Продается Япония (сборник) - Саке Комацу

4

Я лишь растревожил спящего льва. Я был глубоко унижен, продолжать контратаку больше не имело смысла, и оставалось только покорно ожидать известия об успешной посадке злосчастной ракеты.

Но когда это известие, наконец, пришло, оно буквально потрясло меня. Чувство горькой обиды и унижения, владевшее мною, почти исчезло, уступив место ощущению полнейшего краха. «Вся аппаратура работает нормально!» — повторяли экстренные выпуски, и каждый раз перед моим мысленным взором вставала эта ракета — уже не просто механизм, а сама мысль человеческая. Несколько месяцев ракета со своей резкой черной тенью — сгусток человеческой мысли — будет жить на обширных равнинах загадочной пустынной планеты, будет жить и посылать на Землю информацию. Да, рядом с этим вещественным образом мой марсианин был пустым и фальшивым призраком. Замок моей фантазии подобно привидению исчез в лучах утреннего солнца, и главную роль в этом сыграла бедность не столько обывательского воображения, сколько моего собственного. До последнего момента я не мог набраться смелости признать себя побежденным и вот потерпел сокрушительное поражение. Убит был не марсианин. Убит был я сам.

А теперь, конечно, я сидел и ждал ультиматума, который рано или поздно должна была послать мне радиокомпания. И когда ко мне явился посетитель и сказал, что хочет поговорить о марсианах, я, естественно, решил, что это посыльный из студии. Все для меня было предопределено. Все заставляло ждать внезапного удара по самому незащищенному месту.

Жена настойчиво повторила:

— Проводить его к тебе?

— Может быть, это режиссер?..

— Да нет, не похоже.

— И не заведующий отделом?

— Никогда раньше его не видела…

Вот тут я должен был насторожиться. Вряд ли на студии могли дойти до такого бесстыдства, чтобы послать ко мне какого-то незаметного, неизвестного мне служащего без предварительного уведомления по телефону… Однако дух мой был уже сломлен, я ожидал дурных вестей, и мне было не до подозрений. Неодолимая робость все более овладевала мною.

— Хорошо, я сам к нему выйду.

Я поднялся, избегая взгляда жены. У меня было такое ощущение, будто меня сейчас поволокут на плаху. Я проклинал ракету, я ненавидел бесплодие Марса…

— Держись, — сказала жена.

Она сказала это совершенно спокойно, но мне почудилось, будто она упрекает меня за непрактичность, и я взъерошился.

— А что мне держаться? — сказал я. — Подменю марсианина жителем какой-нибудь планеты АВ-4-Н, вот и все…

— Я ведь просто так сказала: держись… Хорошо бы здесь окно открыть.

— Не нужно.

— Табачный дым глаза ест. Ты устроил поминки по марсианину?[8]

— Не по марсианину. По себе самому.

— Так тебе и надо. А производить дурное впечатление еще и на посетителей совершенно ни к чему.

— Мне уже ничто не поможет.

Притушив недокуренную сигарету о край пепельницы, полной окурков, я бросил: «Провались они пропадом, марсиане!» — и, щелкнув языком, вышел из комнаты. В то же мгновение зазвонил телефон. Из студии, подумал я. Значит, все правильно. Просто предварительный звонок запоздал или посыльный явился раньше времени.

— Сейчас выйду, — проговорил я, протягивая руку к трубке. — Скажи там ему, пожалуйста, пусть немного подождет.

Едва закрылась дверь за женой, как из трубки мне в ухо ударил торопливый голос молодой женщины:

— Алло, сэнсэй, не у вас ли сейчас человек, который говорит, что хотел бы потолковать с вами о марсианах? Мужчина… Это, видите ли, мой муж.

Странно. Я готовился совсем не к тому.

— Простите, вы говорите из студии?

— Причем здесь студия? Я говорю, это мой муж. Видите ли, дело в том, что он страдает раздвоением личности.

— Раздвоением… То есть он сумасшедший?

— Он страстный почитатель вашей, сэнсэй, программы «Здравствуй, марсианин!» Я, конечно, не хочу сказать, будто это единственная причина, но факт остается фактом, он вбил себе в голову, что он — марсианин… Во всяком случае, он не пропустил ни одной вашей передачи, слушает только вашу программу и знать ничего не хочет… А тут еще сегодня утром сообщение об этой ракете. Он страшно разволновался и с самого утра только и твердит, что непременно должен поговорить с вами…

— Вот оно как, сумасшедший… — У меня к горлу комом подступил горький смех, словно я опился содовой воды.

— Да, он всего три дня как вышел из больницы.

— А что, это очень неприятно — вбить себе в голову, что ты, марсианин… даже если ты сумасшедший? — Смех клокотал во мне, и я не мог понять, смешно мне или я отчаянно злюсь. Ну, хорошо, спасибо, что предупредили. Действительно, какой-то тип ко мне явился. Но вы не беспокойтесь, я его выставлю в два счета…

— Нельзя, что вы! — вскричала она, и мембрана в трубке задребезжала, как будто рванули пополам газетный лист. — Это же очень опасно! Ведь мой муж — буйный…

В ее голосе было столько искреннего чувства, столько любви и беспокойства, что я заколебался.

— Но тогда… как же его выписали из больницы?

— Слишком силен был стимул. Эта самая ракета. Он нарочно притворился тихим, спокойным… Но вы не волнуйтесь, он никогда не буянит, если его не доводят. Вы только слушайте его, и все будет в порядке. Он на удивление тихий и покорный, если его слушают. Тяжелее всего бывает, когда ему кажется, что на его слова не обращают внимания. Так что можете не беспокоиться. Я буду у вас через тридцать минут. Не вздумайте звонить в больницу или там в полицию, иначе он так разбушуется, что его уже не остановишь. Кроме меня, с ним никто не умеет управляться. В прошлый раз, когда он пришел в ярость из-за каких-то пустяков, потребовалось трое здоровенных мужчин, чтобы справиться с ним. И то, когда санитарная машина отошла, у одного была сломана кисть руки, у другого были три раны на лбу, а у третьего выбиты три зуба. На внешность его вы не смотрите, он ужасно силен. В общем слушайте его с наивным видом, и он будет доволен… Убедительно прошу вас, всего тридцать минут!

Не дожидаясь моего ответа, она повесила трубку. Вот уж действительно положение! Я было с облегчением вздохнул, когда узнал, что это не посыльный из студии. Но спятивший почитатель — нет, слуга покорный, если это и лекарство, то слишком сильное. Отчаяние, злость, глупость перемешались и кипели во мне. Я долго стоял, как загипнотизированный, уставясь на телефонную трубку, не зная, что еще может вырваться из нее.

5

— Оказывается, этот тип у нас в прихожей, он вовсе не из студии.