиц с собаками его ищет, а Гришка в казино сидит. Да что говорить!

— Из-за таких мелочей убивать? — всплеснув руками, воскликнула Галя. — Не верю!

— Ну, поссорились в очередной раз, Лифшиц Гришку и того. И орудие убийства, то есть ножичек этот, у него нашли.

— Орудие убийства? А что же он его не выкинул? Хранил как память? — не выдержал я.

Виссарион Германович, уловив, в моих словах ядовитую усмешку, насупился и проворчал:

— Откуда мне знать? Может и хранил. Ментам лучше знать.

— Да, нашим ментам всегда все хорошо известно, — язвительно прокомментировал я.

— Олежек, а у тебя подозрения имеются? — осторожно спросила Галя. — Ты знаешь, кто на самом деле убил Гришу?

Я запнулся, осознав, что вмешался совершенно напрасно, но отказываться было поздно.

— Я слишком мало общался с Лифшицем, — уклончиво начал я. — Но мне кажется, он не способен на убийство.

— Вот-вот, и я говорю, — обрадовано подхватила Галя.

— Много вы понимаете, — обиделся администратор. — Я самолично слыхал, как Гришка ругался с Юркой. Гришка кричал, что пойдём к ментам и все расскажет. Значит, на Юрке-то не одно чёрное дельце-то висит. А Гришка-то про это прознал, и шантажировать стал. Угрожал, стало быть, разоблачением. Вот и поплатился.

— А чем конкретно Григорий угрожал? — поинтересовался я.

— Грил, что вы, мол, воспользовались моим обстоятельствами тяжёлыми и втянули в грязное дело, — важно изрёк Виссарион Германович.

Перед глазами всплыла сцена в кафе, когда Розенштейн громогласно отчитывал Лифшица за то, что тот никак не может найти Северцева. Если он оба прекрасно знали, что Григорий мёртв, для чего разыгрывать представление на публику? Но тогда при чем тут моё видение, в котором Лифшиц не присутствовал? Но кто сказал, что я должен верить тому, что мне привиделось?

— Ну вот, все готово, — мягко проведя по моим волосам, произнесла Галя. — Давай, Олежек, ни пуха тебе! Знаешь ведь, сегодня заканчиваем.

В костюмерной я переоделся в жалкий, потрёпанный костюм, и с досадой решил, что под конец съёмок у группы стало плохо с финансами. Но попав на съёмочную площадку, я потерял дар речи от великолепия обстановки, живо воскресавшей в памяти дворцовые залы. Просторное помещение сплошь заставленное старинной мебелью. Обтянутые золотистым шёлком, украшенные резными финтифлюшками диваны со спинками в виде тетивы лука. Кушетки, кресла, стулья с гнутыми ножками, четыре хрустальные люстры на бронзовом основании, похожем на диковинные цветы.

Высоченные арочные окна, задрапированные плюшевыми портьерами и ламбрекенами с бахромой. На второй этаж вела широкая, винтовая лестница с ажурными, чугунными перилами и ступеньками из белоснежного мрамора. Потолок из брусков отполированного красного дерева. У стены я заметил рельсы с камерой, за которой суетился Кирилл с помощниками. Посреди всего этой роскоши я ощущал себя чрезвычайно дискомфортно в замызганном костюмчике.

На диване, положив ногу на ногу, вальяжно развалился Мельгунов, всем видом показывая, как ему все смертельно наскучило. Он смерил меня изучающим взглядом и вновь углубился в философские размышления.

— А, Олег. Сегодня твои мучения закончатся, сможешь домой отчалить. Только не расслабляйся. Чтобы все оперативно, — послышался голос Верхоланцева. — Пока эта жидовская морда не примчалась, — горячо дыша мне в ухо, заговорщицки прошептал он, и добавил громче: — Читай сценарий, и начнём.

Я выхватил из рук мгновенно подбежавшей Лили сценарий, полистал и с досадой осознал, что Непогода опять изменил текст, впрочем, мой затрапезный костюмчик оказался более чем к месту. Я так увлёкся прочтением, что не заметил, как кто-то нежно обнял меня сзади и только по окутавшему меня, словно лёгкое облако, дурманящему аромату духов, длинным, нервным пальцам понял, что это Милана. Раньше она не показывала так откровенно свои чувства. Я быстро обернулся, прижал её руку к губам. Она приникла ко мне и шепнула на ухо такое, из-за чего меня бросило в жар.

— Правда? — не веря своим ушам, переспросил я, вглядываясь в её искрящиеся от радости глаза.

— Правда-правда! Только это наш секрет. Пока, — предупредила она меня, прижав пальчик к моим губам и лукаво улыбнулась.

— Так-так, начинаем работать, — громко возвестил Верхоланцев, хлопая в ладоши.

Милана чмокнула меня в щёку и выбежала из комнаты. Я взглянул на Верхоланцева, но он даже ухом не повёл, встал у двери и взглянул на Мельгунова, который по-прежнему изображал из себя лениво отдыхающего барина:

— А где Давид Григорьевич? — вдруг поинтересовался Мельгунов.

— Он сильно занят, будет позднее, — объяснил, хитро улыбнувшись в усы, Верхоланцев. — Пока без него начнём.

Мельгунов скривился, но не стал протестовать.

— Ну и что ты хочешь от меня, Франко? — лениво произнёс он свою первую реплику.