Эта тварь неизвестной природы - Сергей Владимирович Жарковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
История — это география, заявил доктор (M.D., C.S., G.M. и так далее) (…), бывший и будущий директор МНИИ КЗАИ. (Вещая, он пальцами показывал, что не просто так цитирует, а чуть ли не утверждает товарный знак.) От Матушки нашей Беды мог бы быть толк, если бы не расползлась она сразу по двум осколкам великой империи зла, так неудобно и некстати рухнувшей на сорок лет полвека назад на радость всем людям доброй воли. Непонятно? Глупцы, глупцы и глупцы, понимаете меня? Наливайте. Да ещё международная общественность уже трижды туда впиралась со своей интернационализацией! Так исследования Зоны обречены на вечный разодрай! Не смогут они быть результативны в смысле глобальном. Единственный, я повторяю, единственный способ человеческтву извлечь пользу из Зоны, этого невероятного подарка тупой… земной цивилизации от неизвестной природы — объявление суверенным государством. А? Да! С правительством, с армией, с министерством торговли и, главное, с шлюхами и Академией наук. Не понимаете? Разжёвываю. Эзра, налей мне, мой древний соотечественник.
Мои маленькие ничтожные оппоненты, продолжал (…), сполоснув горло папиным «праймом». Беда в том, что в Зоне до сих пор официально нет коренного населения. Понимаете меня? Так запоминайте, если не понимаете. Да! Коренной население официально необходимо, а не всякие там посетители, в виде русского салата из магацитлов, военных, диких трусливых учёных… и прочей швали… Туристы! — с презрением сказал (…). — В лучшем случае Зону исследуют туристы! Каждый делает свой маленький рекордик… Не спорьте со мной, я прав, а вы все… — (…) запнулся, но ловко ухватил убегающий смысл риторического периода за кончик хвостика. — Население… Не население! Народ, назову я его, и буду прав, понимаете меня? Народ Зоны должен возникнуть, и немедленно озаботиться завоеванием суверенитета, судари мои международные трекеры, брюссельская мы все капуста, космополиты и магацитлы!.. Народ должен возникнуть, вплоть до объявления войны хоть кому… Война человечеству — во имя счастья человечества! Раз уж другого способа наладить в Зоне науку никак не придумать. Японцы… Международная Экспедиция… Частники… WASA с Луной… Я и сам был частником, я знаю точно: чепуха всё. Только национально централизованные исследования!
Тут (…) отставил бокал и взял за горло бутылку.
Беда — не Зона, господа, с горечью сказал он, налив и выпив. Мы сами — беда, понимаете? Мы же все вздохнули с облегчением, мои маленькие учёные, когда до нас дошло — ничего Матушка нам отдавать не собирается. Вздыхали мы в восемьдесят восьмом, в девяносто четвёртом, в десятом, всегда, после каждого цикла. Потому что выходить — опасно. Потому что копаться в собственных испражнениях кисло. Потому что мы хотим от Матушки украсть, а не сотрудничать с ней. Потому что мы Матушку не воспринимаем стороной контакта. Потому что нам выгодней делить шкуру медведя, на охоту даже и не собираясь. Как со СПИДом позорище, в точности.
(…), вроде бы даже протрезвевшая, что-то буркнула на шведском. (…) услышал её. Были и энтузиасты? Были и герои? Были. Добрый путь. Но неудачи не стоят благодарности, и мертвецы не пишут реферируемых статей, и Нобелевская премия посмертно не присуждается. Что не записано — то не наблюдалось. Выродилась, дорогая моя Ингрид, вся наша Большая Наука в серию фантастических боевиков, основанных на реальных событиях… Вот тебе и наука.
Доктор Горски, с размаху присев и едва не разбив себе подбородок, сунул бутылку под стол и отобрал у (…) недопитый стакан.
Молчать! — гаркнул он в благоговейной тишине. — У меня больше всех публикаций, молчать и слушать, раз уж вы меня упросили говорить без обиняков и без… без этих. Технику Матушка сорок лет палит, она не окупается, связь так и не работает, а к каждому дрону нашего уважаемого (…) с его патологическим чутьём не привяжешь. Сейчас я вам скажу. Сейчас вы услышите правду. Накипело у меня.
Как мне жаль Советского Союза Республик Социализма! Как мне жаль, что этот жуткий геополитический кадавр немецкого Франкенштейна упал мордой и захлебнулся своим страшным свекольным салатом… Слушайте меня! Я расскажу вам. Я тоже видел сон. Снилось мне, что Матушка — до сих советская, мои ничтожные оппоненты. И я эмигрировал в русские! Я записался в чекисты! И я начал искать в Зоне абсолютное оружие для установления мирового господства коммунизма. А попутно — по-пут-но! — занимался своим грёбанным математическим моделированием гравитационных интенсивностей предельных величин. Я мучил политических заключённых и гонял их… да ещё детей, солдат срочной службы… за данными и материалами. И они у меня бегали! И некоторые возвращались. Приносили мне ништяки и данные. Устанавливали мои приборы и записывали показания! Возвращались даже мёртвыми с тетрадями наблюдений! А по субботам, напившись спирту, я трахал усатых советских капралш-телефонисток… и, поверьте, был совершенно счастлив, и — слушайте! — я действительно двигал мировую, мать её, науку, вперёд. Семимильными сапогами вперёд пихал, и даже в страшном сне не лелеял я авторские, мать их, права университетских, мать их, спонсоров и попечителей… И генералиссимус Сталин пожаловал мне… чем он там жаловал своих неизвестных героев?
Жизнью жаловал, сказал новичок (…). Чем ещё пожалуешь раба? Не свободой же. На хрена она овце?
Доктор (…) сел, слово из него внезапно вышел воздух. Внимание собрания, однако, не ослабло ни на йоту.
Не надо иронизировать, дорогой мой русский Иван, сказал он грустно. Я же не фантазирую. Я плачу. У нас, грубо говоря, машина времени, машина пространства и машина желаний под боком в одном агрегате, а мы сорок лет в войнушку играем, лишь бы соседу не дать в ней разобраться… Я обобщаю, разумеется, и утрирую, сказал доктор (…) непосредственно (…). Не надо искрить камнями ваших уважаемых почек, высвечивая низость моего мысленного преступления перед человечностью. Ведь я в отчаянии, а отчаянье есть аномальная интенсивность известной природы… А в отчаянии я, потому что мы в беде. Не в Беде, не в Матушке, а в беде. А беда, повторяю, не в том, что так и не мы не знаем наверняка как, почему, из чего и зачем возникла Зона, почему локализация интенсивностей столь безумна и не воспроизводима в сфере нашего опыта… мы ведь даже конфигурации Зоны не знаем точно, милый мой (…). До сих пор! Высота обнаружения аномалий
