Елизавета I - Эвелин Энтони

   — Это всё этот чёртов Симьер, — злобно сказал Лестер. — Я потешался над прежними искателями её руки и называл их бумажными женихами, и видит Бог, нам нечего было опасаться, пока всё, что было о них известно — это имя на устах какого-нибудь посла. Благодаря Симьеру его господин предстал перед её величеством как живой; он играет роль Алансона столь искусно, что королева просто околдована. Без Симьера вся эта история рассыплется, как карточный домик. Если бы мы могли от него избавиться... — Он умолк, и Уолсингем бросил на него пристальный взгляд. Убийство для него было не более чем средством политической борьбы; мысль о нём не тревожила его совести, а жизнь одного человека была сущим пустяком по сравнению с тем, что его действительно страшило — возможным восшествием паписта на английский престол и союзом между его страной и государством, запятнавшим себя зверствами Варфоломеевской ночи.

   — Против этого вся страна, — медленно проговорил он. — Парламент, совет, все, кто придерживается протестантской веры, готовы на всё, чтобы не допустить этого брака. А Симьер никогда не покинет Англию по собственной воле.

   — На карту поставлено всё, — сказал Лестер. — Нам обоим известно, что требуется сделать, сэр Фрэнсис. Если я приму меры для того, чтобы защитить королеву от её собственного безрассудства, вы меня поддержите?

   — Если понадобится — даже собственным мечом.

   — Тогда предоставьте действовать мне. Держите это в тайне от всех, особенно от лорда Бэрли. Но когда дело будет сделано, будьте готовы прийти мне на выручку.

Вскоре после своего приезда в Англию Симьер начал собирать сведения о своих врагах. Он щедро платил и пользовался официальной агентурой французского посольства; потратив немало денег, он обнаружил, что Лестер, его главный враг, громче всех выступавший против брака королевы, сам состоит в тайном браке. Теперь Симьер шёл по тёмным улицам домой, к Вестминстеру, и на губах у него играла улыбка. Елизавета советовала ему не выходить на улицу ночью одному; она объяснила, что Лондон кишит грабителями, которые рыскают во тьме, ища жертву — одинокого прохожего, иностранца или подвыпившего джентльмена, вышедшего из таверны. Симьер рассмеялся, обещал ей не делать этого, но нарушил своё обещание, потому что любил прогулки и одиночество. Он раздумывал, когда именно сказать Елизавете, что её фаворит, пытающийся не допустить её брака, сам связан тайными узами, когда из тёмных ворот навстречу ему выскочили двое. Гуляя, Симьер всегда держал руку на эфесе шпаги; увидев тусклый блеск клинка, он обнажил своё оружие. Что-то с треском разодрало ему плащ и пронзило руку; Симьер сделал выпад в сторону того из нападавших, кто был поближе, и почувствовал, что его шпага вошла в тело врага. Мгновение ему казалось, что она там застряла; вес падающего тела тянул клинок вниз, выворачивая руку. Ударив противника ногой, Симьер вырвал клинок и повернулся ко второму нападавшему. Но тот бежал; если не считать лежавшего у его ног раненого, улица была пуста. Услышав стон, Симьер опустился на колени. Он схватил поверженного врага за грудь, и руки сразу же стали влажными от крови.

   — Кто тебя подослал? — Симьер приподнял умирающего и встряхнул. — Отвечай, кто тебя нанял, и я приведу тебе врача...

Это был не простой грабитель, а наёмный бретёр; обычный разбойник просто подкрался бы сзади, оглушил ударом дубинки и забрал кошелёк.

   — Ты меня убил... — Раненый захлёбывался кровью, и Симьер едва мог расслышать, что тот говорит. Он снова его встряхнул, как собака издыхающую крысу.

   — Отвечай, и будешь жить. Кто тебя ко мне подослал?

В ответ послышалось бормотание; ему пришлось наклониться к самым губам раненого, чтобы разобрать:

   — Дворецкий милорда Лестера... Ради Христа, помоги...

Симьер выпрямился. Он взглянул в искажённое болью, умоляющее лицо и рассмеялся.

   — Я помогу тебе так же, как ты помог бы мне, дружище. — Он швырнул несчастного на булыжную мостовую с такой силой, что тот сразу же испустил дух. Симьер отряхнул одежду, вложил шпагу в ножны и перешагнул через труп, даже не дав себе труда ещё раз на него взглянуть.

На следующий день он появился в Гринвиче, который королева избрала местом своего пребывания на ближайшие несколько недель, и вошёл к ней с рукой на перевязи.

Увидев Симьера, Елизавета побледнела как полотно, Прежде чем он успел преклонить перед нею колени, она быстро подошла к нему и дотронулась до его раненой руки.

   — Боже праведный, что с вами случилось? Вы бледны... а ваша рука... почему она подвязана?

   — Могу я присесть, ваше величество? Я прискакал к вам верхом и очень спешил, а теперь голова у меня кружится, как у женщины. Мне не хотелось бы упасть в обморок у ваших ног.

   — Вина! — крикнула Елизавета фрейлине. Кэт Дакр подбежала к поставцу, от волнения уронила серебряный кубок и тут же услышала в свой адрес яростное ругательство королевы.

   — Садитесь вот сюда, рядом со мной. — Елизавета самолично подвела Симьера к креслу и усадила. Она взяла кубок с вином, поднесла к его губам и, не оборачиваясь, велела леди Дакр выйти из комнаты.

Симьер проглотил вино и сделал вид, что не может держать голову. Он уронил её на плечо королевы, а она гладила его по щекам и обеспокоенным шёпотом спрашивала, что с ним произошло, был ли он у врача, и не получена ли его рана на дуэли — раньше ей приходилось видеть руки на перевязи, как у него, именно в таких случаях.

   — С кем вы бились? — настаивала она. Он видел, что её глаза полны слёз. — Кем бы он ни был, я накажу его за то, что он посмел вас ранить!

   — Я вас ослушался, — ответил он. — Этой ночью я вышел на прогулку по улицам вашей столицы, и на меня напали двое. Одного я обратил в бегство, другого убил. Но перед тем как умереть, он мне кое-что рассказал. Он рассказал, кто его нанял, чтобы меня убить.

   — Что?! — Симьер почувствовал, как королева напряглась. — Что вы говорите?

   — Их подослали убить меня, — настаивал он. — Когда они выскочили навстречу мне со шпагами, я сразу понял, что это не обычные разбойники. Тот, кого я убил, сказал мне имя настоящего убийцы.

   — Кто это? — Елизавета задала этот вопрос таким резким тоном, что он поднял голову и удивлённо посмотрел на неё.

   — Граф Лестер.

Немного помолчав, она медленно произнесла:

   — Этот человек лгал. Роберт на такое не способен. Он бы не посмел...

   — Напуганный человек способен на всё, мадам, — ответил Симьер. — Должно быть, Лестер знал, что я раскрыл его тайну; он боялся, что я выдам её вам, и поэтому попытался меня убить.

   — Перестаньте говорить загадками. — Она отняла у него руку, и он выпрямился. — Какую тайну вы раскрыли? Какой бы тяжёлой ни была ваша рана, Симьер, я желаю слышать ответ, причём короткий. Говорите!

В этот момент она не казалась ему красивой: лицо было белым как мел, а из-под тяжёлых век сверкали чёрные глаза.

   — Он яростнее всех возражает против вашего брака... не только с моим господином, но и со всеми, кто сватался к вам все эти годы... и всё же он, возможно, был бы вправе мешать вам в этом, если бы сам не был женат!

Елизавета вздрогнула, как будто он её ударил. Её бледное лицо внезапно стало красным, а потом снова мертвенно-бледным.

   — Вдовствующая леди Эссекс.

   — Вы уверены... можете ли вы это доказать?

   — Запись об их венчании есть в уонстедской приходской книге. Свидетелем был её отец.

Елизавета отвернулась от него и подошла к окну. Некоторое время она стояла неподвижно, забыв о Симьере. Для неё сейчас не существовало никого и ничего, кроме Роберта и его чудовищного обмана — его непростительного предательства. Она вытащила его из безвестности, позволила ему целовать и ласкать себя — внезапно она испугалась, как бы от воспоминаний об их прежних встречах наедине её не стошнило, — она наградила его деньгами, блестящим титулом и местом в своём правительстве. Она простила ему предательство и неверность, потому что верила его непрестанным заверениям в том, что он её любит. Она смеялась над его ревностью и одновременно подстёгивала её, а оказывается, всё это было лишь притворством. Он её дурачил, он ей лгал, он выставил её на посмешище перед всеми, кто знал правду, а если её смог выведать даже Симьер, то, должно быть, в неведении оставалась одна она. Он женился на своей любовнице. Она могла бы извинить похоть, по никогда, никогда — любовь, которую он должен был питать к той, другой женщине до такой степени, чтобы жениться на ней и навсегда оставить Елизавету. Из окна ей была видна крыша старой башни — роскошной постройки из серого кирпича, которую построил её отец; теперь в ней помещалась кордегардия. То была башня Мирафлоре, плод нелепой расточительности безумно влюблённого мужчины, построившего её для любимой женщины. В этой башне когда-то жила её мать, Анна Болейн. Впервые в жизни Елизавета ощутила то, что, видимо, должен был чувствовать её отец, когда он приказал казнить изменившую ему жену. Мирафлоре. Голый и пустой символ притворной любви. Изумлённый Симьер услышал, как королева засмеялась — злобный, истерический смех. Она подошла к двери и рывком распахнула её. Снаружи стояли на часах два стражника.