Мальчики в пещере - Мэтт Гуттман

В то время как Андерсен отвечал за планирование, задача Ходжеса состояла в руководстве операцией и поддержании связи с американским командованием и тайским правительством. Он не мог позволить себе дезинформировать их. Поэтому повторилась ситуация вроде той, когда нашли мальчиков: требовалось подтверждение.

«Вы уверены? Абсолютно уверены? Ребенок дышит?»

Ответ: «Ага. С ним все в порядке. Лежит передо мной. Мы работаем над тем, чтобы перенести его из «Третьего зала» во «Второй». Ходжеса отпустило. «Я ИСПЫТАЛ ОГРОМНОЕ ОБЛЕГЧЕНИЕ, – ВСПОМИНАЛ ОН. – НИЧЕГО СЕБЕ, А ПЛАН-ТО СРАБОТАЛ. Мы и правда можем это сделать. Понятно, что доставить их в «Третий зал» еще не означает доставить домой в целости и сохранности, но самое трудное позади».

Нотэ, невольно послуживший в качестве подопытной мыши, определенно еще не был дома в целости и сохранности. Понадобился час, чтобы вынести его из пещеры, упакованного привычным способом: полнолицевая маска, кислородный баллон, четырнадцатилетний мальчик, обернутый в пластик носилок-тянуш, в сопровождении Мэллинсона, не сводящего с него глаз на протяжении всего пути. Андерсен решил покинуть насыпь, где размещалась штаб-квартира, чтобы стать свидетелем исторического возвращения из этой проклятой пещеры.

Почти у самого устья он встретился с Мэллинсоном, который сказал: «Дерек, они поменяли баллон в «Третьем [зале]», но, может быть, стоит проверить манометр». До Мэллинсона стало доходить, что мальчик уже час присоединен к одному и тому же резервуару с кислородом. Маска постоянного положительного давления отлично проявила себя в условиях воды, исправно подавая обогащенный кислородом воздух в дыхательную систему ребенка. Однако если смесь в баллоне закончилась, то в маске можно было задохнуться – все равно что прижать подушку к лицу. Чтобы сделать вдох, нужно с силой втянуть воздух через резиновые ограничители по краям маски. Человек в сознании, сконцентрировавшись, сможет, а вот ребенок в коме – нет.

АНДЕРСЕН ПРОВЕРИЛ ПОКАЗАНИЯ ОСТАТОЧНОГО ДАВЛЕНИЯ И ТАК И СЕЛ, УВИДЕВ, ЧТО СТРЕЛКА УШЛА ДАЛЕКО В КРАСНУЮ ЗОНУ, ПОЧТИ НА ПОСЛЕДНИЕ ДЕЛЕНИЯ ТАБЛО. ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО МИНУТ, И МАЛЬЧИК ЗАДОХНУЛСЯ БЫ.

Он схватил за рукав доктора, следовавшего вместе с носилками: «Нужно либо немедленно снимать с него маску, либо доставить в полевой госпиталь в ближайшие пять минут».

Это происшествие отрезвляюще подействовало на Андресена. Он понял: несмотря на то, что самая опасная часть маршрута приходилась на долю одиночного аквалангиста, добирающегося из «Девятого зала» в «Третий», риск сохранялся на протяжении всего пути. К нему пришло осознание, что с учетом беспрецедентной сложности миссии, пока дети полностью не придут в себя в полевом госпитале, развернутом в лагере, рано считать, что они вне опасности.

Следующих мальчиков, Терна и Ника, удалось доставить без приключений. Стэнтон тем временем замыкал тыл с Найтом, у которого налицо были симптомы пневмонии, с тем самым мальчиком, которого доктор Харрис уже готовился потерять после инцидента в «Восьмом зале». В «Пятом», при поддержке Караджича и Брауна, Рик сделал ему еще один укол, четвертый. Вернув Найта в бесчувственное состояние, Стэнтон сконцентрировался на преодолении одного из самых коварных участков – вертикальной ловушки перед последним погружением сразу за «Четвертым залом». Все аквалангисты считали это место самым сложным. Здесь ходовой конец шел резко вверх, дайверам приходилось запоминать и его положение, и порядок движений, которые необходимо совершить. Видимость составляла несколько сантиметров, поэтому сложно было понять, насколько близко он подобрался к западне. Рик уже попадал в нее во время предыдущих заплывов: «Ты чувствуешь, что ходовик вдруг уходит каким-то совершенно невозможным образом. Попробуй найди точку, в которой можно протиснуться».

Он сравнил это с игрой в прятки в огромной комнате, заставленной мебелью. Да, по комнате проложена путеводная веревка, вот только она то запутается в толстых ножках дивана, то намотается вокруг спинки перевернутого стула. И приходилось нащупывать дорогу, стараясь не попасть в тупик и ни на секунду не выпускать ходовой конец. А нащупывать дорогу, не имея свободной руки, та еще задача, ведь нужно держать одновременно и ходовик, и мальчика. Стэнтон помнил, что он привязан к ребенку, поэтому иногда просто укладывал его на пол в туннеле, оперев на кислородный баллон, пока шарил вокруг в поисках выхода. Наконец нашел, пропихнул туда Найта и уверенно поплыл последние 130 метров до «Третьего зала».

Тело в руках Стэнтона выглядело совершенно мертвым. Ни единого различимого признака жизни мальчик не подавал. Ходовик дернулся, американский десантник Кен О’Брайан прокричал: «Тащи!» Рик подал вперед мальчика. Как только сержант вытянул его, а Стэнтон громко спросил: «Он еще жив?!» Зал снова охватила гробовая тишина, пока О’Брайан, прижав ухо к груди подростка, прислушивался к стуку сердца. Через мгновение он поднял большой палец вверх: «Жив!» Еще час бега по пересеченной местности, облегченного, впрочем, использованием веревочной системы и носилок, и он окажется если не дома, то хотя бы в карете «Скорой помощи».

Андерсен настаивал, чтобы врачи сохраняли бдительность даже после того, как дети оказывались в «Скорой». Следовало осторожно снять с бесчувственных тел снаряжение, которое впоследствии вновь пойдет в дело. Гидрокостюмов на всех не хватало, а масок было всего четыре. За последние несколько дней благотворители из магазинов дайверского оборудования и спасательных организаций по всему миру прислали в лагерь сотни полнолицевых масок, а ведь каждая из них стоила около $800. Но ни одна не обеспечивала постоянной подачи воздуха. НЕСМОТРЯ НА УЧАСТИЕ ТЫСЯЧ СПАСАТЕЛЕЙ И ВОЛОНТЕРОВ, НА ГОРЫ ОБОРУДОВАНИЯ СТОИМОСТЬЮ В МИЛЛИОНЫ ДОЛЛАРОВ, ОНИ РАСПОЛАГАЛИ ВСЕГО ЛИШЬ ЧЕТЫРЬМЯ МАСКАМИ, ПРО КОТОРЫЕ С УВЕРЕННОСТЬЮ МОГЛИ СКАЗАТЬ, ЧТО ОНИ СРАБОТАЮТ. И все они были предоставлены отрядом специального назначения ВВС США. Следовательно, их нужно было аккуратно отстегнуть, как только мальчиков освобождали от гибких носилок и загружали в машину «Скорой помощи». Андерсен вспоминал, что ему не раз приходилось хватать доктора за руку, когда он порывался разрезать гидрокостюм или резиновые крепления маски.

Я готовился к выступлению в прямом эфире передачи «Доброе утро, Америка» на перекрестке, примерно в 360 метрах от входа в пещеру, когда в сгущающихся сумерках по стволам деревьев запрыгали разноцветные сигнальные огни подъезжающей машины. Мы гадали: «Полиция или «Скорая»?» Через несколько мгновений увидели, как она неторопливо катится по изрезанной колеями дороге – свет фар и короткий гудок сирены. Последние несколько часов мы беспрерывно освещали развитие событий, вот только средствам массовой информации почти ничего не сообщали. Мы наблюдали, как приезжают и уезжают «Скорые», и подозревали, что что-то происходит с того самого момента, как полицейские и солдаты согнали журналистов на ананасовое поле. Мы знали, что спасательная операция началась, и нас предупредили, что она займет от восьми до десяти часов, но не имели никакого представления об исходе. Когда мимо спешили машины «Скорой помощи», раздавались ликующие крики: большинство журналистов и