Радость - Александр Лоуэн

В процессе терапии Мадлен занималась физическими упражнениями, чтобы углубить дыхание и добиться лучшего ощущения собственного тела. Однако каждый этап погружения в более сильные чувства вызывал в ее памяти какой-то ужасный эпизод, в результате которого она опять замыкалась и как бы покидала свое тело. Если после сеанса, во время которого у нее появлялись более сильные чувства, ей удавалось сохранить самоконтроль, то она рассказывала мне, как в течение какого-то времени существовала вне тела. Пребывание вне тела означало отсечение всех чувств и функционирование исключительно «от головы», от сознательного разума. Постепенно страх убавлялся, и она научилась выдерживать в своем теле больше эмоций и больше ощущений, не впадая при этом в ужас и не отсекая возникающие чувства. Если сеанс оказывался для нее чрезмерно насыщенным и ей все же приходилось покинуть свое тело, то она научилась довольно быстро приходить в себя, что представлялось ей самой заметным достижением. Припоминаю один сеанс, в ходе которого Мадлен с восторгом заметила: «Я теперь чувствую свои ступни».

Однако вопрос о весьма раннем сексуальном злоупотреблении продолжал оставаться очень трудным для решения. Мадлен чувствовала себя необычайно уязвимой в области заднего прохода и около него, и можно было только удивляться, как она могла поддерживать внешне вполне нормальные половые отношения при том громадном страхе, который она ощущала в зоне у основания таза. Но ведь Мадлен рассказывала мне, что испытывала наслаждение от секса даже с теми мужчинами, которые злоупотребляли ею и унижали ее. Более того, она на самом деле была вполне игрива, кокетлива и соблазнительна, хотя сама не полностью осознавала эту сторону своего поведения. Являясь на глубинном уровне запуганной маленькой девчушкой, она — на поверхности — была одновременно вполне утонченной женщиной, наслаждавшейся половыми отношениями с мужчинами и приветствовавшей эти отношения. Утонченность является здесь целиком и полностью подходящим словом, поскольку, четко отражая отсутствие невинности, оно указывает и на отсутствие чувства вины, что в данном случае также весьма важно. Чтобы выжить, Мадлен пришлось принять извращенность окружавшего ее мира в качестве нормы. Раз весь мир толкует о сексе, она должна, просто обязана тоже обрести навыки пользования этой штуковиной. Таким образом, невзирая на сексуальные злоупотребления в ее детстве и на физические унижения и злоупотребления в замужестве, Мадлен не испытывала ненависти к мужчинам и не питала по отношению к ним никакого особого гнева.

Впрочем, и ненависть, и гнев присутствовали в ней, но из-за необходимости выжить оба эти чувства оказались отсеченными, так что она оказалась сексуально доступной для мужчин. В конечном итоге, коль они настолько отчаянно нуждаются в половых контактах и сексуальной разрядке, то почему бы не дать им этого? Подчинение ликвидирует угрозу принуждения и насилия, а также «снимает», отрицает страх. Увы, многим женщинам, которые подвергались злоупотреблениям, свойственна ложная аргументация, что никакой мужчина не причинит вреда той, которая отдалась ему добровольно.

Однако в личности такой женщины, которая, будучи ребенком, стала объектом сексуального злоупотребления, присутствует и еще один элемент, формирующий ее поведение настолько сильно, насколько это делают страх и беспомощность, ассоциирующиеся с указанным злоупотреблением. Этим элементом является сильное возбуждение, ограниченное генитальным аппаратом и диссоциированное от сознательной части личности. Раннее сексуальное использование одновременно и пугает, и возбуждает ребенка. Разумеется, это не то возбуждение, которое может быть успешно интегрировано в еще не успевшие созреть тело и эго ребенка, однако оно в любом случае налагает несмываемый отпечаток и на его тело, и на разум. Ребенок скачкообразно вступает во взрослый мир, который напрочь срывает покровы с его детской невинности, но с этого момента сексуальность становится в его личности той силой, которой невозможно сопротивляться и которую немыслимо преодолеть, хотя она «отщеплена» от личности и существует как бы сама по себе. Примером подобного состояния служит небезызвестная Мэрилин Монро. Для всего мира она воплощала собой сексуальность, но сама не была сексуальной личностью. Все выглядело так, как если бы эта записная красотка играла сексуальные роли, не отождествляя себя с ними на взрослом уровне. Ее взрослая личность была расщеплена между утонченным разумом, с одной стороны, и почти детской зависимостью и страхом, с другой. Она была сексуально искушенной и изощренной персоной, но все это было поверхностным и лишь прикрывало глубинное, основополагающее ощущение потерянности, беспомощности и запуганности. В одной из своих недавних книг я охарактеризовал Монро как пример множественной личности.

Как-то ко мне обратилась одна молодая особа с просьбой помочь ей понять собственную запутанную жизнь. Бетти, как я буду дальше звать эту женщину, воспитывалась в нескольких домах, где она была приемным ребенком, и рассказала мне историю сексуальных злоупотреблений, которым она подвергалась начиная с десятилетнего возраста. Возникшая у нее на сегодняшний день путаница в жизни была связана с проблемами, которые существовали в ней применительно к мужчинам. Их влекло к Бетти (она была женщиной привлекательной и даже соблазнительной), но отношения с ними почему-то все время вели в никуда. Была в ней одна удивительная особенность: в помещении она источала какой-то густой сексуальный аромат, который был почти осязаем. Поскольку это был ее естественный запах, она совершенно не осознавала его наличия. Подобно Мадлен, Бетти существовала на двух уровнях. Один из них был поверхностным, и здесь она функционировала как сексуальная женщина — умудренная, изощренная и весьма компетентная во всех нюансах. Второй уровень был глубинным, и тут Бетти была до крайности запуганным маленьким ребенком, неспособным горько расплакаться или впасть в сильный гнев. Она вела себя так, словно находилась во власти какого-то сексуального заряда, который, однако, был в ее личности чуждой силой, причем она не располагала над ним никаким контролем. Бетти не осознавала, какое воздействие оказывает на мужчин присущее ей насыщенное сексуальное благоухание, поскольку сама она его не воспринимала. Кроме того, она испускала его не все время, а, скорее всего, лишь тогда, когда неосознанно пыталась соблазнить мужчину и вовлечь его в интимные отношения. Однако ее усилия прельстить кого-то были выражением не страсти, а потребности, нужды.

Бетти нуждалась в моей помощи, и единственный, с ее точки зрения, способ реально получить искомое содействие с моей стороны состоял в том, чтобы посредством своей сексуальной эманации, или, иначе говоря, излучения, возбудить во мне эротический интерес к ней. Она изливала свой генитальный запах вовсе не сознательным образом — он порождался тем фактом, что ее влагалище становилось заряженным и возбужденным, что для нее самой оставалось, однако, незамеченным. Указанное возбуждение наверняка брало свое начало в давнишнем сексуальном злоупотреблении и не было ее собственным чувством, так что она не отождествляла себя с ним. Опыт жизни приемыша научил Бетти пользоваться этим навыком начиная с достаточно раннего возраста. При этом она еще тогда обнаружила, что если ее приемные матери были к ней враждебны, поскольку — как женщины — не доверяли ее сексуальности, то мужчины сексуально реагировали на нее. Как всякий ребенок, она, действуя сознательно или бессознательно, пыталась получить от своих приемных отцов какую-то поддержку, но они лишь использовали ее для собственных целей. Я убежден, что на каком-то полускрытом уровне эти мужчины жалели Бетти и даже хотели ей помочь, но на более наглядном и непосредственно воспринимаемом уровне они попросту извлекали сиюминутную выгоду из ее нужды и беспомощности, злоупотребляя своими возможностями и используя ее сексуально. В неизбежном отчаянии она проявляла податливую покорность и в тоже время где-то в глубине верила, что этот взрослый человек любит ее. Это, увы, не срабатывало. Приемная мать чуяла, куда все клонится, и Бетти отсылали к другим приемным родителям, где снова повторялась точно такая же история.

Бетти проходила у меня терапию сравнительно недолго, и у меня не было времени с должной полнотой проанализировать ее прошлое. Она подавила в себе большинство ранних воспоминаний, а в тот момент, когда я столкнулся с нею — это было много-много лет назад, — у меня отсутствовала та глубина понимания всей указанной проблематики, которую я приобрел сейчас. Человек учится на собственных ошибках. Однако интуиция подсказывала мне, что в своей основе события ее жизни развивались именно так, как я только что рассказал, поскольку мужчина, который рекомендовал мне Бетти как пациентку — а она в тот момент делила с ним ложе и работала на него, — был мне известен как лицо, склонное к сексуальным и иным злоупотреблениям и унижениям. Его подход к женщинам был таков: предложить помощь, которая ему самому казалась неподдельной и чистосердечной, а потом, когда женщина, что называется, «клюнула», — использовать ее сексуально. Это именно тот тип мужчин, которые и должны были всю жизнь манить Бетти, хотя действия по принуждению к сожительству могли многократно повторяться в ее биографии. Впрочем, Мадлен тоже должна была пройти через сходное принуждение, чтобы в конечном итоге вступить в связь с мужчиной, который физически унижал ее. Позволю себе напомнить, что точно так же обстояло дело и с Мартой, о которой я рассказывал в главе 3. До тех пор пока все эти женщины останутся зафиксированными на поиске мужчины, который будет их любить и защищать, их будут использовать и унижать. Взаимоотношения таких женщин с мужчинами не могли переродиться в продуктивные. Мужчины реагировали на них как на сексуальные объекты, а не как на сексуальных личностей, поскольку сами эти дамы не воспринимали себя как личностей. Их чувство собственного Я было слишком серьезно повреждено тем, что в детстве их близкие так или иначе злоупотребляли ими сексуально.