Наступление бури - Рэйчел Кейн

Он меняет курс, протягивая по направлению к ним свои смертоносные щупальца.

Первым предупреждением является неестественно чистое для этого сезона небо. Ближе к вечеру налетает бриз, усиливается волнение. Волны с ревом набегают на высокие прибрежные скалы и расплескиваются, вскипая белой пеной.

Наутро, собравшись в мягком зеленоватом свете, люди обнаруживают, что там, где море сходится с сушей, оно бурлит и клокочет, словно от боли, а дальше, над горизонтом, шторм уже обозначает себя растянувшейся вдоль изгиба небосвода темной полосой. Океан вспучивается и несется на них длинными валами, каждый следующий выше предыдущего.

Они набегают на берег, один за одним, набегают все дальше, но тут же откатываются. Поначалу это не вызывает беспокойства, прибой, волнения, подтопление — все это они видели и раньше. Живущие в низинах или на побережье собирают ценные пожитки и откочевывают в глубь острова, где собираются отсидеться под надежным, как им кажется, кровом у родных или друзей.

Но море продолжает вздыматься, и, ощутив грозное дыхание шторма, люди начинает осознавать: то, что надвигается на их мирную, цветущую землю, на сей раз не просто дождь.

К тому времени, когда они начинают бить в колокола, призывающие людей в храмы на высоких холмах, ветер уже вырывает с корнями деревья, а чудовищный водяной вал сносит все на своем пути. Люди еще надеются на божественное вмешательство, но самые мудрые из них уже знают конец этой истории.

Глава шестая

Два часа сна? Никак не достаточно, чтобы выспаться. Решительно недостаточно.

Кое-как поднявшись, я побрела под душ, где наконец-то смыла кровь и песок, следы ночных похождений, чуть не забыв при этом снять лифчик, в котором бегала и в котором же завалилась спать. Снимала я его уже намокшим: та еще картина.

В коматозном состоянии, едва вспомнив по пути на кухню, что халат стоило бы запахнуть и подпоясать, я побрела варить кофе. Астматическое пыхтение кофеварки отдавалось в предрассветной тишине эхом. Льюис лежал на полу, завернувшись в одеяло. А вот Кевин устроился на кушетке, где и дрых. Беженцы войны. По спине моей пробежал холодок: подумалось о том, что все это не более чем прелюдия к чему-то несравненно худшему. Хотелось надеяться, что я ошибаюсь.

Из спальни Сары не доносилось ни звука. Я деликатно постучала в закрытую дверь, потом чуточку ее приоткрыла.

Эта парочка спала, крепко обнявшись. Имон во сне выглядел даже моложе и вид имел чуть ли не ангельский, обретя вместо бросающегося в глаза интеллекта признаки некоторого добродушия. Руки его обнимали Сару. Она лежала, прижавшись к нему спиной, и его подбородок покоился на шелковой подушке ее волос.

Зрелище было… классное. Сразу видно, утомились люди от ночных трудов.

Я тихонько закрыла дверь и вернулась назад, тупо смотреть на пыхтящую, подрагивающую кофеварку.

Рука, коснувшаяся моего плеча, заставила меня подскочить. То был Льюис, зевающий, без рубашки, взъерошенный, с волосами, торчащими в дюжину направлений, и полузакрытыми веками.

— Эй, — сказала я, отстраняясь. — Я сварила целый кофейник.

— У меня такое чувство, что мне понадобится шприц: ввести его прямо в вену.

— Набор для инъекций в правом шкафу. Только когда все сделаешь, ополосни: он мне еще потребуется.

Волосы у меня еще не высохли. Я склонилась над раковиной и выжала из них поток серебристой воды. Тем временем Льюис отправился за кофейными чашками. Пошарил на полке, среди моей приобретенной в магазине «для бережливых» посуды, и в итоге мне досталась емкость с надписью «ПОЛУЧИ КОФЕ». С изображением нервного Кофемана с выпученными глазами. Себе он взял чашку с Гарфилдом.

— Ты поспала? — спросил он меня.

— Немножко. — Мне даже сон снился. Не больно хороший. — Извини, что я такая кислая. Трудная ночь.

— Понимаю.

Он наполнил свою чашку, потом молча налил и мне. Я кивнула.

— Дэвид не любит тебя.

Я чуть не выронила чашку, которую он мне протянул.

— Что?

— Дэвид не любит тебя, — терпеливо повторил Льюис. — Он живет ради тебя. Не думаю, что ты понимаешь разницу, джинн не может просто любить. Для них это не игра, не что-то такое, что проходит со временем или с возрастом. Вот почему у Хранителей имеются правила на сей счет. Не только потому, что вступить в связь с джинном против его или ее воли это… безнравственно…

Я вспомнила Иветту Прентис, ее надругательства над своими джиннами, то, как она их использовала. И Дэвида тоже.

— Это изнасилование. — сказала я. — Давай уж называть вещи своими именами.

Он кивнул, отпил кофе и продолжил:

— Секс да, конечно. Но я-то толкую о любви. Правила разработаны для того, чтобы защитить джиннов от их собственных инстинктов и того, во что их способны ввергнуть люди. Потому что, когда они влюбляются, это… имеет нечеловеческие масштабы. И способно ранить. Я беспокоюсь, Джо. Ты и Дэвид… я знаю, ты любишь его. Но это такая любовь, которая способна уничтожить вас обоих. Поэтому будь осторожна.

Если он пытался меня напугать, то своей цели добился.

— Дэвид никогда не станет мне вредить.

— Дэвид не может тебе не вредить, — заявил он. Выражение его лица смазывалось поднимавшимся над чашкой паром. — Послушай, накануне ночью ты предупредила меня насчет Кевина. Я должен сделать то же самое. Дэвид мне нравится, я его уважаю, но ты должна знать, кто он и что собой представляет. Его инстинкты не всегда будут направлены тебе во благо. Джо… будь осторожна, ладно?

Вообще-то это входило в мои намерения.

— Ладно, мне надо на студию. Надеюсь, вы, ребята, дождетесь моего возвращения?

— Не знаю. Вообще-то нам, ясное дело, нужно двигать дальше, постараться затеряться. У меня нет желания подвергать тебя и твою сестру опасности. Во всяком случае, какой-либо еще опасности, кроме той, которую ты на себя уже навлекла.

— Ты слишком устал, чтобы куда-то там двигать, — резонно указала я. — Если уж собрался бежать, спасая свою жизнь, то по крайней мере приди в себя, подкрепись и отдохни. Сара обалденно готовит. И можешь поспать на моей кровати, пока меня не будет.