Светлое время ночи - Александр Зорич

– Это Лагха Коалара.

– Тезка? – кисло скривилась Зверда.

– Увы, нет.

И в этот момент, как в хорошо отрепетированной пьесе, Лагха обернулся. Ни слова не говоря, он отвесил баронессе низкий поклон, сохраняя истинно варанскую прямоту коленей и спины.

Зверда вполголоса выругалась, сбросила одеяло и, превозмогая слабость, встала на ноги. Она сделала в сторону костра три неуверенных шага, с прищуром глядя на гнорра.

– Лараф, ты? – вдруг спросила она, так и не решившись подойти к гнорру вплотную.

– Я не Лараф, моя дорогая. Я Лагха Коалара.

– Послушай, Лоло, не морочь мне голову, – строго сказала баронесса. Теперь она смотрела на гнорра, прикрыв ладонью правый глаз. – Не то залеплю тебе сейчас прямо в лоб. На это у меня сил достанет.

– Повторяю еще раз. Я не Лоло, – куртуазно улыбнувшись, отозвался гнорр.

– Эгин, Шилол бы вас взял, вы снюхались с очередным странником-перевертышем? Вы что, в гроб меня решили загнать, а?

– Нет. Прошу простить меня за всю эту историю с Адагаром, госпожа Зверда. Адагар обманул меня и был за это сурово вами наказан. Но этот человек – не странник. В этом я могу поклясться, – сказал Эгин.

– И тем не менее, в нем что-то не так, – заключила Зверда, на всякий случай отодвигаясь к своим носилкам. Она часто-часто дышала. Было очевидно, что баронесса старательно нюхает воздух. – Вообще вопрос, человек ли этот ваш… Я же не слепая!

«О Шилол! Как я мог забыть! У Лагхи же нет запаха!» – вдруг вспомнил Эгин.

– Моя баронесса, это глиняный человек. Понимаете?

– Это еще что за новости – «глиняный»!? – вытаращилась Зверда на Эгина. – Откуда здесь…

– А еще точнее, это Лагха Коалара в теле глиняного человека, – говорил Эгин, в то время как невозмутимый Лагха просто стоял, с ироничной ухмылкой следя за развитием ситуации.

Эгин даже подумал о том, что, возможно, гнорр вот так отмалчивается оттого, что, как и он сам, не может насмотреться на свою баронессу, такую битую и несчастную, и все же такую неизъяснимо чарующую!

– Не верю, – покачала головой Зверда.

– Вы хотите доказательств? – это был голос Лагхи.

– Не помешали бы.

– Я могу сказать вам пару слов конфиденциально?

– Ну…

– Я могу уйти, – предложил Эгин.

– Нет, Эгин, пожалуйста, останьтесь, – захныкала Зверда. – Еще не хватало!

– В таком случае, могу я, баронесса, шепнуть вам кое-что на ушко? Прошу меня простить, Эгин, но это самый простой способ доказательства, – добавил гнорр обращаясь уже к Эгину.

Эгин пожал плечами. Он хотел ясности до такой степени, что вопрос о путях ее достижения оставлял его полностью равнодушным. Да, шептаться при третьих лицах неприлично. Но разве тут до приличий?

Лагха подошел к Зверде и, прильнув к ее уху, что-то прошептал.

Реакция Зверды ошеломила Эгина. Поджав губы, Зверда чуть отстранилась и, хорошо замахнувшись, влепила ему сначала одну пощечину – наотмашь, а затем – вторую.

– Лихо, – недовольно покачал головой Лагха. – В Пиннарине ты чуть не отправила меня в Гулкую Пустоту. А на Фальме еще и бьешь!

Мало того, что баронесса спокойно проглотила гноррское «ты». Вместо ответа, который, как подозревал Эгин, будет напитан таким привычным для Зверды ядом, что даже волкам в лесу станет неловко, баронесса покачнулась, будто с трудом удерживая равновесие, и, схватив гнорра за рукав, вся как-то жалко ссутулилась и разразилась совершенно детскими рыданиями.

Лагха в этой ситуации тоже повел себя, по мнению Эгина, совершенно нестандартно. Он пригреб к себе рыдающую баронессу правой рукой, обнял ее за плечи, и стал поглаживать ее по голове и шептать что-то успокоительное на языке, из которого Эгин не понял ни слова. Зверда, как и положено в абсурдных снах, отвечала ему на древнехарренском.

– А зачем ты тогда отправил тех лучников, которые расстреляли к Шилоловой матери нас и весь наш эскорт близ Пиннарина? Разве ты поступил порядочно? Да ты просто как скотина поступил!

– Зверда, не шуми! Ты же знаешь, что никого я не отправлял, – оправдывался гнорр, возвращаясь на родной варанский. Эгин не верил своим ушам: впервые на его памяти Лагха перед кем-то оправдывался. – Да, я отправил людей, чтобы они за вами следили. Но это нормально! Зверда, если бы я хотел тебя убить, я бы сто раз убил тебя. Нет, не сто. Тысячу! Нравится тебе такая цифра? Зачем мне было для этого высылать каких-то дураков с луками? Помнишь, когда мы с тобой… беседовали в Арсенале? Да мне стоило нажать ногой на рычаг и от тебя осталось бы мокрое место… Несчастный случай – и все!

– А какого же Шилола тогда на нас напали…

Но Эгин не дослушал. Предоставив старых врагов? друзей? любовников? или попросту великих игроков? – обществу друг друга, он пошел в направлении ближайшего костра. Там, кажется, ужинали.

Эгин успел съесть две порции бобовой похлебки с лепешкой из муки грубого помола и даже подремать, когда явился Лагха.

Вид у него был озабоченный, но отнюдь не мрачный, что сильно контрастировало с настроением Эгина. Тот как раз был мрачен, как туча, но никакими заботами его чело не омрачалось.

Плевать Лагхе было теперь на заботы. В обществе оборотней и недолюдей – или надлюдей, как сказать? – вдали от родного Варана, в чужой земле, среди чужих смердов, в армии, идущей на войну – во всем этом дерьме Лагхе было куда веселее, чем под куполом Свода Равновесия.

– Ну как? – вежливо поинтересовался Эгин.

– Можно лучше, – отвечал гнорр, усаживаясь рядом с ним на свежесрубленное бревно. – Но можно и хуже.

– Я имею в виду, что сказала Зверда?

– То самое она и сказала. Во-первых, все эти люди, – Лагха обвел взглядом спящий лагерь, – воюют на стороне Свода против Вэль-Виры.

– Это я уже давно понял.

– Во-вторых, Зверда раскаивается.

– В чем?

– Да практически во всем. В том, что, проделав Большую Работу, вышибла меня из моего собственного тела ради того, чтобы Варан помог Фальму одолеть Вэль-Виру. И в том, что вообще затеяла эту войну с Вэль-Вирой. Этот ее ставленник в моем теле показывает себя не с лучшей стороны. Зверда жалуется, что ему недостает двух добродетелей: сообразительности и послушания.

– Этому, ммм-м-м… Ларафу? Кажется, так она его назвала?

– Именно. Этому мальчику из-под Старого Ордоса. Насчет сообразительности Зверда наверняка права. А вот почему ему недостает послушания? Этого я понять не могу.

– Выходит, теперь вы знаете все подробности того, что с вами произошло тогда, в ночь землетрясения?

– Не все. Но главные. Остальные можно додумать.

– Значит, это была затея Зверды?

– И ее мужа, – добавил Лагха. – Вот уж не думал, что окажусь в центре такой интриги. Он, она и ее муж… Прекрасно! Вышла бы некислая пьеска для Алого Театра!

Эгин попробовал переменить тему. Поскольку он сам с подозрительной частотой становился персонажем «некислых пьесок», в которых орудуют он, она и ее муж.

– Выходит, тут и конец всему? Мир, раскаяние, братская любовь?

– Скажете тоже, «конец»! Они с Шошей почти уже добились своего. Они на коне во всех смыслах. Свод и «лососи» – на Фальме. Свод и «лососи» делают из барона Вэль-Виры гуляш по-пиннарински. Бароны Маш-Магарт снимут сливки, они получат все: земли, недра, порт Белая Омела, замок Гинсавер – вернее, то, что от него осталось… Ну да ничего – отстроят, будьте уверены! Зверда и Шоша станут баронами велиа Маш-Магарт ад Гинсавер. А там уже, уверяю, доберутся и до вашего милого барона Аллерта, и до его Семельвенка. Такие уж они скромники! Мы с вами, Эгин, для Зверды теперь по статусу менее, чем лучники. Можно сказать, она даже проявила свое особое расположение тем, что не распорядилась изрубить нас на куски… А могла бы! Вы-то ее знаете только с лучшей стороны. А ведь баронесса Маш-Магарт – опасный, умелый, сильный маг. И Шоша не так туп, как кажется. Шутка ли – обмануть меня и весь Свод! И даже Вэль-Виры, оборотня, Зверда не побоялась!

– А еще она – медведица, – тихо добавил Эгин, когда Лагха глотнул воздуха перед новым риторическим приступом. Эгин заметил, что в глиняном теле гнорр стал гораздо болтливее. Видимо, сказывалось длительное запредельное одиночество.

– Кто? – Лагха скривился, словно проглотив микстуру, и обратил к Эгину свое правильное, с игрой пламени на скулах, лицо.

– Медведица. Белая. Она такой же оборотень, как и Вэль-Вира, – Эгин говорил тихо, чтобы случайно не услышал кто-то из баронской солдатни, которая во множестве отдыхала подле костра.

– Да?

– Да, – спокойно подтвердил Эгин, наслаждаясь нескрываемым замешательством гнорра. – Но из этого ничего не следует. Ничего.

После долгого раздумья, отчасти напоминавшего ступор, Лагха наконец сказал:

– Из этого действительно ничего не следует. Кроме того, что я был ослеплен своей… дружбой с баронессой. Моя увлеченность ее персоной помешала мне сопоставить кричащие факты и осознать очевидное…