Отражения свободы (СИ) - Залата Светлана

Какая разница, как умирать?

Прикосновение к каменному сердцу приносит знание. На миг все тайное становится ясным.

Те щиты, что поддерживала Саша по просьбе Анатолия ритуалом, щиты во внутренней сфере, что накрывала жилую поляну Затронутых, не давали убить никого под ними. Вообще никого. Как и не давали уйти по Отражению и не давали ничему опасному просочиться за свои границы. Потому оборотни и продержались так долго против сильнейших магов. Идеальная защита для всех живущих на поляне, идеальный контроль и идеальное предохранение от плодов проводимых там экспериментов всех окружающих.

Простой и элегантный план — заманить к бомбе нужных людей, отключить защиту и мгновенно взорвать заряд, пока никто не успел опомниться. Если оставить тот щит, который предохранял окружающее от всего, вылетающего из внутренней сферы, то вместо поляны останется выжженной пятачок земли, а все, кто был там, сгорят быстрее, чем волки у менгира. Но дальше из сферы не вылетит ни единой частицы или волны энергии. Если убрать все щиты… Тогда сгорит все вокруг.

Надеюсь, ублюдок не успеет ничего дерьмового сделать после моей смерти.

Ответить внутренний голос не успевает. Красный росчерк врезается в грудь — и мир заволакивает тьма.

Глава 9

Саша пришла в себя на земле около камня, но теперь вокруг не было ни обгорелых тел оборотней, ни Ани, ни человека в маске, ни оперативника Ордена. Вообще никого.

Только уже знакомый волк смотрел на нее из-за ближайшего дерева.

— Ты вновь мой проводник? — от усталости не остается и следа. К тому же здесь все как-то… Знакомо, что ли. Как-то даже по-домашнему, ведь вид мощного дикого зверя успокаивает.

Волк, словно в ответ на ее слова, чихнул — и направился куда-то вглубь леса, без всяких тропинок и дорожек.

— Хорошо, пойдем.

Саша пожала плечами и пошла за зверем, бросив последний взгляд на камень. Теперь в нем не было ничего монументального и основательного. Просто… Просто камень, и все. Хотя эта самая монументальность и основательность, кажется, полностью перешла к ней. Никогда еще Саша не чувствовала себя настолько хозяином чего-либо, не ощущала настолько полной власти, полной свободы делать все, что захочет.

Короткая мысль — и вот уже деревья расступаются перед волком и перед ней. Не пробираться же через буераки, в самом деле?

Она идет за пушистым проводником, чувствуя, что нынешняя лесная тишина давит на уши. Как и то, что больше тут никого нет и не будет. Никогда — ведь этот мир только ее. Ее и ничей больше. Саша тут хозяйка и единственный обитатель. Вслед за волком она проходит по лесу. С запозданием понимая, что теперь нет под ногами мягкого мха, а вместо дымки в верхушках деревьев над ними стоят грозовые тучи. Первое ее расстраивает, второе, как ни странно, скорее воодушевляет.

Что-то словно нависло над этим местом. Наверное, кого-то это должно было испугать. Должно было вызвать желание разогнать тучи и вернуть на небо предрассветную дымку или и вовсе разместить в вышине яркое солнце. Но Саше всегда нравился дождь. Где угодно — и это странное место не было исключением.

Волк привел ее к пещере, узкий вход в которую обнаружился в одном из лесистых холмов. И остановился как вкопанный.

— Ты считаешь, что мне сюда?

Зверь кивнул.

— А ты со мной не пойдешь?

Вместо ответа волк только лег, вытянув лапы и положив на них голову.

— Будешь здесь ждать? Ну хорошо. Ладно, тогда я пойду без тебя.

Саша садится на корточки и запускает ладони в мягкую шерсть зверя. Волк покорно переносит ласку, и даже раз выворачивается, задевая ее кожу шершавым языком. Он виляет хвостом, и умные глаза смотрят… С тревогой? Или это отражение ее собственных тревог?

Саша чувствует — ей туда, в пещеру. Там что-то… Что-то есть. Что-то, что способно изменить все вокруг.

Вот только она не уверена, что хочет что-то менять. Но ее никто не спрашивал.

— Надеюсь, я скоро вернусь, — она в последний раз треплет волка по голове и поднимается.

Не без внутренней дрожи Саша ступает в темный проход. Это длинный узкий тоннель, который во многих местах касается ее кожи. Камень неприятен и шероховат, и каждое прикосновение словно бы отдирает кусок плоти, пусть нет ни крови, ни боли. Но она продолжает идти, видя вдали слабый свет и чувствуя желание прийти к нему.

Свет приближается, и едва протиснувшись около очередного каменного выступа, Саша оказывается на пороге пещеры. И замирает, чувствуя, как сердце готово выпрыгнуть из груди.

Пещера не слишком большая, но все же здесь нашлось место для ручейка, протекающего буквально в паре шагов от ее ног. А за ручейком стоит накрытый стол, за которым сидит ее семья. Улыбающаяся мать, отец, который, кажется, помолодел на десяток лет, Виталик с неизменной ухмылкой и теплотой в глазах, бабушка Марта, дедушки Толя и Артем, еще одна женщина, так похожая по фотографиям на мать мамы, Софию Алексеевну, которую Саша так никогда и не видела. И другие — мужчины и женщины, незнакомые, но похожие на нее лицом и телом.

Стол накрыт словно на Новый год. Оливье, селедка под шубой, запеченная утка, так любимая мамой, нарезки хлеба и колбасы, апельсины и мандарины, даже так знакомая маленькая нарядная елочка в центре.

Из двери в дальнем конце помещения появляется смутно знакомая Саше женщина. Память подсказывает, что ее зовут Марина. Мамина сестра, погибшая тогда, когда самой Саше едва исполнилось восемь. Марина выносит здоровенный торт «Наполеон» из кухни, Саша почему-то уверена, что за этой дверью скрывается именно кухня, и ставит его прямо напротив единственного пустого стула.

Никто из сидящих не говорит ни слова. Или говорит, но крошечный ручеек отрезает произнесенное от Саши. Но она и без слов знает — это пустое место осталось для нее. Место там, где она вновь встретит их всех. Там, где они соберутся за столом, где будут разговаривать, где мать наконец расскажет рецепт утки, а тетя так хорошо получавшегося у нее торта, где Виталик поделится последними футбольными новостями…

Саша заносит ногу, желая переступить текущую воду, единственную преграду на пути к семье — и почему-то бросает взгляд на отца. Он смотрит на нее с каким-то странным, теплым сочувствием. И единственный без улыбки на лице.

На секунду Саше на ум приходит Человек в Черном.

Осколок чьей-то личности, который ее собственный разум облачил в одежды отца и в его тело. Кто-то, кто хотел ей помочь. Зачем? Кто-то живой, что странно, ведь вся ее семья здесь.

Да и они тебе не слишком-то рвались помогать, а? Когда еще были живыми.

Прекрати — обрывает она сама себя. И вздрагивает от едкого слова внутреннего критика.

Когда были живыми.

Саша смотрит на собственную занесенную над тонкой водной преградой ногу.

Были живыми.

Она не сможет вернуться, если сделает шаг. Навсегда останется здесь.

Не все ли равно?

Нет, — неожиданно понимает она.

Вовсе не все равно.

Семейная идиллия. Прекрасная семейная идиллия вместо мудака с атомной бомбой и безумным планом по уничтожению могущественных магов, просто магов и вообще всех вокруг.

Разве не лучше присоединиться к торжеству?

Саша не знает, что ответить. Желание вновь оказаться вместе с родными никуда не исчезло. Она будет дома. Вернет то, что потеряно. Забудет обо всем, что случилось. Наконец-то освободится от боли и сожалений, перестанет жалеть о том, что не остановила в тот вечер отца, не отговорила брата ехать в ночь выпив, не отвела мать вовремя к врачу…

Саша вновь почти делает шаг — и вновь ловит взгляд отца. Теперь уже почему-то грустный.

Если она перейдет ручей — то не сможет вернуться обратно. Ни в свой грозовой лес, ни куда-то еще. Не сможет узнать, кто был Человеком в Черном и зачем пришел к ней на помощь. Не сможет выполнить волю Анатолия, отдавшего жизнь за свою дочь, ведь некому будет рассказать о его подвиге на суде. Черт, да тогда она не сможет помещать безумному предателю в маске сделать все, что он хочет, с камнем и щитами.