Ключ - Саймон Тойн

Сейчас она лежала на койке — точно такие же шли в три яруса вдоль дощатых стен большой спальной комнаты, напомнившей Лив о лагере, где она в детстве проводила лето. Почти так же пахло лесом, свежей землей и солнцем. Где-то варили кофе, и у нее сразу свело живот. Она попыталась сесть, и, к ее удовольствию, тело послушалось. Действие препарата, на котором ее держали последнее время, проходило, только пересохший рот все еще, казалось, был набит ватой.

Лив поднялась с постели, осторожно встала на ноги, проверяя способность сохранять равновесие. Мышцы сильно занемели. Когда она сделала шаг, комната слегка покачнулась и ей пришлось ухватиться за металлический каркас койки и подождать, пока не пройдет головокружение. В висках с шумом пульсировала кровь, а за глазными яблоками росло ощущение головной боли. В обычных условиях она выпила бы таблетку ибупрофена[71] и снова легла бы в постель, но запах кофе манил ее к себе. Ей требовались и жидкость, и кофеин, но больше всего хотелось опять увидеть Габриеля.

Его она нашла в соседней комнате — он сидел за столом напротив доктора Анаты и Аркадиана. Все трое низко склонились над развернутой картой, которую по краям придавливали книга в кожаном переплете и ноутбук, подсоединенный к телефону. Габриель встал и подошел к Лив, немного неуверенно, словно не знал, как ему держать себя. Лив облегчила ему задачу: она бросилась к нему на грудь и крепко обняла. Он был в пуловере, который мягко щекотал ее щеку и запомнился ей исходившим от него запахом кедров и цитрусовых. Лив отстранилась и посмотрела Габриелю в глаза.

— Я просто хочу убедиться, что ты мне не снишься, — проговорила она хриплым после долгого вынужденного молчания голосом. — Ты и в мои сны являлся, а там было мало хорошего.

— Не снюсь, — улыбнулся Габриель. Он усадил ее на стул и сел сам. — Завтракать будешь? — Его голос звучал так, будто они выехали с друзьями на пикник, и она только проснулась с похмелья после вчерашней попойки.

На столе стояли тарелки с хлебом и яблоками, горшочки с медом и маслом, и у Лив от голода засосало под ложечкой. При иных обстоятельствах все это было бы очень здорово. Габриель налил ей кофе, добавил большую ложку меда и размешал. Она выпила сладкую жидкость, получив удовольствие от того, что эта жидкость ласкала горло и заряжала изголодавшийся организм соединенной энергией кофеина и сахарозы.

После этого Лив посмотрела на расстеленную карту. На ней был изображен восточный уголок Турции и закрашенные коричневым цветом просторы Сирии, Иордании и Ирака.

— И куда мы направимся? — спросила Лив.

Наступило неловкое молчание.

— Пока не решили, — признался Габриель. — Я… не нашел Звездную карту. Кто-то меня опередил. Афанасиус, монах, который помог мне проникнуть внутрь Цитадели, обещал порыться в архивах и попытаться выяснить, что с ней стало.

Хотя слова Габриеля таили в себе смертный приговор для Лив, она прежде всего расслышала в его голосе горечь разочарования. Ей хотелось прижаться к нему и сказать, что ничего страшного пока не произошло.

— Ладно, подождем, — с напускной веселостью произнесла Лив. Пусть все считают, что на лучшее им и не приходилось рассчитывать.

Снова повисла неловкая пауза, которую прервала доктор Аната.

— У нас нет времени ждать, — твердо сказала она. — Я просмотрела некоторые исследования специалистов по древним картам и ряд других документов, которые, без сомнений, могут указать нам верное направление. — Она говорила тихим размеренным голосом, отчего-то сильно встревожившим Лив. — Кое-что нашла, точнее говоря, два факта. Один, я полагаю, нам пригодится, а другой… будет полезен в меньшей степени.

В своей прежней жизни репортера уголовной хроники Лив написала однажды статью о том, что полиция называет «извещениями о смерти», — эта часть работы больше всего угнетает детектива из отдела по расследованию убийств. Речь шла о неизбежном посещении семей потерпевших — надо сообщить близким, что дорогой для них человек уже никогда не вернется домой. Готовя эту статью, Лив изучила, как меняются жесты и интонации голоса того, кому предстоит сообщить самые грустные вести. Все эти признаки были сейчас налицо у доктора Анаты.

— В своих расчетах мы исходили из предположения, что время пошло с того момента, когда вы освободили Таинство. Но я внимательно прочитала все, что касается систем исчисления времени у древних, и поняла, что мы ошиблись. — Доктор Аната взяла со стола книгу в кожаном переплете и раскрыла ее в середине. — Зеркальное пророчество гласит, что вы должны последовать в дом Звездной карты за одну луну. Мы приложили к этому современные, весьма расплывчатые понятия о времени, взяв за основу лунный месяц. Для нас определенный период времени может начаться когда угодно — мы же измеряем время по часам. А вот древним были известны лишь циклы и ритмы самой природы, и время для них было понятием абсолютным. Таким образом, выражение «за одну луну» относится не к периоду в двадцать восемь дней, который начался в момент освобождения Таинства. Здесь имеется в виду постоянный астрономический период, на протяжении которого и должно произойти все, что предсказано в пророчестве.

Теперь Лив полностью осознала, отчего тон и манера доктора Анаты показались ей такими ужасающе знакомыми. Как и те детективы, которых она сама сопровождала к дверям ничего не подозревающих родственников, доктор Аната несла на своих плечах смертный груз. Только на сей раз речь шла не о некоей жертве преступления, покоящейся в морге, — нет, речь шла о том, сумеет ли выжить сама Лив.

— И много у меня еще времени?

— Текущий лунный цикл заканчивается завтра ночью, — ответил ей Габриель, в голосе которого чувствовалось напряжение. — У нас есть два дня, чтобы отыскать местоположение древнего Эдема, иначе Таинство умрет в тебе, и ты вместе с ним, а что станет со всеми нами — одному Богу известно.

Лив посмотрела через запыленное оконце на ровный ряд деревьев, протянувшийся от хижины. С них снегопадом летел весенний цвет, а на светлеющем небе сиял тоненький серпик луны, склоняющийся к горизонту.

— Вы сказали, что обнаружили два факта, — обратилась она к доктору Анате. Глаза не отрывались от гаснущей луны — такой же, как в ее сне, который теперь обрел ужасающе ясный смысл.

Доктор Аната протянула руку и повернула ноутбук так, чтобы Лив могла видеть изображение на экране.

— Вот что я еще нашла.

В окошке браузера на экране была фотография потрескавшейся глиняной таблички.

— Это «имаго мунди»[72] — древнейшая из известных во всем мире карт. Она хранится среди других вавилонских экспонатов в Британском музее. Название буквально значит «карта земли». Многие специалисты — и я в их числе — считают, что она была создана по образцу Звездной карты.

Лив подалась вперед, рассматривая фото. Верхняя часть таблички была покрыта странными значками, а ниже шли две идеальные концентрические окружности, в которые был вписан другой символ. В нем Лив сразу узнала «тау».

— Я пришла к следующему выводу: если эта карта создана по образцу Звездной, то и принципы изображения должны быть у них общими. Карты вообще подчиняются одним и тем же правилам, они единообразны, чтобы в них могло разобраться как можно больше людей. Скажем, на современных картах север всегда наверху, а океаны закрашены в голубой цвет. На этой карте есть один элемент, который имеется и на всех других картах того периода. — Доктор Аната указала на «тау» в центре круга. — Его всегда изображали в самом центре, а все остальное привязывали к нему. В прошлом ученые считали, что это «тау» и что символ должен относиться к Руну, ибо он издавна ассоциируется с данным символом.

Ошибочность этого предположения обнаружилась в девятнадцатом веке, когда сумели расшифровать клинопись. Вертикальная часть изображает реку, а перекладина — тот город, у стен которого эта река протекала. — Доктор Аната указала на символ, изображенный справа от перекладины. — Вавилон. В свое время это был величайший город Земли, центр всего цивилизованного мира. Поэтому вполне естественно, что первые картографы помещали его в центре мира.

— Вы думаете, что и на Звездной карте было так?

— Дорога, ведущая в Эдем, — кивнула доктор Аната, — несомненно, должна начинаться там же, где начинались все пути древности, где некогда высились стены Вавилона. — Украшенный серебряным колечком палец уперся в точку на карте. — Город Хилла в провинции Бабиль, на юге центрального Ирака.

Лив взглянула на Габриеля, лицо которого исказилось в гримасе боли от горестных воспоминаний. Он всматривался в точку на карте, обозначавшую место, где был убит его отец.

— Нам пора загружать джип и двигаться в путь, — произнес он, вставая из-за стола. — До границы ехать не час и не два. А времени у нас в обрез.