Восхождение к власти: город 'бога' - Соломон Корвейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Данте находится на фоне нескольких трёхэтажных строений, на которые должны забраться снайперы, так же тенью ползущие по улочкам. Они и Данте возьмут на себя миссию по устранению главной цели этого часа, а звонкий голос миномётов из других кварталов их подержит, сливаясь с криками и залпами готовящегося мятежа. Тысячи человек подготовлены лишь для одной только цели – вгрызться в армию Теократии на улице и парализовать весь Град. Они займут бастионы, в тени которых сейчас стоит Валерон и будут его держать столько, сколько нужно Конвунгару, Яго и Данте для выполнения задачи внутри дворца.
- Началось, - слова тревогой отрезанировали в сердце.
Парень чувствует, как под ним дрожит земля, и местность наполняется звуками техники, как будто где-то за стеной трактор ползёт к воротам или на много метров под дорогой ведутся работы. Данте исподлобья направил взгляд на пирамиду и дворец, стараясь запомнить его, ибо через час или два он перестанет существовать в таком виде. Взрывчатка, заложенная под ним выбьет из-под него все опоры, уничтожив нижние этажи и весь фантасмагорический символ веры Прихода, рухнет аки башня Вавилонская, падёт как памятник гордыни, спеси и греху.
Но вот размышления отброшены в сторону, ибо механизмы ворот заскрипели, застонали, стали рыдать скрежетом ржавого металла, который ещё полвека и станет пылью и врата просто бы отвалились. П
арень касается кончиками пальцев прохладного металла гранат и думает «А может сейчас? Просто закидать их и дело с концом?». Но вот он берётся за рукоять своего гладиуса и успокаивается, переводя ладонь к генератору помех на поясе.
- Открывайте ворота скорей! – кто-то прокричал сверху, и механизмы застонали пуще прежнего, грызя ухо парня жутким лязгом и стоном металла.
Врата распахнулись до конца, и выпустила «земля благая» владык здешних, мастеров над человеческой душой. Данте одолевает желание каждого из них придушить собственноручно, за всё то, что они сотворили со здешним народом, ибо всё безумие творится с их лёгкой руки и по указке эмиссара, направляющего ненасытность и похоть этих людей. Именно «Божественное Правительство» с радостью поощряет нищету и голод, отравляя тем временем пищу и разгоняя облака, чтобы продавать воду задорого, только с их настояния игры на арене — это кровавое зрелище, где люди рубят друг друга за эфемерную возможность победить, и лишь эти пять стариков обеими руками за то, что во время «праздников» народ убивал себя, как дикие животные. «Божественное правительство» повинно во всём, что здесь творится, а значит, ему не будет спасения.
Данте оставил мысли и устремил взгляд вперёд, сделав лик каменно-безжизненным, словно его лицо вытесали из холодного камня. Пятеро пожилых человек поднимают пыль с каждым шагом, расшаркиваясь красными балахонами, а возле них роится целое шествие из знаменоносцев, а колонки заиграли женским и мужским хоралом, создавая храмовую возвышенную атмосферу. За спинами «багрянников» грузно возвышаются силуэты воинов, закованных в сшитые из мусора доспехи с ног до головы. Каждый из них настолько силён, что тащит пулемёт вместе с гранатомётами за спиной, и не горбится от нагрузки. Вместе с ними на улицу хлынул поток того самого наркотического аромата, но не сильно, не так резко, как в первый раз. Целая волна разодетых в пёстрые алые и багряные одежды людей вышла и среди них Данте видит серебряное бельмо, чужого средь своих, которой спокойно идёт наравне с Приорами, но пропустив перед собой двух человек, несущих карминовые штандарты, обозначая как равного им по статусу, а то и выше. По очам бьёт безумно-серебристое покрытие плаща и сапог, в которые облачился эмиссар, сильно контрастируя с чёрной кофтой и джинсами, тем самым напоминая какого-нибудь сумасшедшего или дешёвого певца древности. А выкрашенные в пепел волосы, вместе с подведёнными глазами и накрашенными синей помадой губами вызывают эстетическое исступление.
«Приготовься, всё начинается» - утвердительно говорит себе парень, с отвращением смотря на ало-багряную стену и серебряной отблеск на ней, вырывающийся вперёд.
- Здравствуй Данте, - заговорил один их иерархов, простирая руки вперёд. – Кумир духов и дух Кумира!
- Данте, приём, - разошёлся шипением передатчик. – Приём, ты меня слышишь?
Коммандер коснулся пальцами щеки и аккуратно повёл ладонью по воротнику, шёпотом спрашивая:
- И что же вам нужно?
- Что ты говоришь? – не расслышав, спрашивает один из Приоров. – Во имя Кумира и духов, с тобой всё в порядке?
А тем временем италиец слышит только слова из устройства:
- Говорит, Конвунгар. У нас небольшая накладка вышла – один из стрелков, ответственный за устранение эмиссара, не занял своей позиции, поэтому необходимо растянуть время, чтобы мы были готовы. Минута и не более.
Валерон ощутил, как смешанные чувства – тревога и гнев подступают и не дают ему мыслить, но всё же необходимо потянуть время призывает что-нибудь делать, требует действа, и с губ срывается вопрос:
- Уважаемый Приор, а к чему такой концерт? – вопрошает имперец и описывает дугу рукой. – Вон сколько народу согнали? Неужто всё это ради одного меня? Я, честно признаться, польщён.
- Те, кто поют и славят духов, наделённые священным правом носить мантию багряную приветствуют того, кого Кумир избрал в гвардейцы. Они воздают тебе похвалы Данте, зачитывая праведные и написанные самим Кумиром псалмы, - вдохновлённо отвечает Иерарх. – А войны в броне — это охрана благой земли и дворца, чтобы дать нам и тебе защиту достойную от супротивников окаянных. Благость Кумира это, которую мы обязаны ценить и славить.
- А почему Кумир не пришёл меня встретить?
- Он тебя там ждёт в священном