Пилюля (СИ) - Алексеев Александр

– Папа про дядю Владимира так говорил: "Не может пропустить не одной модистки". Вот и мама у Михаила была модисткой. Еврейская родня помогла Михаилу закончить гимназию. Но, его едва не выгнали за участие в революции 1905 года. Он в боевой организации эсэров числился. Хорошо, что никого из сановников не пристрелил, как тогда было принято. Потом у Красина – одного из лидеров партии большевиков долгое время типа бухгалтером был. Видел Ленина много раз. Помогал Камо и Сталину после эксов деньги прятать.

Видя непонимание в глазах Колобка поясняет:

– Эксы. Экспроприации. Отъём денег у царских банков и прочих капиталистов… Так вот, – продолжает брат лихого бухгалтера:

– После октябрьской революции его хотели в правительство, там больше половины были евреями. Но он уже тогда понял, что нужно держаться в тени. В нэпманские годы нажил добра, но по какому-то делу у него всё отобрали. Уехал в Горький, тогда Нижний Новгород, на автозавод. Решал там какие-то дела. В директора не лез. Везде ставил своих людей, а сам числился каким-то завхозом без склада.

Да это прямо подпольный миллионер Корейко с зиц-председателями…

Идём по ночной Москве. Проводили Анечку домой. Завтра она уйдёт с работы пораньше, чтобы меня проводить на поезд. Колобок, хрустя снежной крупой, задумался о чём-то. Через пять шагов озвучил:

– Другой бы на твоём месте сидел бы и не рыпался. Команда собралась – класс. Может и за медали поборемся. Тренер только на вид чудной. А так то – понимает. И чего как говорит Изотов править лыжи в Мухосранск? Здесь и деньги, и почёт…

Э, мой дорогой как ты заговорил. Будем давить гнилые мысли в зародыше.

– А ты заметил Васечка, что состав каждый год чуть ли не на половину тасуется. И тренеров меняют как перчатки. Тут ты со своим характером хорошо если сезон продержишься. А может и раньше вылетишь. Вспомни Тарасова, Гольдина, Коршунова. Заслуженные люди, а выкинули их как ссаные матрасы. С таким руководством будем только у других тянуть всё самое лучшее. А самим что-то новое наиграть не дадут. Так как результат нужен, а с новым получиться или нет – не известно. Поэтому и поеду я в Горький. В новую команду за новым футболом.

– Да просто так сказал, – включает заднюю Васечка, – Там же ни денег, ни условий. Да и примут неизвестно как…

– Вот съездим на разведку… Яшина нужно пригласить. – припоминаю я, – А насчёт денег специальный человек у нас будет. И я кажется уже знаю кто. Да… Купи завтра на стол что-нибудь праздничное… Только не бутылку водки.

22 февраля 1950 года.

После утренней тренировки я попросил у Серого старый спортивный костюм для Большего, а то он в ватнике и в застиранной армейской форме без погон похож на дезертира.

Приходим на стадион. Нахожу нужного человека. Представляюсь. Слышу в ответ:

– Хоменков Леонид Сергеевич. Государственный тренер Спорткомитета. – явно узнавший меня тренер с внимательным взглядом вопросительно кивает.

– Хочу за товарища попросить. Бегает он хорошо. Если не гнать как лошадь на скачках, то и пятёрку и десятку прилично пройдёт. Если потренируете, то готовый чемпион через год-два будет…

– Я Вас понял Юрий. Пока к перворазрядникам поставлю, а там поглядим…

Зашёл к футболистам. У "Динамо" только что закончилась тренировка. В двусторонке стояли Хомич и Саная. Яшин в глубоком запасе. Я по пути к остановке уговаривал его попробовать в Горьком, но тот уперся: "Я Михаилу Иосифовичу обещал. Не поеду, не уговаривай."

Ну, ладно. Яшин всю жизнь играл за "Динамо". Пусть так и будет. С лучшим вратарём мира – любой чемпионом станет. Будем растить свои кадры.

Собрал вещи. Колобок ушёл к соседям, чтобы не отнимать у нас драгоценные секунды. Похвалился перед уходом, что Анечка нам на тренировочные футболки нашила красные номера. Ему "пятёрку", мне "восьмёрку". Типа подарок на двадцать третье. Денег то у подруги – шишь с маслом… Как бы трэнэр втык не дал за такие подарки…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А её всё нет и нет. Спускаюсь вниз. Идя по скрипучей лестнице замечаю женщину из квартала Художников что-то шепчущую тёте Клаве. Женщина обернулась, и увидев меня быстро вышла. Комендантша попыталась встать, но качнувшись снова уселась на подушку.

– Анечка… Она там… В коммерческом… – сбивчиво говорила обычно бойкая Клавдия Петровна. Потом подняла глаза и я увидел в них всёпоглощающий ужас.

Я рванулся из общаги в магазин через дорогу напротив городка Художников. У входа стояла толпа народа и люди в форме. Милиционер в чёрной шинели преградил мне путь в магазин. Старшина Владимир Владимирович что-то шепнул стоящему рядом офицеру.

– Пропустить, – приказал знакомый мне майор.

Захожу. Щурюсь в полутьме, с хрустом наступая на осколки разбитой лампочки.

– Гражданка Попова, успокойтесь уже наконец и повторите показания для протокола без истерик, – говорит с нажимом лейтенант Старков. Стоящий рядом капитан посмотрел на меня, потом на Старкова, который в ответ просто кивнул старшему.

Ноги мои предательски дрогнули и я оседая по стене, сел на пол. Она лежала у окна. Как-будто устала и легла отдохнуть. Девушка-продавец видимо уже не первый раз начала рассказ:

– Я, Попова Мария Павловна, открыла магазин в восемь утра вместе с Вахой… С Вахтангом Нодия и сторожем Михалычем. После обеда зашла Аня. Она у нас мандарин всегда покупает или в долг берёт. Ей Ваха разрешил. Взяла она мандарин, тут заходят трое. Достали ножи, говорят кто пикнет прирежут. Один у двери встал. Второй деньги из кассы забрал и дал мне два вещмешка. Сказал, что складывать. Третий ходил к директору. Пришёл с деньгами и нож вытирает о светкин фартук что на крючке висел. А там кровь. У меня всё внутри и заледенело…

– Ближе к делу, – прерывает её Старков, – по существу…

– Тут вдруг стук в окно. Смотрю Нинка с малышом на руках пришла. А мальчик лопаткой в окно стучит. Не хочет в магазин. Хочет с горки кататься. Тот, что у двери посмотрел на того, что нож вытирал. Главный ему и показывает проведя большим пальцем по горлу. Тут девушка эта, Аня, как бросится к двери. Оттолкнула бандита, только он её за воротник поймал. Она открыла дверь и успела прокричать: "Товарищи, здесь банда. Вызывайте милицию."

Продавец остановилась переводя дух. Старков кивнул ей. Она продолжила:

– Тот у двери ударил её в спину. Потом ещё. Оттащил к окну. Тут Нинка на улице орать начала. А потом дворник в свисток. "Баста, уходим." – сказал главный. Они убежали через чёрный ход. А меня под прилавком толи не заметили, толи времени у них не было…

Старков, выслушав подсказку капитана, попросил:

– Опишите каждого из бандитов в отдельности. Пройдёмте в подсобку. Вам сесть нужно.

Зашли санитары. Положили Анечку на носилки. Когда стали поднимать. Рука выскользнула из под простыни. И ко мне подкатился желто-зелёный мандарин.

Это что? Она так со мной прощается?

Глава 17

23 февраля 1950 года.

Зашёл в квартиру – там не протолкнуться. Брат у гроба портрет из фотоателье держит. Ненаглядная моя лежит вся в газе. Отвернулся, чтобы вытереть слёзы.

Ну, какая же она Анна? Она Аня. Анечка.

Анина мама, Любовь Сергеевна, как меня увидела отозвала в сторонку:

– Дочка в прошлом году как в детский дом съездила, так и сшила платье из газа. Замуж хотела. Смеялась, говорила: "Красиво получилось, если вдруг в невестах помру, наденьте на меня, мамочка.".

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Женщина смахнула слезу, и продолжила взволнованно:

– В деревне у нас раньше незамужних так и хоронили в свадебном платье. А, Анечка – она же комсомолка. А тут говорят начальство приедет. Ну, как скажет что? Я не за себя. Хорошие люди могут пострадать: Михаил Петрович, Борис Моисеевич, старший лейтенант Коля… Как? Изотов? Да. Он так и сказал: "Одевайте в свадебное. Я за всё отвечу."