Капитали$т: Часть 1. 1987 - Деметрио Росси

— Странно, — сказал он. — Звонят из милиции, говорят — телефон найден в записной книжке, среди прочих... — Папенька выдохнул, как мне показалось, с облегчением. — Интересуются, при каких обстоятельствах мог попасть к ней наш телефон, а я понятия не имею... Я, знаешь ли, с семнадцатилетними девицами не дружу!

— А что случилось-то? — спросил я настороженно.

Папенька помолчал немного.

— Плохое дело случилось, — сказал он мрачно. — Ударили эту... как ее?.. Евсееву, ножом. И пытались, в общем... Одним словом, плохо там все, милиция работает. Ну я им объяснил, что мы, естественно, никакого отношения к этому иметь не можем. И подумал, может ты ее знаешь откуда-то?

— А как ее зовут, не спросил? — Я, кажется, начинал что-то понимать, что-то такое, чего понимать не хотелось... Совсем не хотелось.

Папенька посмотрел на какую-то бумажку. Он всегда все записывал, не полагаясь на подводящую память. Привычка.

— Евсеева Марина Александровна.

У меня перед глазами мелькнуло что-то красное, а сердце дико заколотилось в груди. Марина!

— Так ты ее не знаешь? — спросил папенька.

— Кажется, знаю, — ответил я, стараясь говорить по возможности спокойно. — Это моей одноклассницы Инны подруга.

— Вы с ней... общались? — папенька слегка запнулся, подбирая нужное слово.

— Виделись несколько раз, — сказал я сдавленным голосом. — Она... жива?

— В тяжелом состоянии, — сказал папенька мрачно. — Тогда нужно перезвонить в милицию, чтобы они с тобой побеседовали. Может поможешь чем.

— Да, конечно, — сказал я растерянно.

— Ты не беспокойся, — сказал папенька. — К тебе вопросов не будет, это не первый случай в городе. Мне Николай сказал, что завелся какой-то сумасшедший маньяк! А наша милиция его отловить не может, — папенька осуждающе покачал головой, — все имитируют бурную деятельность, а одного психа поймать не могут! Дармоеды! — Папенька был очень зол. — И вообще, я тебе скажу, Алексей, что часто с тобой всякие вещи стали случаться. То тебя порезала какая-то шпана, мать чуть с ума не сошла! То вот твою знакомую теперь, чуть не до смерти! То под машину ты попадаешь! Как-то очень много всего за последние несколько недель! С чего бы?

Я молчал. Не знал, что отвечать, все слова как-то потерялись, складываться в связные предложения отказывались.

— Ладно, иди, — сказал папенька, проявив милость. — И хорошенько подумай о происходящем!

Я пошел в свою комнату. Молча, хотя очень хотелось орать что есть силы, что такого не может быть, не может! Нужно было что-то делать, но что, я не знал, внутри моего сознания как будто что-то замкнуло. Хоть было уже поздно, я позвонил Инке Копытиной. Однокласснице, той самой, что познакомила нас.

— Уже знаешь? — спросила она взволнованно.

— Да, только сказали. Можешь рассказать, что известно?

Инка всхлипнула.

— Ой, Лёш, это же ужас... Она вечером домой возвращалась. Сама возвращалась, с дня рождения, у девчонки из ее школы день рождения был... Через пустырь шла... А он там... Я не могу, Лёш, я реву целый день.

— В какой она больнице?

— Вроде в третьей... Ко мне уже приезжали из милиции, спрашивали, кто, чего... А что я знаю? Я ж не знаю ничего.

— Это вчера случилось?

— Да, вчера вечером. Еще повезло, что какие-то мужики шли и спугнули... ну, этого. Если бы не эти мужики, то... Страшно, Лёш!

— Значит, в третьей больнице... — сказал я.

— Только к ней не пускают никого, да она и без сознания, вроде бы... — Копытина снова начала всхлипывать.

— Успокойся, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал по возможности твердо.

— Не могу я успокоиться! Я теперь из дома выйти боюсь! А у вас же... ну это... вы встречались, да?

— Виделись несколько раз, — сказал я чистую правду.

— Она мне рассказывала, — подтвердила Инка. — Ты ей нравился, вообще-то. То есть, нравишься! А меня родители теперь вообще из дома не выпускают!

— Будем надеяться на лучшее, — сказал я твердо. — Все, давай, успокаивайся! Поймают этого гада, никуда не денутся!

На следующий день со мной проводил беседу какой-то уставший и помятый мужик в штатском — следователь. Беседа проходила в городском отделе милиции.

Мужик этот, кажется, в первые же минуты понял, что толку от меня мало и беседовал со мной формально, старался беседу по возможности быстрее закруглить. Заинтересовала его моя забинтованная рука, особенно когда я сказал, что получил ранение в драке с хулиганами. Но, задав несколько вопросов, он понял, что руку мою забинтованную к делу не пришить, и отпустил меня с миром.

— Осторожнее нужно сейчас, — сказал он мне на прощание. — Вся мразь повылезала, не успеваем отлавливать...

— А это не первый случай уже? — спросил я с видом простачка.

Следователь одарил меня тяжелым взглядом.

— Случаев у нас всяких хватает. Иди, парень. И смотри, осторожнее. Отцу кланяйся, — добавил он с легкой усмешкой.

Похоже, он решил, что я ничего не знаю и ничем помочь не могу. И он ошибся, этот помятый и уставший следователь. Кое-что я все-таки знал. И помочь мог, но только мог ли следователь принять мою помощь — это был большой вопрос.

Маньяк действительно был в нашем городе. Как раз в это самое время, второй половине восьмидесятых годов. И поймали его примерно году в девяностом. И смотрел я об этом деле документальный фильм, снятый нашим местным телевидением. Конечно, процентов девяносто содержимого этого фильма я успешно забыл, но кое-что помнил. Кое-что важное. Да, он действительно убил несколько женщин разных возрастов. И его долго не могли поймать. А оказался он вполне примерным семьянином. Электриком со станкостроительного. В общаге станкостроительного он и жил, там его и повязали. Ни имени-фамилии, ни внешнего вида его я не помнил, но и того, что помнил было уже немало. Если, конечно, найдется кто-то, кто захочет меня выслушать.

Я попытался пробиться в третью больницу, чтобы узнать хоть что-то, но почему-то медицинский персонал на контакт идти отказывался.

— Кем больной приходитесь? — строго спросила меня величественная врач с башнеподобной прической.

— Знакомый, — сказал я.

— Прием за-пре-щен! — отчеканила докторша с таким удовольствием, что я понял — любые попытки как-то прорваться будут тщетны.

— Вы хоть скажите, как она себя чувствует?

— Жива, — неохотно сказала