На передовой закона. Истории полицейского о том, какова цена вашей безопасности - Элис Винтен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обычно в Службе столичной полиции офицеры-мужчины досматривают подозреваемых мужского, а офицеры-женщины – подозреваемых женского пола. Я начала прощупывать руки подозреваемого, но тут же подумала, что у меня могут быть из-за этого неприятности. Мне приходит в голову мысль подождать, когда Дэррил закончит досматривать пассажира с заднего сиденья, и попросить его досмотреть моего подозреваемого. Я качаю головой и прощупываю воротничок мужчины. Я полицейский, и у этого парня может быть оружие. С моей стороны было бы глупо ставить под угрозу собственную безопасность из-за бюрократии. Я крепко сжимаю челюсти и начинаю водить руками по его ногам: от лодыжек до паха. Я провожу внешней стороной ладони по внутренней поверхности бедер мужчины. К черту. Пусть подает в суд, если хочет. Я уверена, что мои действия оправданы.
Обычно подозреваемых-мужчин досматривают офицеры-мужчины, но когда речь идет об огнестрельном оружии. Я уверена, что безопасность важнее, и проверяю сама.
Убедившись, что он не прячет оружие, я отпускаю наручники и велю ему стоять лицом к стене. При необходимости его может более тщательно обыскать мой коллега мужского пола или полицейские в изоляторе. Я удостоверилась, что нашей безопасности ничто не угрожает, и пока не могу сделать большего. Когда мы с Дэррилом отходим от задержанных, рядом останавливается маркированный полицейский автомобиль. В нем сидят Ральф и Бен. Теперь, когда трое подозреваемых в наручниках и подкрепление на месте, я немного расслабляюсь. Дэррил подмигивает мне, и я понимаю, что он чувствует то же самое. Прошло немногим больше пяти минут с того момента, как нас предупредили, что у мужчин может быть огнестрельное оружие. Всего пять минут назад мое сердце выпрыгивало из груди от волнения, но кажется, что прошло гораздо больше времени. Я чувствую, как у меня вспотела шея и прилипла к спине рубашка под жилетом. Адреналину, курсировавшему по моим венам, некуда деться, и я буквально чувствую, как он пульсирует у меня в глазах. Я сжимаю кулаки, чтобы руки не тряслись.
– Итак, – говорит Дэррил, натягивая резиновую перчатку, – теперь давай обыщем этого зверя.
Я киваю и иду к BMW. Натягивая перчатки, я понимаю, что мы впервые повернулись спиной к задержанным с того момента, как остановили автомобиль. Бен и Ральф следят, чтобы они оставались у стены. Я улыбаюсь при мысли о том, как буду обыскивать каждый уголок кроссовера. Однако есть место, которое я хочу обыскать сразу же. Это место насторожило меня еще тогда, когда мы наблюдали за мужчинами из своего автомобиля. Вспоминаю, как ерзал пассажир на заднем сиденье. Его голова постоянно опускалась, словно он что-то искал в углублении для ног.
Я залезаю на заднее сиденье со стороны тротуара и включаю над головой свет. Запах кожи бьет мне в нос, когда я провожу рукой в перчатке по плюшевому дивану. В подсвеченном лампочкой углублении для ног ничего нет. Я смотрю на чистый пустой коврик и вспоминаю свою машину: крошки от печенья, пластиковые игрушки, фантики. Затем опускаю руку под водительское кресло и слышу шелест пакета. Моя рука прикасается к чему-то твердому. Через тонкую резиновую перчатку я чувствую холод и предполагаю, что предмет металлический. И я знаю, что это. Пакет шуршит, когда я зажимаю этот предмет в руке и достаю из-под сиденья. Я кладу пакет на колени, разворачиваю его и заглядываю внутрь.
– Пушка, – это слово вылетает из моего рта еще до того, как мой мозг успевает распознать, что лежит передо мной. Дэррил подбегает ко мне через секунду, и мы таращимся на револьвер у меня на коленях. Затем напарник, улыбаясь, хлопает меня по плечу.
– Мы не зря их остановили, черт возьми! – смеется он, подходит к Бену и Ральфу, и я слышу, как те хлопают его по спине. Он спрашивает задержанных, чей это револьвер. Дэррил арестовывает их по подозрению в незаконном хранении огнестрельного оружия, а затем вызывает автозак и специальный наряд, который обезвредит револьвер.
А я сижу с пушкой на коленях. Пушкой на коленях и лицом сына в голове. Я вижу похороны. Белые перчатки, сияющие на солнце шлемы. Джон держит на руках Фредди, зовущего свою маму. Мой язык прилипает к небу, и впервые за всю свою полицейскую карьеру я понимаю, что больше не хочу этим заниматься.
* * *
На часах 02:30, и прохладный воздух раннего утра ударяет мне в лицо, когда я выхожу из участка. После полного обыска BMW мы нашли чемодан с крупной суммой денег в фунтах и евро, поддельными кредитными картами и банковскими выписками на разные имена. Антитеррористическое подразделение связалось со мной по мобильному телефону еще до того, как мы успели уехать. Три его представителя встретили нас в участке, и я доложила им все подробности произошедшего. С того момента как я нашла револьвер, мое сердце бешено стучало, и даже сейчас, когда я направляюсь к автобусной остановке, оно танцует квикстеп. Каждую улику нужно было упаковать и сохранить для судебного разбирательства. Всего мы нашли шестьдесят три предмета, включая револьвер, который, согласно экспертам, был настоящим, но незаряженным. Мои руки горят от порезов бумагой, а пальцы – от сотни поставленных подписей. Я все еще слышу скрип скотча, который мы использовали для упаковки улик.
Через три часа Джон уйдет на утреннюю смену, а я буду присматривать за ребенком. Я вздыхаю, понимая, что Фредди проснется менее чем через четыре часа, а дома я буду не раньше чем через полтора. Может, мне вообще не стоит ложиться? Мне кажется, я настолько взвинчена, что не усну, даже если попытаюсь. У меня горят глаза, и я вспоминаю про контактные линзы. Я снимаю их на автобусной остановке и надеваю очки. Подъезжает ночной автобус, который, к моему облегчению, оказывается почти пустым. Я показываю водителю полицейское удостоверение и захожу в салон. Нащупываю визитку офицера вооруженной группы быстрого реагирования, которая лежит в моем кармане уже четыре месяца, и удивленно качаю головой. Можно подумать, из тебя бы получился вооруженный офицер. Я и со своей-то работой еле справляюсь. Прохожу к сиденьям в задней части автобуса и сажусь в угол. Вставив наушники, я опускаю отяжелевшие веки.
Когда
