По следам карабаира. Кольцо старого шейха - Рашид Кешоков

— Романтично…

Вадим слегка нахмурился.

— Поднапортила мне в жизни эта книжная романтика. Воображал себя выдающимся сыщиком… И взрослым стал, а все избавиться не мог. Казалось мне, что я пуп земли. Самый умный, самый проницательный…

— Чего это ты занялся самобичеванием?

— Да так, вспомнилось…

Несколько минут они шли молча. Посредине длинной улицы росли акации, образуя своеобразный бульвар, по краям которого оставалась проезжая часть, вымощенная булыжником. Улица так и называлась когда-то Бульварной, а теперь ее переименовали по имени местного революционера.

…Тюрьма, расположенная на окраине города, на обрывистом левом берегу реки, была обнесена высоким деревянным забором с двумя сторожевыми вышками по краям.

Во внутреннем дворе стоял небольшой кирпичный домик, в котором размещалась вся администрация. Их принял заместитель начальника тюрьмы по режиму плотный молодой кабардинец. Смуглое, добродушное лицо его было чисто выбрито.

— Жунид! Вот встреча! Кого-кого, а тебя не ожидал увидеть!

— Гора — с горой, Устирхан, — пожал ему руку Шукаев. — Познакомься, Вадим, это товарищ Шебзухов — Бог здешних благословенных мест!

— Все шутишь! Рассказывай, зачем приехал.

— Видишь ли, — сказал Жунид, садясь. — Подробно рассказывать, пожалуй, дня не хватит. Я — коротко. В Адыгее похищены лошади: семь конематок, три жеребчика и племенной рысак карабаир. Похитителей мы нашли. Они арестованы. А вот лошади… Последний известный нам человек, который получил их, это Мухтар Бацев… Сейчас он — твой подопечный.

Шебзухов пригладил редкие волосы, прикрывавшие раннюю лысину.

— Ясно. Видишь ли, Бацев позавчера осужден. И мы ждем только вагонзака[29], чтобы отправить его в лагерь. Так что вам повезло: завтра Бацева вы бы уже не застали.

— Я хочу его допросить.

— Понимаю. Сейчас им разносят завтрак, придется немного подождать. Пошли пока в зону. Посмотрите наше хозяйство.

— Ну что ж. Пойдем.

…Двор был большой, квадратный, со всех сторон окруженный постройками и высоким забором. Длинное саманное здание кухни, крытое черепицей, но еще не оштукатуренное, темно-серый блок, протянувшийся из одного конца двора в другой. Там размещались камеры, общие и одиночные, и карцер.

Повсюду было чисто, даже разбиты клумбы, заросшие почерневшей травой и высохшими, сморщенными от недавних морозцев остатками цветов.

— Ну, расскажи хоть, как живешь, — поинтересовался Шебзухов.

Но Жунид не умел и не любил рассказывать о себе.

— Да так. Ни плохо, ни хорошо, — ответил он и перевел разговор на другое.

О чем бы они ни говорили, голова Жунида была забита иным. Бацев. Вот кто интересовал его сейчас.

— За что он сидит?

— Кто? — не сразу понял Шебзухов.

— Бацев.

— Изнасилование с последующим убийством.

— Ты не мог бы в общих чертах охарактеризовать его.

— Почему же… могу. Ну, во-первых, он туберкулезник… Профессии не имеет. Пил, воровал. Судим дважды до этого дела. Отбывал наказание. Обозлен на всех и вся. Подобные типы хотели бы, верно, чтобы на земле вообще не было здоровых и счастливых людей, потому что они, видите ли, больны…

— Смел? — спросил Шукаев.

— Разве такие бывают смелыми? — вступил в разговор Вадим Акимович. — Своя шкура ему дороже всего…

— Точно, — поддержал Шебзухов. — Трус, каких мало. Так, завтрак, по-моему, кончился. Идите ко мне в кабинет, а я распоряжусь, чтобы его привели.

Бацев вошел в кабинет развинченной походкой, слегка покачиваясь на нескладных ногах. Арестантская роба была маловата этому высокому худому детине. Из рукавов фуфайки торчали чуть ли не по локоть волосатые руки.

— Обрати внимание, Вадим, — шепотом сказал Жунид, разглядывая заключенного. — Дегенеративный тип.

На сером, землистого оттенка, лице Бацева застыла идиотская усмешка. Он, конечно, сразу сообразил, что зачем-то понадобился приезжим, а значит, есть шанс покуражиться.

— Зачем звал, гражданин начальник? — по-русски спросил он Шебзухова.

— Стань как следует, — строго сказал Шебзухов. — Перед тобой сотрудники уголовного розыска Адыгеи!

— А мне — хоть персидские султаны! Здравия желаю, граждане сотрудники!

Вошел один из надзирателей и зашептал Шебзухову:

— … бузит… пол в карцере расковырял… железкой от рубанка руку поранил…

— Товарищи, я отлучусь на минуту… А этого, — Шебзухов кивнул в сторону Бацева, — можете допросить без меня..

После ухода Шебзухова Бацев повел себя еще развязнее. Сел без приглашения на стул, закинул ногу на ногу и попросил закурить.

Дараев побелел от негодования. Жунид успокоил его взглядом..

— На… Кури. Кстати, привет тебе от Паши-Гирея…

Бацев поперхнулся дымом и закашлялся. Кашлял он долго, надрывно. «Да, туберкулезник, — подумал Жунид. — Вот почему он такой серый».

Уняв кашель, Бацев застыл на стуле, с затаенным страхом глядя на Шукаева.

— Что ж ты молчишь? Боишься его?..

— Кто его не боится, — хрипло прошептал заключенный. Дараев хотел что-то сказать, но Жунид предупреждающе тронул его за локоть.

— Так вот слушай, Бацев. Я знаю — ты ничего не опасаешься сейчас. Получил, мол, под завязку, больше все равно не дадут. Можно, стало быть, куролесить. Но вот Пашу-Гирея ты боишься. Он ведь везде тебя достать может. Так?

Глаза Бацева злобно заблестели.

— А хоть бы и так? Вам-то что?

— Видишь ли, я не имею права сказать тебе то, что скажу сейчас, но у меня нет выбора. Мне нужен карабаир племенной жеребец, которого ты получил от Паши-Гирея за одиннадцать кенженских лошадей. Видишь, мы знаем, что ты участвовал в кенженском деле…

— И что дальше?

— Паша-Гирей арестован. Пойман с поличным. И для облегчения своей участи он дал правдивые показания. Он же назвал мне твое имя. И еще просил передать — я этого, разумеется, в протокол не внес, — что, если ты не поможешь мне найти карабаира и других чохракских лошадей, то этим повредишь ему. Словом, думай.

— А если вы врете, гражданин начальник? Не верю я.

— Придется поверить, — зевнул Жунид. — Да в общем — твое дело. Доказательства я тебе приводить не намерен. Хотя могу сказать, что знаю один подвал в Абухабле…

— Ладно, — прервал Бацев. — Я скажу.

С лица его слетела вся наигранность и наглость, перед Жунидом сидел теперь больной, неприятного вида человек, угрюмый, озлобленный.

— Жеребец и весь косяк у Салима Суншева. В селении Тамбуково… Дайте еще закурить, гражданин начальник!

— Держи.

— И передайте Паше-Гирею, что я…

— Ладно. Можешь идти.

Вацев, сгорбившись, вышел.

— Тебе повезло, — ухмыльнулся Вадим. — Бацев клюнул на твою удочку. Видно, Паши-Гирея он действительно боится.

— На это я и рассчитывал, — отозвался Жунид. — Идем, сейчас как-нибудь доберемся к моему старику, а потом — в Тамбуково. Кстати, надо позвонить туда, узнать, живет ли там Суншев. Бацев ведь мог и обмануть.

— Там торжество сегодня, — сказал Вадим.

— Какое?

— Пуск колхозной электростанции. Пришла лампочка Ильича в ваши горы…

Начальник местного управления милиции принял их еще более радушно, чем утром. Пока они были в тюрьме и занимались Бацевым, дело об угоне лошадей с Кенженского рудника, имевшее почти трехмесячную давность, «завертелось» полным ходом. Уже арестовали какого-то подозрительного дружка Бацева, а следователь прокуратуры выехал в тюрьму для повторного допроса Мухтара.

В управлении Жунид получил не слишком подробные, но достаточно определенные сведения о Салиме Суншеве. Старик действительно жил в Тамбуково. Звонить не пришлось. В прошлом Суншев судился, как барышник и скупщик краденого скота, отсидел свой срок и вот уже год, как ни в чем не был замечен. Работал подсобником на недавно закончившемся строительстве колхозной ГЭС.

Начальник сам предложил Жуниду и Вадиму машину для поездки в Тамбуково и, узнав, что в пригородном селении, в пяти километрах от Нальчика, живет семья Шукаева, дружески посоветовал ему проведать родных, тем более, что это по дороге, а утром отправляться в Тамбуково. Суншев за полдня никуда не уйдет.

Если бы Жунид знал, как обернутся дальнейшие события и что может произойти за эти полдня, он отложил бы поездку к семье!

Шофер попался словоохотливый и болтал с Дараевым, а Жунид молчал, рассеянно вслушиваясь в их разговор. Мысленно он был уже дома.

Своего отца, мать, брата и сестер он не видел два года. Как-то они живут? Мать, наверно, совсем постарела…

Семья Шукаевых принадлежала к числу тех счастливых кабардинских семей, верных национальным традициям, где родители смотрят на каждого вновь родившегося ребенка, даже если живется им трудно, не как на лишний рот, а как на продолжателя рода, как на будущего человека, который обязательно прославит свою фамилию. Два брата и пять сестер, кроме отца с матерью, садились к очагу в небольшом турлучном домике Шукаевых. И с детства между ними царили» дружба и взаимное понимание.