Спящая красавица - Джудит Майкл

Анна покачала головой.

– Этого я не смогу сделать, – она опустилась на колени рядом с Робин. – У меня есть работа, от меня зависят другие люди, поэтому я не могу оставаться здесь слишком долго. Но я хотела бы вернуться. А если буду возвращаться снова и снова, это будет, как будто я остаюсь, правда?

– Нет, – бесцветным голосом сказала Робин. – Остаться означает положить чемоданы в кладовку, не ехать в аэропорт и чтобы ты всегда была здесь и можно было всегда поговорить с тобой.

Анна улыбнулась.

– Мы всегда можем поговорить, ты можешь позвонить мне. А я буду звонить тебе.

– Очень хорошая мысль, – сказал Лео, стоя рядом с Гейл и глядя на Анну и своих детей. «Они составляют очаровательную группу», – подумал он. Темноволосые девочка и мальчик и темноволосая женщина, увлеченные беседой. Робин выглядела так, как, наверное, выглядела Анна в восемь лет: тоненькая и гибкая, с большими пытливыми глазами, с непослушными волосами.

Нед был другим: у него было крепкое сложение, как у отца и нависающие брови, которые все время хмурились от сосредоточенности. Но самым интригующим для Лео были различия между Гейл и Анной. Он сравнивал их накануне вечером в самолете, но теперь, когда они были одеты почти одинаково, эти различия особенно бросались в глаза. А основным было то, что хотя сестры и были похожи друг на друга, у Анны было всего больше. Ее волосы и брови были темнее, чем у Гейл, губы полнее и чувственнее, скулы больше выступали, а глаза были темнее. Она была выше ростом и тоньше, чем Гейл, и голову держала выше. И Анна была гораздо красивее, в любых отношениях – более яркая и более драматичная. Но все-таки она была не совсем реальной. Гейл была настоящая. Лео почувствовал прилив любви к жене, которая отдавала ему свою любовь, дала ему семейный очаг, семью, которая была для него всем, чего он когда-либо желал.

И неожиданно он почувствовал жалость к Анне. Она обладала большой красотой, но могла бы быть и платьем, висящим в шкафу, так тщательно она контролировала свои чувства, так защищалась от внешнего мира, что не было даже трещины, через которую прорвались бы эмоции. Лео понял, Анна говорила о самой себе, когда рассказывала Неду, что секреты – важная часть того, что мы из себя представляем, и кем являемся. Женщина боялась допустить кого-то в свой внутренний мир, и даже не знает, как держать ребенка, подумал он, наблюдая за ней, стоящей рядом с Робин на коленях, опустив руки. Она ни разу не обняла Робин, как сделала бы Гейл, жалея любого ребенка, который говорит об уезжающих взрослых и об умершем любимом прадедушке.

– По телефону – это не то, – упрямо возразила Робин. – Я люблю быть рядом. Ну, ты знаешь, касаться... Это как читать вместе книжки, ходить на прогулки и просто сидеть и разговаривать. Мы могли бы прочесть все мои книги, если бы ты осталась, могли бы ходить в кино или играть в слова. Тебе это понравилось бы? Если только... ну, я думаю, ты бы соскучилась с нами...

– Нет, я бы не соскучилась, – твердо сказала Анна. – Я бы не соскучилась; я бы очень хотела заниматься всем этим с тобой. И с Недом тоже. Но прямо сейчас я не могу. – Она заметила, что Робин насупилась. – Послушай, – сказала Анна. – Это как школа. Ты не можешь поехать в Лос-Анджелес и жить со мной, потому что у тебя есть школа. У меня есть работа, это то же самое.

? Я могла бы ходить в школу там. А ты можешь работать здесь.

? Хорошо, Робин, хватит, – твердо сказал Лео. – Почему бы тебе не радоваться тому, что Анна сейчас здесь, вместо того, чтобы расстраиваться из-за будущего?

Зазвонил телефон и Гейл протянула руку мимо Лео, чтобы взять трубку.

? Нет, – сказала она через мгновение. И быстро взглянула на детей. – Я не знаю, где она. Она не сказала. А если захочет позвонить нам, то думаю, позвонит. Не знаю. – Гейл положила трубку.

– Кто это был? – спросил Нед.

– Кое-кто, с кем я не хотела говорить, – ответила Гейл. – Кто-нибудь интересуется обедом?

– Конечно. Можно мне лимонаду?

Анна встала.

– Что принести?

Они отнесли подносы на большую террасу, с которой открывался вид на долину Тамарак. Сквозь щели в настиле росли деревца пихты, затеняя железные столики и кресла с яркими подушками. Внизу цветники и огороды уступами спускались с холма. С одной стороны была оранжерея и плавательный бассейн, а с другой – на краю ровной лужайки натянута сетка для бадминтона.

– Какое прекрасное место, – спокойно сказала Анна.

– Предполагалось, что оно будет твоим, – заметила Гейл. – Дедушка купил землю для всех нас вверх по склону и назвал участок Ривервуд, и разметил, где будут находиться наши дома. Знаешь, он все решил; и долгое время правил Тамараком, как своим королевством. Так или иначе, Итан предназначал его для тебя. Он отдал его нам, когда родился Нед и мы искали дом. Он и сказал, что не может больше держать этот участок для тебя.

Анна вспомнила катание на лыжах с Итаном между деревьями и по гладким, широким лугам плато.

«Ты все еще думаешь, что хотела бы здесь жить? – спросил дед.

– Да, – не задумываясь ответила Анна. – Это самое красивое место в мире. Лучше, чем где-то еще.

– Далековато от людей, – заметил Итан, как и раньше.

– Я этого и хочу, – сказала девочка. – Удалиться».

Тогда ей было почти пятнадцать. Это был ее последний приезд в Тамарак.

– Я не знала, что дед помнил обо мне, – медленно вымолвила Анна. – Я думала, что он был так сердит на меня и так разочарован во мне, что выкинул меня из своей жизни.

– Он много думал о тебе, – сказал Лео. Он помог Гейл наполнить тарелки сэндвичами и картофельным салатом. – Помню, однажды мы завтракали вместе примерно за год до его смерти. Вскоре после этого у него был первый удар, и больше его разум не был таким ясным, как в то утро. Он сидел с закрытыми глазами и вдруг сказал: «Анна» – нет, «дорогая Анна» – и потом: «Прости, прости... Я любил тебя и потерял тебя и хотел бы попросить у тебя прощения»... Что-то вроде этого. Итан сказал, что, наверное, он тебе не нужен, потому что ты выросла, но и сейчас еще хотел бы сделать так, чтобы ты себя чувствовала любимой и защищенной. Я помню, именно так и сказал: любимой и защищенной. И он хотел бы, чтобы ты вернулась, и он смог бы сказать тебе все это до того, как умрет.

Анна сидела очень тихо. Глаза ее были полны слез, но еще сильнее она плакала про себя. «Все эти годы, – думала она, – все эти годы она считала, что никому до нее нет дела. А Итан о ней беспокоился. Я была любима и не знала об этом. И Гейл беспокоилась. Я никогда этого не знала. А теперь дети Гейл. И муж Гейл».

Слезы высохли.

– Я хотела бы вернуться назад, – сказала она.

– И я хотела бы, – выразительно сказала Гейл. – Но ведь ты счастлива, правда? У тебя чудесная квартира, твой офис и то, что ты юрист. Это гораздо более увлекательно, чем Тамарак. У нас здесь ужасно тихо. Ты единственная в семье, кто уехал и сделал что-то, совершенно не связанное с компанией.