Взгляд из угла - Самуил Лурье

Где куда ни глянь - лампасы, позументы, ордена, знамена, иконы, кокарды, выпушки, петлички; что ни день - праздник: на патриотизм и безоблачное небо не жалеют никаких денег: жалеют - на инвалидов и ученых.

Где миллионы беспризорных детей - зато десятки миллиардеров.

Где власть, как веревка, вертикально свисает с наудачу выбранного сучка, не доставая до земли.

Где в так называемых парламентах так называемые партии обсуждают всерьез и вслух, нисколько не стесняясь: как бы это нам поаккуратней попрать конституцию и сделать богоданное высокопревосходительство пожизненным отцом народа? не порекомендовать ли, например, избирательной системе политический аборт?

Где куда ни кинь - всюду клин.

Откуда бегут и бегут год за годом тысячи и десятки тысяч.

Боже мой - не то вздыхает, не то зевает европеец, - сколько же их? что и, главное, куда их гонит? что так жалобно поют? И повсюду одно и то же - в Нигерии, в Парагвае, в России, в Бангладеш... А ведь люди-то там наверняка, в основном, нормальные; процент дураков, злодеев, лентяев - обычный; как же они так живут? Не позавидуешь.

Живем-с. Ничего, привыкли. Потому что, слава тебе, Господи, личное все-таки, знаете, повыше общественного. Раз примерно так в 100. А жизнь - ваша, наша ли - состоит почти вся из личного. История стоит (у нас), а жизнь идет. Короткие такие перебежки от объекта к продукту и или обратно.

Что же до государства - всегда остается надежда: вдруг лично меня оно не тронет? или даже по случаю своего какого-нибудь юбилея сунет на чай? а тронет кого-нибудь другого, незнакомого и далеко, тем самым подарив мне по законам статистики (обожаем статистику, хотя не верим ей; надеемся вписаться в погрешность) - дополнительный шанс.

Да, Третий мир - это такая реальность, где государство втаптывает людей в горизонталь только по пояс. Не в пример Второму.

Можно переговариваться и подавать друг другу знаки. Даже исполнять гражданскую лирику. Типа: "Ах, мой милый Августин!" Или (на мотив "Ах вы сени мои, сени!") - "Дура я: дала доказательство взаимности в крапиве! Надо было - на мосту..."

Это, согласимся, почти свобода.

Что поделать! Все испробовали, ничего не помогает. Некоторые говорят: есть еще одно средство - переменять начальников регулярно и во что бы то ни стало. Тогда они, дескать, станут поосмотрительней. Это, дескать, и в Третьем мире кое-где практикуют. И там, где практикуют, - вроде посветлей.

Но наших-то - чем заставишь, как принудишь?

Они, тем более, все из Второго. И рвутся, наперекор старцу Филофею, в Четвертый. Где Лукашенко с Ким Чен Иром.

А нам хотя бы остаться в Третьем. Разделяя, так сказать, участь большинства.

4/7/2005

Шапито

Жили-были Государство и Общество. И все у них вообще-то шло ничего себе. Даже можно сказать - зашибись. Экономика на подъеме, идеология на марше. Своя Свободная Пресса, свой Независимый Суд. Короче, все, как у людей. Чего еще надо - рожна, что ли?

Но без перебранок не обходилось. Общество хоть и было смирное, любило поворчать. Что Государство ни сделает, Обществу все не так. Бывало, как зашипит: ты совсем не правовое! Ты, если хочешь знать, вообще полицейское! Вот погоди, все скажу Народу - он тебе как даст!

Государство, конечно, огрызается: на себя, говорит, посмотри! Само-то - гражданское, что ли? И не тебе меня Народом пугать: это тебя он в случае чего первую разорвет, как Тузик - грелку.

Тут Общество как поникнет головой да как заплачет. А Государство в окно смотрит, мрачно так, желваками играет.

Однако любовь, знаете, не картошка. Государства же питают к своим Обществам непреодолимую любовь. Выйдет ненадолго, вернется с подарком:

- Забудь, родное сердце, мои жестокие слова. Посмотри лучше, какая занятная вещь.

- Ой! Она же, наверное, безумно дорогая.

- А не дороже денег.

И обнимутся крепко.

Время великодушных поступков! Песнь торжествующей любви! Бывший министр подарил своей дочери чемпионат мира по какому-то там аквабайку, - а Государство родному Обществу - новую палату: развлекайся! И то сказать - Дума сделалась какая-то совершенно не смешная. И вообще не осталось в стране новостей, кроме как из зала суда.

И некоторые люди страшно радуются некоторым таким новостям. Так и объявляют, например, на всю Россию: мы, будучи деятелями культуры, просто в восторге, что Лебедев и Ходорковский на нарах.

Ликуйте, ликуйте. Вам не жалко своих имен - а нам и подавно.

Мы займемся случаем другим - таким же печальным, но более удивительным.

Как бы забыв о своем легком поведении в Москве (а на самом деле - чтобы его слегка загладить), Фемида в Петербурге взялась за дело всерьез: - Слушается дело об убийстве Галины Старовойтовой! Натяните мне на глаза непрозрачную повязку да завяжите потуже. Чтобы все, значит, убедились в реальных возможностях правосудия.

Возможности оказались таковы. Разоблачен и осужден кирпич, разбивший человеку голову. Изобличена рукавица, которая была на руке, сбросившей кирпич с крыши. Чья рука - не установлено. Кто заплатил тому, чья была рука, и кто приказал тому, кто заплатил, - осталось покрыто мраком неизвестности. А что убили Галину Васильевну исключительно за политическую деятельность - точней, за принципиальность и талант, - это было понятно и до суда. Хотя, разумеется, важно, что и суд постановил так.

- И это все, что можно? - спрашивает Гамлет на похоронах Офелии.

- Все, что можно, - отвечают ему.

Кирпич и рукавица не захотели содействовать следствию - не видели смысла (про совесть - оставьте), - гениальные сыщики бывают, надо полагать, только в кино; главный убийца и ближайшие его подручные - на свободе.

Такая уж это машина - раскручивается ровно на столько оборотов, сколько нужно.

И замирает. Скажем, на выводе, что такие-то 129 человек умерли не от неустановленного газа, примененного против них неустановленными структурами по приказу неустановленного лица.

Или что такие-то, предположим, 300 - ни в коем случае не оттого, что по ним стреляли из огнеметов и пушек.

И все. И больше ничего не спрашивайте - ответа не будет.

Бесланским семьям понадобился почти год, чтобы осознать, что случилось с их детьми.

Наша газета написала - что случилось, - в первых числах сентября. Мы не ошиблись, и это ужасно. Все подтверждается на процессе во Владикавказе облаком свидетелей.

А концы все равно уйдут в воду.

Потому что перед законом все равны.

И если, скажем, сын министра задавил старуху - значит, старуха виновата сама.

И зарплату прокурору назначает президент.

А нам - зрелища. Типа общественной палаты. Ее, только ее одной и не хватало. Славные предвкушаю номера в этом шапито. В основном, само собой, про мораль. Которая, само собой, состоит в том, чтобы Общество не кобенилось, не забывало супружеского долга перед Государством. Осыпало бы регулярно ласками, приговаривая: правовое ты мое! социальное! военное-здоровенное! у-тю-тю!

11/7/2005

Контра Омнес

В цепях! В оковах! В узах, будьте вы прокляты! В железах - на русский средневековый манер.

И кто же? Мальчики-девочки, вздумавшие вступиться за дедушек-бабушек. Недалекие друзья народа. Пресловутые национал-большевики.

Идиотское название, скверные лозунги, лидер противноват. Но все это ерунда. Что действительно раздражает - этим ребятам, представьте, на социальную так называемую справедливость не наплевать. И поэтому они имеют наглость не почитать начальство.

Суются, куда никого не просят: в законы против стариков. Как будто их касается.

Ворвались в одну из канцелярий, заперлись, вывесили сердитый транспарант. Зачем-то порвали главный портрет.

Потом их долго били. Потом полгода держали в тюрьме. А вот теперь вывели на суд: скованных цепями - заперли в клетках.

Цепями - понимаете? Помните такое слово? И с какими слезами рифмуется? Спускается солнце за степи,// Вдали золотится ковыль, -// Колодников звонкие цепи// Взметают дорожную пыль.

Цепями! Про которые вся русская литература кричала царизму: как не стыдно! варварство! позор! проклятье! месть!

И вот праправнуки неграмотных подпасков достали их из подвала: чтобы, значит, дети опять научились любить свободу.

Короче говоря, пока цивилизованный мир в слезах гадает: откуда, из какого ада являются террористы, - мы деловито их куем. Как гвозди.

Как если бы праправнукам подпасков не рассказывали в школах КГБ про Веру, например, Засулич. Что, мол, жила в провинции старая дева. Однажды прочитала в газете: петербургский обер-полицмейстер приказал высечь политзаключенного. Купила револьвер, билет. Села в поезд, прибыла в столицу, явилась на прием, продырявила обер-полицмейстера. И так далее.

Про братьев Ульяновых слышать не доводилось?

Это же как на войне: люди воюют не за территории, а друг за друга.