Свадьба на Рождество - Валери Кинг

Прихлебывая чай, Гонория рассматривала ленту из розового шелка, которой была обшита ее мантилья. Разговор не клеился, и она никак не могла придумать, с чего начать. На ленте были вышиты два десятка крошечных розочек, на эту вышивку Гонория потратила три недели кропотливого труда. Она очень гордилась своим искусством, оправдывая это грешное чувство мыслью, что это была, в конце концов, невинная гордость. Вообще-то она презирала всякое тщеславие от всей души.

С мантильи Гонория перевела взгляд на Беатрису, которая тихо играла в куклы на ковре у камина. Беатриса уже сообщила ей, что хотела поиграть с Китом, но Кит упал с лошади и теперь сидел у себя в комнате с рукой на перевязи. Одно воспоминание об этом вызвало у Гонории неприятное ощущение: она не выносила физической боли.

Мысль о боли привела ее к размышлению о предстоящем замужестве. Ей ведь придется рожать детей, и жених уже выразил желание иметь нескольких… Нет, не следует поощрять его надежды, что она согласится больше чем на одного или двух наследников. Нужно поговорить с ним об этом заранее.

От мысли о том, что ей придется терпеть родовые муки, Гонории чуть не сделалось дурно. Она постаралась выбросить из головы эти неприятности и взглянула на Джудит, погруженную в вульгарный модный журнал. Какая все-таки легкомысленная девушка! Гонория приподняла бровь, рассчитывая этим показать свое неодобрение. Ее будущая золовка ничем, кроме моды, не интересовалась и при этом была крайне упрямой и тщеславной. Подумать только, нацепила жемчужные серьги, а на дворе еще белый день!

Гонория вздохнула и перевела взгляд на Констанцию. Ей всегда казалось, что из всех Лейтонов у Констанции было больше всего положительных качеств. К сожалению, Джудит слишком ее опекала, чтобы этим качествам можно было развиться. Но Гонория твердо решила, что, как только станет женой Хьюго, она обязательно попытается разлучить близнецов. Быть может, Джудит удастся отправить в Бат к ее тетке Филипс, тогда Гонории будет легче завоевать симпатию остальных Лейтонов. Да и мысли Констанции, быть может, обратятся к более серьезным и достойным предметам… Поскольку за спиной Констанции прохаживалась у окна Амабел, Гонории ничего больше не оставалось, как переключить на нее свое внимание. И сразу необъяснимое раздражение овладело ею. При ее чувствительности она просто не выдерживала вида Амабел на ногах! Ей казалось, что в любую минуту Амабел может упасть, с ней начнется истерика, и что тогда им всем делать? Гонории стало настолько не по себе, что она отвернулась и отпила еще глоток чаю. Нет, после своей свадьбы она непременно избавится от Амабел — пансион мисс Тиверсолл будет ей очень полезен.

— Вам нехорошо, мисс Юлгрив? — услышала она мягкий голос Мэри.

Во всяком случае, мисс Фэрфилд наверняка постаралась смягчить свой голос, но в нем все же было что-то, неприятно подействовавшее на Гонорию. Она с трудом удержалась, чтобы не поморщиться, и только с величайшим усилием заставила себя взглянуть Мэри в лицо.

— Я вполне здорова, уверяю вас. Я просто не привыкла видеть Амабел такой… такой энергичной и оживленной. Я никак в себя не могу прийти от ее удивительного выздоровления.

Мэри взглянула на Амабел, и та ответила ей выразительным взглядом. Этот взгляд красноречивее любых слов дал Гонории понять, что Амабел ее не любит. Это ее так поразило, что, когда она опустила чашку на блюдце, чашка звякнула. А у Гонории чашки никогда не звякали!

Она взглянула на часы, все еще нелепо украшенные остролистом и красными атласными лентами, и увидела, что провела в гостях двадцать минут. Чувство приличия требовало, чтобы прошло по крайней мере еще десять, прежде чем она могла удалиться!

Гонория вздохнула и в тоске посмотрела на камин, где полыхало рождественское полено — вернее, то, что от него осталось. «Какие напрасные расходы! — подумала она. — Когда я стану хозяйкой Хэверседжа, никаких больше рождественских поленьев. Для праздничного настроения в канун Рождества вполне достаточно обычных дров».

— Не хотите ли миндального печенья? — снова обратилась к ней Мэри. — Кухарка только сегодня утром испекла.

Гонория с трудом подавила раздражение. Мисс Фэрфилд, конечно, очень любезна, но разве она не понимает, что у гостьи слабое здоровье и что сладости среди дня могут повредить ее пищеварению?

— Нет, благодарю вас, — сказала она твердо и на этот раз совершенно бесшумно опустила чашку на блюдце.

Осознав, что еще не утратила эту способность, Гонория вновь обрела душевное равновесие. Пожалуй, она даже смогла бы пробыть в этом обществе лишние пять минут.

Гонория уже хотела улыбнуться и спросить Беатрису, как у нее идут дела с чтением, но тут девочка, повернувшись к ней, неожиданно спросила:

— Вы влюблены в мистера Белпера?

Гонория не могла понять, как это случилось. Никогда в жизни она не роняла чашки! Это был несмываемый позор. Пока мисс Фэрфилд, Джудит и Констанция, ахая и всплескивая руками, промокали мягкой салфеткой ее зеленую шелковую мантилью, Гонория, совершенно ошеломленная, смотрела, как по ткани расползается отвратительное желтое пятно.

— Я не понимаю, — сказала она, глядя на столпившихся вокруг нее девушек. Когда они помогли ей, чем могли, мисс Фэрфилд проводила ее в комнату экономки.

— Не огорчайтесь так, дорогая! — воскликнула Мэри. — Миссис Певистон знает состав, прекрасно удаляющий пятна от чая.

— Да-да, — рассеянно пробормотала Гонория.

Право же, она будет счастлива, когда они с Хьюго поженятся, потому что тогда она сможет избавиться от всех этих детей. А что такое сказала ей Беатриса? Гонория никак не могла вспомнить, но, кажется, это было что-то про мистера Белпера. Как странно! Из-за мистера Белпера она уронила чашку! Как такое могло случиться?..

24

Хью нашел Лоренса в конюшне за кузницей. В лохмотьях нищего он сидел на куче соломы, прислонившись к стене и закрыв глаза. Амабел рассказала Хью, как выглядит Лоренс, да он и сам вспомнил, что видел горбатого нищего на улицах Эбботс-Энд много раз. Но все же, если бы он не знал об этом маскараде, он готов был бы поклясться, что перед ним настоящий нищий.

Глядя на своего старого друга, Хью неожиданно почувствовал, что весь его гнев на него куда-то исчез. Узнав о постигших Лоренса несчастьях, о потере наследства и о том, как много он сделал для бедняков Дербишира, Хью преисполнился к нему сочувствием и уважением. Он часто думал, как бы сам поступил при подобных обстоятельствах. И приходил к выводу, что скорее всего не столь достойно…

И все же Хью не мог удержаться, чтобы не подшутить над ним.

— Эй ты! — крикнул он. — Почему бы тебе не попросить помощи у Белого Принца? Он отнял у меня кошелек три недели назад. Уж мог бы он уделить тебе шиллинг или по крайней мере какое-нибудь старье из одежды!