Арт-терапия – новые горизонты - Коллектив авторов

Я все больше убеждаюсь в том, что все принятые в психиатрии представления культурально обусловлены, и наши попытки определить четкие границы психических заболеваний и механизмы их развития являются не чем иным, как отражением нашего стремления защитить себя от тех переживаний и форм опыта, которые отличны от наших собственных. В то же время, эти отличия заключают в себе значительный потенциал для преодоления стигматизации тех, кого мы признаем психически больными.

Не менее важным мне представляется адекватное понимание потребностей тех, кто обращается к нам за помощью. Если мы поймем переживания этих людей, мы сможем преодолеть их страх и ответить на их нужды, в этом случае творчество больных может стать языком нашего общения с ними.

Я бы хотел обратиться к работам, которые экспонировались на выставке в Гамбурге. Я считаю, что они могут помочь нам осознать динамический характер изобразительного творчества больных шизофренией и то, что оно в определенной мере универсально, иными словами, мы сможем найти образцы подобного творчества как в Европе, так, например, и в Африке.

Анализ переживаний больных шизофренией позволяет заключить, что это заболевание характеризуется дезинтеграцией познавательной деятельности и выраженной экзистенциальной тревогой, которая часто доминирует в клинической картине болезни. При этом формируется порочный круг, когда дезинтеграция вызывает тревогу, а тревога, в свою очередь, усиливает дезинтеграцию. Например, на картинах Я. Тумангеловой из Болгарии и П. Рейшела из Австрии мы можем видеть, как фигуры людей постепенно начинают утрачивать свою структуру. Их изображения словно «расплавляются» и утрачивают многие важные детали. Воспринимая эти работы, мы даже можем ощутить страх дезинтеграции. Те же особенности присущи работам Р. Илюмока из Нигерии. Сходство симптомов заболевания у больных шизофренией из разных стран отражается в их художественной продукции, которая, независимо от их культурного опыта, также имеет ряд общих черт.

Попытаемся сравнить несколько картин одного и того же автора. А. Блитзштейн из Австрии создавал свои работы в разное время, находясь в личных состояниях. Первая его картина свидетельствует об активно протекающем процессе дезинтеграции, что отражается в расплывчатости черт лица персонажа на портрете. Вторая и третья картины, написанные Блитзштейном спустя два года, характеризуются более четким рисунком. На этих картинах изображены «лунные телята» (выражение самого художника). Он объяснил, что эти существа регулярно посещают его в период полнолуния, и выразил сожаление, что у него не было под рукой фотоаппарата, поэтому ему пришлось их рисовать, вместо того чтобы сфотографировать (Thomashoff, Naber, 1999). Он также сказал, что психиатры ему не верят, и это свидетельствует о том, что они сумасшедшие. Они все воспринимают совершенно наоборот.

Если сравнивать формальные особенности этих картин, можно заметить, что позднейшие изображения характеризуются более четкой структурой. Состояние автора работ в период создания более поздних изображений характеризовалось большей стабильностью. Бред, связанный с убеждением автора работ в том, что его посещают некие существа, позволил ему объяснить состояние страха и дезинтеграции, которое он переживал в прошлом, что способствовало стабилизации его эмоционального состояния и, в свою очередь, привело к замедлению дезинтеграции. Тем самым порочный круг был разорван, бредовая продукция способствовала снижению тревоги и психологической защите пациента. Однако в психиатрической практике нам часто приходится констатировать наличие бреда, резистентного к лечению. Возможно, это в какой-то мере связано с тем, что бред является не ядерным симптомом болезни, а скорее защитным механизмом, позволяющим больным справиться с психотической тревогой. Это означает, что, для того чтобы избавить больного от бреда, мы должны, прежде всего, нейтрализовать тревогу.

Очевидно, что это возможно далеко не всегда, но Бенедетти, в частности, показал, что именно снятие тревоги может быть основной задачей психотерапевтической работы с психиатрическими пациентами (Benedetti, 1999). Он предлагает больному создать какой-нибудь рисунок, затем копирует его, тем самым демонстрируя пациенту свою готовность принять его взгляд на мир. Благодаря этому пациент более не чувствует себя одиноким, и необходимость в использовании бреда в качестве основного средства защиты от психотической тревоги исчезает сама собой.

В работах еще одного психиатрического больного, Илюмока, мы также можем видеть, что более поздние изображения характеризуются большей устойчивостью и связаны с образом некого всемогущего божества. Этот образ помогает пациенту объяснить свои переживания и защищает его от тревоги.

К сожалению, попытки остановить или замедлить шизофренический процесс посредством активизации защитных механизмов пациента, биологической терапии либо тех или иных методов психотерапии эффективны далеко не всегда. Очень часто дезинтеграцию личности пациента остановить невозможно, результатом чего является его растущая дезадаптация. Эти процессы находят отражение и в художественной продукции больных.

Можно провести параллели между художественной продукцией психиатрических пациентов из разных стран. Многие «классические» образцы творчества психиатрических пациентов характеризуются стилистической монотонностью, что отличает их от художественной продукции здоровых лиц, придает им оригинальность и отражает измененное восприятие реальности их авторами. Навратил (Navratil, 1965, 1969) перечисляет некоторые наиболее характерные стилистические особенности художественных работ пациентов, больных шизофренией. Реннерт (Rennert, 1975) расширил список данных особенностей. Мы можем проследить их, например, обратившись к работам Клаудио Уливери, который все время рисует пирамиды разного цвета, заполняя их изображениями все пространство холста, или к орнаментам, созданным Антоном Мюллером. Те же самые признаки свойственны художественной продукции африканских художников, например, работам анонимного автора из Марокко, а также рисункам Саймона Соха из Бенина, все время рисующего бутылки.

Все эти работы можно рассматривать как отражение в какой-то мере упрощенного, но в то же время оригинального восприятия окружающего мира, характерного для хронически больных шизофренией. Они отражают их потребность в целостном восприятии реальности, даже в тех случаях, когда образы окружающего мира характеризуются фрагментарностью. Разрушение существующей системы восприятия человеком окружающего мира диктует необходимость в ее реорганизации, которая по сути представляет собой творческий процесс – если исходить из того, что творчество связано с переструктурированием представлений. Это объясняет, почему Навратил и другие авторы рассматривают шизофренический процесс как потенциально творческий и считают, что больные шизофренией характеризуются тонкой психической организацией.

Если попытаться объяснить все эти факты в рамках единой концепции шизофренического процесса, связав их с особенностями художественной продукции больных, то можно прийти к следующим выводам. Дезинтеграция познавательных процессов и связанная с ней экзистенциальная тревога взаимно усиливают друг друга, что ведет к развитию панического состояния. Это приводит к распаду образов в художественных работах пациентов. Различные формы объяснения больными своих переживаний, включая бредовую продукцию, способствуют разрушению порочного круга. То, что окружающие трактуют как бред, на самом деле позволяет больным увидеть в своих переживаниях и художественных работах смысл. Переживаемое ими при этом субъективное облегчение выражается в том, что их восприятие становится более целостным, а изображения начинают характеризоваться более четкими формами. Если же патологический процесс продолжается и бредообразование перестает защищать больного от экзистенциальной тревоги, его взаимодействие с окружающим миром становится все более ограниченным, что отражается в возрастающей монотонности изобразительного стиля.

Таковы наиболее общие соображения, связанные с психологией художественного творчества при психических заболеваниях. Можно предположить, что некоторые особенности художественной экспрессии больных отражают те аспекты их психического функционирования, которые имеют транскультуральный характер – некие базовые характеристики шизофренического процесса, которые можно наблюдать у больных с различным культурным опытом и которые, по всей видимости, определяются особенностями передачи информации на уровне синапсов. В то же время содержание художественной продукции может быть связано и с культурным опытом пациентов, в значительной мере определяясь структурой протеинов как основных носителей информации на уровне долговременной памяти. Хотя оба эти аспекта информационного обмена взаимосвязаны, можно предположить, что первый из них в большей степени чувствителен к фармакотерапевтическим воздействиям, а второй – к психотерапии.