Наперекор земному притяженью - Олег Генрихович Ивановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юрий спросил полушутя-полусерьезно:
— Как по данным медицины, сердце бьется?
— Пульс у вас шестьдесят четыре, дыхание — двадцать четыре. Все нормально.
— Понял. Значит, сердце бьется!
Посчитали бы пульс у кого-нибудь здесь, в бункере. Интересно, сколько бы ударов было? Уж никак не шестьдесят четыре.
В нашей комнатке становилось тесновато. Прошли еще минута-две. Через открытую дверь донесся вой сирены. Это сигнал не для нас — для тех, кто, не дай бог, замешкался с отъездом где-нибудь неподалеку. Хотя таких быть не должно. Порядок строгий.
В коридоре промелькнули три фигуры. Королев, Воскресенский, Кириллов. Дверь в пультовую тут же закрылась. Из динамика голос:
— Пятиминутная готовность!
Медленно, медленно тянутся минуты. Голос Королева в динамике:
— «Кедр», я «Заря», сейчас будет объявлена минутная готовность. Как слышите?
— «Заря», я «Кедр». Занял исходное положение, настроение бодрое, самочувствие хорошее, к старту готов.
Должен еще раз признаться, что волнение, громадное напряжение тех минут не оставляли места для мысли о стенографировании. Мы слышали эти фразы, понимали, знали их значение, но запомнились ли они? Одна-две, не более. Только потом помогли магнитофонные записи.
— Всем службам космодрома объявляется минутная готовность! Готовность одна минута!
Тишина такая, что казалось, не дышит никто.
— Ключ на старт!
Оператор на главном пульте повернул металлический серый, с кольцом на конце небольшой ключ.
— Протяжка один! — это включились регистраторы.
— Продувка!
— Есть продувка!
— Ключ на дренаж!
— Есть ключ на дренаж! Есть дренаж!
Захлопнулись на баках дренажные клапаны, перестал парить кислород, контур ракеты стал отчетливей. Но это отмечал лишь в сознании. Видели это своими глазами только Леонид Александрович Воскресенский и Анатолий Семенович Кириллов.
В динамике — голос Гагарина:
— У меня все нормально, самочувствие хорошее, настроение бодрое, к старту готов. Прием…
— Отлично. Дается зажигание. «Кедр», я «Заря-один».
— Понял вас, дается зажигание.
— Предварительная!
— Есть предварительная! — это режимы выхода двигателей на основную тягу.
— Промежуточная… Главная… ПОДЪЕМ!!!
И вдруг сквозь шорох помех и обвальный грохот работающих двигателей из динамика голос:
— Поехали-и-и!
— Одна… две… три… — это хронометрист отсчитывал секунды.
Слышу голос Сергея Павловича:
— Все нормально, «Кедр», я «Заря-один». Мы все желаем вам доброго полета!
Ракета пошла. Казалось, что миллионы рук и сердец человеческих, дрожащих от чудовищного напряжения, выносили корабль на орбиту. И «Восток» вышел на орбиту!
Все сорвались со своих мест. Сидеть и стоять больше сил не было. Самые разные лица: веселые, суровые, сосредоточенные — самые разные. Но у всех — слезы на глазах. И никто не стесняется этих слез. Обнимаются, целуются, поздравляют друг друга.
В коридоре у пультовой окружили Сергея Павловича. Наверное, по доброй традиции подняли бы на руки, да качать негде. Потолок низковат. Кто-то снял с рукава красную повязку и собирает на ней автографы. Мелькнула мысль: «Вот это да! Правильно! Такое не повторяется!» Подошел к Королеву:
— Сергей Павлович…
— Давай, давай…
Эта повязка с автографами Королева, Келдыша, Воскресенского, Галлая и вернувшегося из полета Гагарина — самый дорогой сувенир в моем шкафу.
Из коридора вышли наверх. На первой же подвернувшейся машине удалось уехать на пункт связи. На площадке народу полным-полно…
Из динамика — торжественный голос Левитана:
«…Первый в мире космический корабль-спутник «Восток» с человеком на борту. Пилотом-космонавтом космического корабля-спутника «Восток» является гражданин Союза Советских Социалистических Республик, летчик, майор Гагарин Юрий Алексеевич…»
Как майор? Почему майор? Ведь полетел он старшим 250
лейтенантом? Потом… потом. Праздник, большой праздник. Человек в космосе! Человек на орбите! «Юра. Юрий. Гагарин…» — только и слышалось кругом.
— Ну что, здорово, а?
— А ты как думал?
— «Поехали!» А? Ведь силен, а?
— Молодец Юра! Настоящий парень!
— Братцы, ну и дрожал же я! Пошла она вроде, а потом, смотрю, будто остановилась! Аж похолодел…
Кто-то выбежал из центра связи, кричит:
— Пролетает над Африкой!!!
Над Африкой… В эти минуты на корабле все готовилось к спуску с орбиты. Протиснувшись в толпе, я вошел в помещение пункта связи. В небольшой комнатке перед кинозалом Сергей Павлович разговаривал с кем-то по ВЧ-аппарату. Рядом Константин Николаевич Руднев, Мстислав Всеволодович Келдыш, маршал Москаленко, главные конструкторы. Королев закончил говорить, слушал.
— Спасибо вам, спасибо большое. Нет-нет, рано еще, все основное, пожалуй, еще впереди. Спасибо. Передам, передам обязательно. Да, да, все в порядке. Пока к тому, что доложил вам Константин Николаевич добавить ничего не могу. Всего вам доброго. Да, будем докладывать.
Он положил трубку:
— Товарищи! Сейчас нам звонил Никита Сергеевич Хрущев. Центральный Комитет и правительство внимательно следят за полетом и волнуются вместе с нами. Секретарь ЦК просил передать всем большое спасибо за подготовку ракеты и корабля…
Прошло минут десять.
Стрелка часов приближалась к половине одиннадцатого. Если все в порядке, то в это время должна включиться тормозная двигательная установка. Но с кораблем нет связи и не будет еще двадцать минут. Долгих двадцать минут.
Минута… две… три… Как же они медленно тянутся! И наконец-то радостный возглас:
— Пеленги есть!!!
И сразу снялось напряжение. Все кричали, хлопали друг друга по плечам, кто-то закуривал, кто-то бросал оземь папиросу, и все-все — на улицу, на солнце.
На крылечко гостиницы, где был пункт связи, вышли Руднев, Келдыш, Королев… Шквал аплодисментов. Всего семь часов назад мир ничего не знал. И вот радио разнесло по всем странам и континентам: человек в космосе!
Не успели еще стихнуть аплодисменты, как кто-то тронул меня за рукав:
— Срочно собирайтесь. Сергей Павлович приказал через десять минут быть в машине. Выезжайте на аэродром.
…Степные километры пролетели с сумасшедшей скоростью. Наш «газик» въехал на аэродром. Заводской ИЛ уже прогревал моторы. Всего несколько минут — и взлет. Если бы кто-нибудь заглянул в тот момент в салон! Константин Николаевич Руднев, Мстислав Всеволодович Келдыш, Сергей Павлович, главные конструкторы смежных организаций напоминали студентов-первокурсников после успешно сданного экзамена.
— Ну и молодец же Гагарин! — Сергей Павлович, до слез расхохотавшийся по поводу какого-то каламбура Келдыша, вытер глаза платком, сел в свое кресло.
— Вы знаете, подхожу я на днях к нему, он спокойный, веселый, сияет, как солнышко. «Что ты улыбаешься?» — спрашиваю. «Не знаю, Сергей Павлович, наверное, человек я такой несерьезный!» Подумал я, побольше бы нам таких «несерьезных»… А сегодня утром, когда они с Титовым одевались, приехал я к ним, спрашиваю Гагарина: «Как настроение?» А он отвечает: «Отличное. А у вас?» Посмотрел на меня внимательно и улыбаться перестал. Наверное, хороший видок у меня был! И говорит: «Сергей Павлович, да вы не беспокойтесь, все будет хорошо!» Самому до полета час, а он меня успокаивает!..
