Волчок - Михаил Ефимович Нисенбаум

ремонт. В единственную жилую комнату, если не считать спальни Вадима Марковича, заселились Антон Турчин с его девушкой, которую зачем-то зовут Лилей – ха-ха-ха. Они неплохие, только хотят казаться такими, знаешь, прожженными циниками. Два дня назад уехала Рената, представь, у нее перелом руки, она в гипсе. Приятнейшая интеллигентная женщина, совершенно прелестная, лучше бы перелом у Крэма был. Шутка. Вот уж кто странный. То разговариваешь с ним, очаровательный, умный, мысли такие у него. Минута прошла – замкнулся, смотрит злобно, голову в плечи втянул, сидит, как упырь болотный, не булькнет. Кстати, дикобразы здешние совсем с цепи сорвались.

Я вслушивался в Варварин голос и едва мог сосредоточиться на смысле сказанного. Главное, казалось, скрыто в самом голосе. Смущена ли она? Почему говорит так бойко? Почему не спрашивает обо мне? Хотя тут как раз ничего удивительного – она никогда ничего обо мне не спрашивала. А раз так, выходит, все в порядке? Тут я выпадал из переговоров с Варвариным голосом и слышал, что ее поселили в столовой за ширмой, ненадолго, пока не будет готов номер. Что она подглядела из-за ширмы, как Крэм поочередно беседует по видеосвязи с Лидочкой, с дочерью от Лидочки, а через минуту с Алисочкой и дочкой от Алисочки. Потом Крэм обнаружил Варвару, страшно рассердился, хоть виду не показал, и в тот день не вышел к ужину. Варвара работает днями и ночами как проклятая, недавно ездила в Орвьето и в Треви на машине Крэма. Антон грубиян и пошляк, но бывает дико милым.

– Варя, когда ты думаешь вернуться?

– Ох, Мишуша, кабы знать. В верхних номерах конь не валялся, с мебелью итальянцы наглупили…

Не было ни единого способа повлиять на Варвару, она больше мне не принадлежала. Я чувствовал какую-то отрешенную боль, словно растение с только что отрубленными ветками, которое не умеет сопротивляться и даже не знает о том, что сопротивление возможно. В этой скорбной прострации я даже не сообразил спросить, когда мы поговорим в следующий раз.

4

Кто таков Матвей Карин? Откуда взялся он? Крэм говорит, Карин – консультант одного из нынешних министров, а до этого работал с олимпийской сборной, с отрядом космонавтов, у него диплом Сорбонны, а также куча патентов и лицензий из Швейцарии, из Штатов, из Индии и Австралии. Ну не знаю. Если Карин консультирует министра, а в стране такое творится, чего стоят его консультации? Хотя не по министерским же делам он его консультирует, а как-нибудь успокаивает, дескать, соберись, Арнольд Силуаныч, не тушуйся, контролируй шепот, робкое дыханье, держи радиус зрачков. Арнольд Силуаныч успокаивается, в отставку не подает, за то Матвею слава и почет.

Игра начнется через полчаса, я бегу от Китай-города, боюсь опоздать. Поземка вспыхивает солнцем, как искры над кругом точильщика. Двор уставлен дорогими машинами, на некоторых конусы синих мигалок. В зеркальце черного «лексуса» – надменная скула водителя, сизый дым сигареты тянется вверх и бирюзово вспыхивает, достигнув солнечного луча. Перед дверью двое мужчин с равнодушными лицами и в костюмах проверяют документы по списку.

Вот сегодня нужно было надеть костюм, думаю я, оглядывая собравшихся из-за занавеса. Если судить по внешности (да-да, по внешности судить нельзя), никакая помощь этим людям не требуется. Хотя каждый сидит и пялится в смартфон, точно в волшебное зеркальце. А кто слишком привязан к своему смартфону, тот не самый счастливый человек. В зале – пятеро мужчин и три женщины. Все молодые, спортивные, как говорится ухоженные. За каждым гипотетически брезжат английские лужайки испанской виллы, личный повар-француз, колода золотых кредиток, флажок на яхте, горячий от морского солнца. Видимо, сегодняшняя игра для них – очередное развлечение, подтверждающее высокопоставленность, вроде частной вечеринки с леди Гагой в ночнушке из листьев квашеной капусты. У женщины, рядом с которой я примостился, ногти раскрашены узорами из Густава Климта. На запястье нитка красной шерсти. Она украдкой смотрит на крупного мужчину в лимонном джемпере и удивительных черных галифе, латающего долгий зевок телефоном с рубиновой кремлевской звездой на корпусе.

Рядом молодой человек с ежиком седых волос, у него обтекаемая форма холеного лица и взгляд приветливый, но не выдающий ни единого чувства, – взгляд впускающий, но не пускающий. Господи, чему такой человек может научиться? Он и без того совершенен, взять хотя бы туфли.

Никогда еще в этой комнате не собиралось столько людей, каждый из которых казался идеальным воплощением глянцевых надежд и телевизионных чаяний. Каков же будет Матвей Карин, король Артур этого круглого стола? На каком самолете доставят его? В какой мантии, в какой короне, какой свет должен от него исходить?

Тяжелый звон часов отсчитал десять ударов, отворилась незаметная дверца в глубине комнаты, и оттуда вышел человек, мягким жестом приветствуя собравшихся. Это был мужчина лет шестидесяти с одутловатым, как бы сонным лицом, в мешковатой кофте, с черной синтетической сумкой через плечо. Единственное, что придавало мужчине хоть какую-то значительность, – большой медный колокольчик, который он нес на ладони.

При появлении мужчины все присутствующие почтительно встали. Они смотрели на вошедшего с той жадностью и нежностью, которые совершенно не вязались ни со снулым обликом мужчины, ни с их собственным лоском. Меня охватило любопытство, доходящее до волнения: глядя на Матвея Карина, я пытался разглядеть в нем то, что видели все эти короли и дамы. Теперь и желтоватый тон кожи, и скучно-внимательный взгляд, и гипнотическая мягкость жестов как будто говорили о тайном знании, о качествах ума, которые выше регалий и потому не нуждаются ни в мантиях, ни в коронах, ни в дорогих костюмах, ни даже в рубищах для своего удостоверения. Более того, любые внешние доказательства могли бы перечеркнуть или опорочить его скрытые свойства: подлинным тайнам зазывалы ни к чему. А может, и нет никаких тонких знаний, и напрасно свита играет короля – нет теперь настоящих королей, играем в придуманных.

Вадим Маркович насмешливо отзывается о Матвее Карине, равно как и о его почитателях, но это свидетельствует о ревности и только увеличивает мой интерес. Игры Карина стоят вдвое больше Крэмовых тренингов, и запись на них происходит за полгода. Будешь тут отзываться насмешливо.

Карин медленно опустился в кресло и вяло произнес:

– Здравствуйте, друзья. Пожалуйста, на минуту закройте глаза, но не для того, чтобы заснуть, а чтобы открыть их по-новому. Попробуйте определить, сколько весят ваши веки, сколько в них тепла. Попробуйте, не открывая глаз, увидеть цвета: синий… синий, как васильки, синий, как летние сумерки, синий, как покой… Красный, как мак, красный, как кленовые листья, красный, как жар углей…

Голос Карина становился таким ласковым, точно исходил уже не от него, а звучал откуда-то у тебя изнутри.

– …Теперь попробуйте увидеть сосредоточенно, но без усилий, какого цвета самое удобное, уютное, самое беззаботное, что есть или должно быть вокруг или внутри вас… Собирайте, выделяйте, очищайте этот цвет.