Рус (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Первым делом хазарское посольство преподнесло дары великому конунгу-кагану Ингвару, который сидел с ногами на левом из двух крепких стульев с высокими резными спинками и подлокотниками, расположенных на деревянном помосте высотой около метра. Правый стул занимал его дядя и реальный правитель Хелги Стрела. По обе стороны от помоста к входу у стен находились широкие дубовые лавки, на которых восседали ярлы и лучшие воины. Это по моему совету был так оборудован «тронный» зал. Я стоял справа от правого стула, чтобы переводить и подсказывать.

Любой подарок – это материальное выражение отношения к человеку (стране) или представления о нем (ней). Если в быту может стать частью привычного ритуала, низводя туда же и одариваемого, то на государственном уровне являются индивидуальным зашифрованным посланием, причем ключи могут не совпадать. Хазарский каган подарил варангскому рулон красной шелковой материи, расшитой золотыми нитками; бронзовый щит диаметром около метра с арабской вязью вокруг мощного умбона, наверное, трофейный; наборную сбрую с серебряными круглыми бляшками; пять небольших, литров на сто, бочек красного вина, как позже выяснилось, подкисшего. Мой ключ расшифровал это послание следующим образом: «Эй, вы, мелочь пузатая, наряжайтесь и бухайте, но если рыпнетесь на нас еще раз, прячьтесь за щитами и удирайте на лошадях!» Что я и поведал шепотом Хелги Стреле.

Иаир перечислил титулы своих кагана и бека, после чего перешел к делу:

- Вы захватили наш торговый караван, хотя он следовал вне вашей территории. Мой каган желает узнать, на каком основании сделали это, что именно нарушили хазарские купцы?

- Вы ограбили наш караван, мы – ваш, - ответил Хелги Стрела. – И дальше так будем поступать.

- Ваши купцы нарушили… - начал было хазарский посол.

Я перебил его:

- Нам плевать, что именно они там нарушили. Тебе же ясно сказали, что за любое нападение на наши купеческие караваны будет ответ.

- Кагану это не понравится. У нас хватит сил наказать любого врага, - поделился посол таким тоном, будто говорил с несмышлеными детишками.

Хелги Стрела, выслушав сделанный мной перевод, сделал вывод:

- Не о чем нам с ними говорить. Пусть катятся восвояси!

Я дал более подробный ответ, начав издалека и насмешливо:

- Не знаешь, чью армию мы разбили в позапрошлом году под стенами этого города?! Уверен, что знаешь. С тех пор у нас воинов стало больше и стены выше и крепче. Так что приходите: всё, что получите, будет ваше! – после чего продолжил строго: - Значит так, если каган у вас такой непонятливый, передашь беку. На ваш удар будет наш, более сильный, Это касается не только купеческих караванов. Многие территории, с которых вы раньше брали выход, теперь под нашей властью. Нападение на любое такое поселение будет нападением на нас. Лес наш, степь ваша. Если не согласны, приходите войском, сразимся. А потом мы к вам наведаемся. И учтите, что мы не кочевники, мы умеем брать крепости. Можете спросить у уцелевших жителей Сугдеи.

- Не думаю, что ваш ответ понравится беку, - печально молвил Иаир.

Как догадываюсь, он возлагал большие надежды на эту миссию. Наверное, за успешное выполнение ее был бы награжден, повышен по службе. Получается, что зря мучился, таскаясь по степи,

- Скажешь ему в утешение, что плохой мир лучше хорошей войны, - посоветовал я.

На следующее утро послу были вручены подарки – овчины на сумму, сильно уступавшую стоимости полученного от хазар даже по ценам Хамлыха, а в Самватасе они стоили раза в три дешевле. Пусть наши враги с помощью своего ключа расшифруют, что мы считаем их тупыми и трусливыми баранами, которых надо стричь и резать, или – оптимистичный вариант – что с нас, кроме шерсти клок, и взять-то нечего.

75

В порту Констанца, который раньше носил название Томы, а сейчас – Константиана, я бывал много раз и во время первой своей «жизни», и в следующих. При этом, несмотря на сильные изменения города, как в размерах, так и в архитектуре, у меня всегда появлялось чувство, что нахожусь в забытой богом дыре. И это при том, что во все времена Констанца была не намного хуже, а порой и намного лучше соседних населенных пунктов. Такое впечатление, что проклятие Том сбылось до того, как произнесший его Овидий попал в них. Видимо, в наказание за это поэт будет служить городу даже после смерти – стоять на площади, названной в его честь, в виде бронзового памятника, позеленевшего от тоски.

В двадцатом веке центр Констанцы поражал запущенностью. Многие из старых и когда-то красивых домов были обшарпаны, порой с забитыми фанерой или пластиком окнами. Как мне рассказал судовой агент, после свержения Чаушеску в стране началась реституция, из-за границы вернулись прежние хозяева и забрали свою собственность. Само собой, объявились не все сразу и по многим объектам начались и к моменту моего визита не закончились судебные разбирательства, но те, кто поселился в домах при социализме, ремонтировать чужое не желали, и городские власти не могли вмешаться, потому что это частная собственность. Впрочем, и государственную собственность тоже не спешили ремонтировать. Такие убитые дороги в городах можно было встретить только в странах третьего мира типа соседней Украины. За редким исключением, ездили по ним автомобили румынской марки «дакия», успевшие стать развалюхами еще при социализме. Про городской пляж, куда меня занесли черти, больше некому, и вовсе молчу. Можно было подумать, что это место ссылки, где отбывают наказание горожане, не желающие ремонтировать дома, дороги и автомобили. Единственное, что мне понравилось – морской музей. Экспонатов там было много, особенно из древнегреческого периода. Теперь-то я знаю, что многие были залепухой.

Зимой мы посовещались с Хелги Стрелой и пришли к выводу, что надо бы попробовать сбыть пушнину на западном берегу Черного моря. Чем ближе к Миклагарду (Константинополю), тем дороже она должна стоить. Еще лучше было бы продать в самой столице Римской империи, но быстро обернуться не получится, а надолго покидать Самватас стремно. Хазары могли наведаться в любой момент, точнее, прислать кого-нибудь, тех же печенегов, которые теперь знают дорогу к нам, а Хелги Стрела быстро привык к роли великого конунга, живущего в большой и надежной крепости, расположенной в более теплом климате, на более плодородных почвах и с большим количеством податного населения, и не желал расставаться с ней.

Константиана была первым крупным городом на нашем пути. Сейчас в ней проживает тысяч шесть жителей. Это северо-восточный форпост Болгарского царства, которым сейчас правит хан Богорис. Город защищен каменными стенами, которые, судя по разной кладке, надстраивали несколько раз. В удобных для штурма местах стены высотой метров двенадцать и усилены башнями, круглыми и прямоугольными, на три-пять метров выше, в остальных – пониже, но не меньше восьми. По слухам, в Константиане находится гарнизон в четыре сотни всадников плюс городская стража, потому что время от времени в ее окрестности наносили визиты кочевники. По нынешним временам довольно таки крепкий орешек. В Западной Европе многие столицы защищены хуже.

Наша флотилия была слишком большой для купеческой, потому что на обратном пути собирались прометнуться по Дунаю и пограбить. Из предосторожности нам предложили разместиться вдали от города, на месте будущего городского пляжа, если не ошибаюсь. Сначала к нам прибыл городской чиновник лет сорока пяти в сопровождении десяти конных воинов в кольчугах и железных шлемах. Обычно в охранники переговорщику назначают молодняк. Значит, у ветеранов экипировка еще лучше. Чиновника звали Переслав, но для славянина был слишком уж черноволос и смуглокож. Такое впечатление, что является потомком крымских татар, которых пока нет, но много будет проживать в Констанце в двадцатом веке. Длинные густые черные брови нависали кустами над глубокими глазницами. Зато не щурился, даже когда смотрел против солнца. Как догадываюсь, прислали именно его потому, что знал несколько скандинавских слов и, в сравнение с коллегами, мог считаться переводчиком. Когда я обратился к нему на староболгарском, Переслав облегченно выдохнул и растянул в подобие улыбки тонкие и почти черные губы.