Время ушельцев (СИ) - Филимонов Сергей протоиерей

Митрандир закрыл глаза, и перед его мысленным взором медленно поплыли цветные картины.

Горящая деревня… дымящие трубы крематория… ядовито-зеленое облако отравляющих газов… И Адольф Шикльгрубер — Гитлер — истерически выкрикивающий воистину проклятые слова:

— Я освобождаю вас от химеры, именуемой совестью!

Вспышка ядерного взрыва над Хиросимой… пылающие джунгли Вьетнама… исполинская сточная труба, извергающая в воду какую-то мерзость… женщина с лохматой болонкой на поводочке — обе в одинаковых норковых шубках…

— Я освобождаю вас от химеры…

Снова горящая деревня — на сей раз в Афганистане, и погромщиками в форме командует Митрандир…

— Я освобождаю! — выкрикивает Гитлер, и все исчезает в пламени исполинской яркости.

— Вот так, — задумчиво произнес Митрандир. — Именно так и никак иначе.

И, немного помедлив, дописал последние строки:

«А причина запредельно проста. По-немецки она называется Entmenschung. Проще говоря, в угоду своей поганой цивилизации мы по капле выдавили из себя человека. И кончилось это именно тем, чем и должно было кончиться».

Эльфийский замок

— А ну, навались! Еще! Оп!

Петли, в которые были продеты дужки висячего замка, со скрежетом выползли со своих мест.

— Порядок! — улыбнулся Седунов. — Э, нет! Погодите минуту!

И, переложив вырванный ломом замок в правую руку, он швырнул его, как гранату, метров за сорок.

— Долой замки, засовы и запоры — эти реликты прошлой эпохи! — воскликнул художник. — Ну, а теперь можно и войти.

Он потянул дверь на себя и замер в восхищении. Керосиновая лампа в руке стоявшего за его спиной Ингвэ осветила огромный пустой зал бывшего магазина.

— А что? А неплохо! — удовлетворенно произнес Седунов. — Возьмем вот и откроем тут свою Третьяковку. Только надо будет еще пару перегородок сделать, картины вешать. А на полках книги расставим. Будет у нас еще и библиотека. Ага?

— Кстати, о библиотеках, — хитро усмехнулся Ингвэ. — Я в свое время из Тьмутаракани всю подписную «Библиотеку всемирной литературы» перевез. И, между прочим, она у меня до сих пор в ящиках стоит нераспакованная.

— Всю «Библиотеку»?

— Двести томов, — кивнул Ингвэ.

— Ну, живем! — обрадовался Седунов. — Сейчас еще и картины развесим. Только их все равно до солнца как следует не разглядишь, — с сожалением прибавил он.

— А… можно, я и свою сюда принесу? — робко поинтересовался молчавший до сих пор Азазелло.

— Нужно! — твердо ответил художник.

— Боже мой! Ну кто же так пакует картины! — возмутился он через пять минут при виде чертежного тубуса. — Свернул, скрутил… Эй, не клади на пол! Надо же, черт возьми, иметь хоть какое-то уважение к живописи! Мм! Так я и знал! Углы кнопками проколоты. Ну кто ж так делает! Придется теперь замазывать. Не мог на одном листе написать, что ли?

— Так ведь таких больших листов вообще не бывает, — пытался оправдываться Азазелло.

— Ну так склеивать же надо, а не скалывать. Крахмал у тебя есть? Или мука?

— Есть маленько.

— Тащи сюда. И вообще давай договоримся так: мы эту картину всю вместе склеим, отреставрируем, как надо, раму сделаем вон из тех досок, подрамник, все, как положено, поставим хотя бы к стене, а потом уже будем обсуждать, что у тебя такое получилось. Лады?

— Лады! — обрадовался Азазелло.

Работа, впрочем, заняла несколько больше времени, чем планировалось. Но, как впоследствии записал в своей тетради Хугин, на двенадцатые сутки Катастрофы картинная галерея все-таки открылась.

— А что? А ничего! — удовлетворенно произнес художник, в последний раз оглядывая развешанные картины. — Зови народ.

Народ, кстати, и так собрался уже под дверью, привлеченный самыми невероятными слухами.

— Слушайте все и не говорите потом, что не слушали! — притворно не замечая никого, завопил Азазелло голосом средневекового глашатая. — Сегодня у нас открывается картинная галерея! Спешите видеть! — и он скрылся внутри, демонстративно оставив дверь полуприкрытой.

— Девять… двенадцать… четырнадцать, да нас двое, — считал входящих Седунов. — Все, больше никого не будет. Закрывай дверь.

Тщательно вычищенные и свежезаправленные керосиновые лампы, выпрошенные на время у колонистов, полыхали во всю мощь своих фитилей.

— Итак, — продолжил художник, обращаясь ко всем собравшимся, — наша картинная галерея открыта. К сожалению, через несколько часов ее придется закрыть снова. Лампы жрут слишком много керосина, а его у нас нет, — добавил он извиняющимся тоном. — И, сами понимаете, такую роскошь мы можем позволить себе только по праздникам. Так что смотрите и наслаждайтесь.

— Сверх того, — добавил Азазелло, — здесь также открыта библиотека. Книги можно брать с собой и читать. Если у кого есть свои — приносите сюда тоже. Можно даже специальные. Кстати, Хугин пожертвовал в общий фонд две книги по астрологии… — Азазелло поднял лампу, пытаясь разглядеть надписи на корешках, — учебники Ллевеллина и Старгейзера. А сейчас давайте осмотрим работы художника… а, кстати, чего это он у нас без имени ходит? А? Галадриэль, ты случайно не знаешь, как по — эльфийски «художник»?.

— Вообще-то любое произведение искусства называется «оло»… — произнесла Галадриэль.

— Ха-ха-ха! Олорин! — воскликнул Азазелло. — А ты, Катя? — обратился он к его жене.

— Я вообще-то до замужества звалась Одинокова, — немного застенчиво произнесла она.

— Ну, значит, будешь Эриагиль — Одинокая Звезда, — кивнул Азазелло.

— Вообще-то Олорин — это настоящее имя Митрандира, — заметил Торонгиль.

— Подумаешь! — махнул рукой Митрандир. — У нас в свое время и Гэндальф был. Поломатый, правда, — саркастически добавил он.

И тут же понял, какую глупость сморозил: его слова так отозвались памятью о прошлой, невозвратимой жизни, что у многих на глазах показались слезы…

— Все было, и ничего нет. Одни мы теперь остались, — грустно произнес Хугин.

— Эй! Кто там бумажками кидается?! — внезапно крикнула Хириэль, стоявшая спиной к «Эльфийскому замку» работы Азазелло.

Это была не бумажка. Это был кусок пергамента.

Солнце есть!

Тилис стоял на сильвандирской стене. Раны на его голове понемногу заживали, и ледяной зимний воздух приятно холодил виски. Над теплым незамерзающим озером клубились тонкие струйки пара, оседая инеем на окрестных скалах. И каждый крошечный хрусталик льда переливался маленькой радугой в лучах низкого солнца.

Тилис долго любовался причудливой игрой света. Вдруг в его глазах что-то помутилось, и на фоне пламенеющего льда возникла совсем другая картина: в темное помещение, освещенное узкими язычками огня, входят какие-то люди… Да нет, не люди — фаэри. Или все-таки люди? Во имя всех Младших богов, где он видел вон того рослого мужчину? А эта рыженькая, что вошла вслед за ним, она-то уж точно фаэри. Да ведь это же… это же Хириэль!

Точно, она! И Эленнар рядом с нею! Это Путь! Узкий, как маленькая щелка между мирами, но Путь!

— Эй, кто-нибудь! — крикнул Тилис. — Живо пергамент, перо и чернила! Лаурин! Срочно седлай дракона и лети в Карнен-Гул. Найди Соронвэ. Если его там нет — передай Силаниону, что я нашел Хириэль и Эленнара. И ищи Соронвэ. Если его нет в Карнен-Гуле — ищи у Кэрьятана. Нет у Кэрьятана — ищи где угодно, хоть из моря достань, но привези его сюда. Я нашел Путь, так им всем и скажи!

А правая его рука быстро чертила на клочке пергамента:

«Хириэль, Эленнар. Найдите то место, откуда выпало это письмо и бросьте туда ответ. Сообщите, где вы и что с вами.

— Тилис! — ахнула Хириэль, прочитав пергамент. — Это Тилис!

— Что?! — Митрандир первым понял, в чем дело. — Письмо оттуда?!

— Оттуда. Вот, смотрите, что он пишет: «Найдите место, откуда выпало это письмо».

— Так… — Митрандир задумался.