Seven Crashes - Harold James

по политологии, после чего при поддержке Людвига фон Мизеса работал директором недавно созданного Института исследований деловых циклов (Institut für Konjunkturforschung). Он приехал в Великобританию по приглашению Лайонела Роббинса, в то время интеллектуала свободного рынка, чтобы преподавать в Лондонской школе экономики. Он прибыл в Лондон на поезде в выходные дни в сентябре 1931 года, чтобы по прибытии узнать, что британский фунт стерлингов вышел из золотого стандарта (и что, следовательно, его зарплата стала значительно меньше). Неудивительно, что всю жизнь его интересовали вопросы инфляции и международных валютных отношений, а также то, что в истории межвоенной Центральной Европы он увидел мрачное предупреждение для Великобритании (он стал гражданином Великобритании в 1938 году). Возможно, Фридман воспринимал Хайека, любившего классические ссылки и латинские цитаты, как аристократическую фигуру, по своей сути противоречащую более популярной или даже пролетарской заботе Фридмана о ясности изложения. Фридмана всегда было легко слушать или читать, в то время как никогда не отличавшаяся простотой проза Хайека становилась все более запутанной и сложной.

Интерпретация депрессии Хайеком также значительно отличалась от интерпретации Кейнса или Фридмана. В январе 1931 года он приехал в Кембридж, чтобы прочитать лекцию, в которой объяснил ошеломленной аудитории недостатки того, что он назвал "новым евангелием", проповедуемым Гербертом Гувером, Генри Фордом, а также экономистами-недоучками Уильямом Труфантом Фостером и Уоддилом Катчингсом: что Депрессии можно противостоять путем повышения покупательной способности потребителей или вливания "дополнительных денег". Эта точка зрения, которой в Кембридже симпатизировали, объяснил Хайек, "в течение многих лет уже была негласной основой практической политики". Вместо нее он предложил сложную модель, в которой проблемы создавались временными задержками в завершении инвестиций или товаров производителей, и утверждал, что спрос на товары производителей был "искусственно увеличен за счет дополнительных кредитов, предоставленных производству". Но худшие последствия последовали от того, что потребительский спрос был «искусственно и постоянно увеличен авторитетным влиянием». Этот аргумент выглядел как подтверждение того, что Джевонс настаивал на временном аспекте производства как на факторе, вызывающем существенные колебания цен. По мнению Хайека, Депрессия была столь суровой потому, что денежные власти США остановили естественное прекращение бума в 1927 году и предприняли «преднамеренные попытки ... предотвратить всеми мыслимыми средствами нормальный процесс ликвидации». Эти темы были в основном предвосхищением более обширной работы Хайека в книге "Цены и производство" (1932), которая содержала тот же акцент на важности относительных цен как формирующих структуру производства, и то же предупреждение о "неправильном направлении производства, вызванном дополнительным кредитом". Средние цены не могут быть удовлетворительной основой для оценки позиции денежно-кредитной политики. В кембриджской формулировке Хайек добавил звонкое восклицание: «Очень может быть, что мы переживаем кризис капитализма, но не потому, что капиталистическая система оказалась несостоятельной, а потому, что на протяжении более десяти лет мы систематически уничтожали капитал».

Кейнс не присутствовал на лекции 1931 года, на которой была основана книга Хайека, но его ученик Ричард Кан нарушил ледяное молчание, чтобы спросить: "Вы считаете, что, если я завтра пойду и куплю новое пальто, это увеличит безработицу?". Хайек ответил: «Да, но для того, чтобы объяснить почему, потребуется очень длинный математический аргумент». Другой кейнсианец, венгр Николас Калдор, который начинал как ученик Хайека, позже представил потрясающий и полный разгром аргументации Хайека, которая, очевидно, глубоко противоречила ни кембриджскому, ни чикагскому видению функционирования экономики.

Самой яркой работой Хайека была "Дорога к крепостному праву" (1944), которая была не столько анализом нацистской или советской экономики, сколько анализом того, как смешанная экономика Веймарской Германии 1920-х годов привела к экономическому и политическому краху (и, следовательно, к нацистам), и как это может послужить предупреждением для политиков в послевоенное время.

Фридман (как и Кейнс) не верил, что Хайек был настоящим экономистом, и добился того, что его назначили не на экономический факультет Чикагского университета, а на междисциплинарную фабрику идей высокого уровня - Комитет по социальной мысли. В Чикаго Хайек однажды посетил семинар Фридмана и стал свидетелем обсуждения денежной массы в Великобритании, но создал впечатление, что ему наскучили технические вопросы, и больше не вернулся. С другой стороны, Фридман (как и Кейнс) восхищался подходом Хайека к политической философии, в частности, разработкой идей в "Дороге к крепостному праву". Он считал, что «лично Хайек был прекрасным человеком, чистым интеллектуалом. Он был серьезно заинтересован в истине и в понимании. В этом он очень сильно отличался от Мизеса».

Фридмана и Хайека объединяло то, что они рассматривали проблемы 1970-х годов как возникшие в основном из-за ошибочного вмешательства правительств. В ноябре 1973 года, сразу после войны Йом-Кипур и первого нефтяного шока, Фридман прямо использовал язык Хайека о "дороге к крепостному праву" в защиту идеи о том, что рынки реагируют на ценовые сигналы, и что вмешательство в эти сигналы является саморазрушительным из-за порождаемых им обратных эффектов:

Проблема нефти является особенно наглядной иллюстрацией того, как система цен способствует как свободе, так и эффективности, как она позволяет миллионам людей добровольно сотрудничать друг с другом в наших общих интересах. Она также показывает, почему единственной альтернативой системе цен является принуждение и применение силы. Признаком того, насколько далеко мы зашли на пути к крепостному праву, является то, что автоматическим ответом на нефтяной кризис стало государственное распределение и нормирование нефти. Это не предотвратит повышения цен, которые на самом деле сделают свое дело, но вы можете быть уверены, что рационирующие органы припишут себе эту заслугу.

Весной 1974 года, когда в Соединенных Штатах и многих странах Западной Европы возникли хаотичные очереди за газом, Фридман подчеркнул контраст между американской и немецкой реакцией: «После того, как арабы сократили добычу, Германия не ввела никаких ограничений на цены на нефтепродукты. Правда, вначале она ограничила воскресное вождение, но вскоре сняла это ограничение. Цены на нефтепродукты подскочили примерно на 20 или 30 процентов, но не было ни длинных очередей, ни дезорганизации. Жадные потребители сочли, что в их собственных интересах сберечь нефть самым безболезненным способом. Жадные нефтяные магнаты нашли в своих интересах позаботиться о том, чтобы нефтепродукты были доступны для тех, кто способен и готов платить за них». Международное сравнение выглядело как подходящий естественный эксперимент по разработке политики и компетентности правительства.

Хотя они разделяли в целом схожую озабоченность влиянием на экономику искажения или изменения ценовых сигналов в результате политических действий, Фридман и Хайек рассматривали эту проблему с разных концов аналитического телескопа. Фридман видел основную проблему в движении цен, которое можно просто измерить как инфляцию или дефляцию. Таким образом, существовало простое средство: контроль за ростом денежной массы почти механическим способом. Он