Темнее дня - Чарлз Шеффилд

«Где стол был яств, там гроб стоит…»

Внезапно ВР-шлем был сорван с головы Алекса. Весь мир заполнил свет — такой яркий, что ему пришлось крепко зажмуриться. Затем Алекс услышал незнакомый голос, что кричал ему сквозь лучезарность:

— Прошло уже полчаса, и ты что-то бубнил себе под нос. Я не могла понять, что именно. Пришлось тебя оттуда вытащить. Алекс? Алекс? С тобой все хорошо?

С ним явно было не все хорошо. Алекс пронесся далеко вперед во времени — к гибели человечества и еще дальше. Он парил в одиночестве на самом краю вселенной. После такого потрясения с ним никак не могло быть все хорошо.

— Я так и знала, что нельзя тебе этого позволять, — произнес голос. — Проклятье, какая же я была дура! Вот. Понюхай.

Едкие пары наполнили его носоглотку. Алекс охнул и задохнулся. Сердце его бешено застучало. Он открыл глаза, и комната вокруг него замерцала и закрутилась.

— Алекс! — П-порядок. Я… мм… в п-порядке.

— Что-то не очень похоже. Кто ты такой? Скажи мне, как тебя зовут, кто ты и где находишься.

— Я Алекс… Лигон. — Комната немного успокоилась. Алекс горбился в кресле, и кто-то — Кейт… что еще за Кейт? — на него смотрел. — Я… мм… где я? Я… был…

— Алекс! Что с тобой стряслось? Когда я сняла ВР-шлем, твои глаза готовы были выпрыгнуть из орбит, а зрачки страшно расширились.

Алекс помотал головой — но не с тем, чтобы выразить несогласие, а с тем, чтобы ее прояснить.

— Не знаю. Не могу нормально думать. Дай мне форсаж.

— Нет. Пойми, Алекс, это скверная идея.

— Мне нужно. Я должен получить форсаж. Умственная перегрузка, слишком много будущих. Слишком много, слишком быстро.

— Ты пожалеешь. Потом тебе будет совсем плохо.

— Давай.

Закрыв глаза, Алекс откинулся на спинку кресла. Казалось, прошли многие часы, прежде чем он наконец почувствовал у себя на виске холодный спрей форсажа Нейрлинга. Мир внутри его черепной коробки уравновесился и пришел в фокус.

Алекс открыл глаза. Кейт укоризненно на него смотрела.

— Я в полном порядке, Кейт. Все хорошо. Но пройдет много дней, прежде чем я разберусь со всем, что я испытал. Просто голова кругом идет. Но здесь моя собственная вина. Я должен был заранее знать, что произойдет.

— А я должна была запретить тебе даже пытаться. Но меня остановили твои слова о том, что ты уже подобный эксперимент проделывал.

— Только не с вошедшим в работу Неводом. — Пульс Алекса уже начал замедляться. Форсаж Нейрлинга оказывал свое действие, и теперь он должен был получить по меньшей мере три часа ясности в голове. Развалившись в кресле, Алекс потер лоб. Какую-то минуту назад все оттуда и до основания черепа жутко болело. Голова будет болеть снова, когда форсаж потеряет свой эффект, но в данный момент Алекс чувствовал, что может понимать и объяснять все, что угодно.

— Я расскажу тебе, — сказал он, — что, как мне кажется, происходило. Хотя я могу ошибаться. У Невода достаточно компьютерных возможностей, чтобы принимать в рассмотрение тысячи ветвей одновременно и выбирать из них наиболее подходящую. Факс слишком примитивен, чтобы задействовать его более, чем в одном варианте будущего, но человек, судя по всему, не так прост. Я принимал образы многих возможностей — настолько многих, что мне с ними было не справиться.

— Алекс, я перестаю тебя понимать.

— Ничего удивительного. Я же не рассматривал эти элементы предсказательной модели вместо с тобой. Вообще-то я бы рассмотрел. Но ты настаивала, чтобы я выработал отчет, который сможет понять даже Маканелли.

— Действительно. Но если ты предполагаешь, что я идиотка вроде Лоринга Маканелли…

— Нет, вовсе нет. Я просто говорю о том, на что я тратил свое время. Я пытался выработать упрощенную версию для Маканелли, а это означало, что некоторые из самых заковыристых элементов я вынужден был оставить в стороне. Затем нам неожиданно пришлось отчитаться перед Солом Глаубом и Магрит Кнудсен, и я применил тот же подход…

— Информация, Алекс. Мне нужна информация. Что именно тебе пришлось выпустить из рассмотрения?

— Все вероятностные элементы модели.

— Тогда ты прав. Мы никогда ничего подобного не обсуждали. Ты всегда настаивал, что твоя модель детерминистская. Если только ты не находишься в режиме «моментального интерактива», когда в модель вовлечен человек, она всегда выдает одни и те же результаты.

— Все верно. Выдает. Но это не означает, что там нет вероятностных элементов. — Алекс уже чувствовал легкую досаду на то, что Кейт так медленно его понимает.

— Знаешь, Алекс, теперь уже моя голова кругом идет. Вернись назад, расслабься и вспомни, с кем ты разговариваешь. Я, конечно, не Лоринг Маканелли, но я сейчас не под форсажем, и я далеко не гений, когда речь о моделях заходит.

— Постараюсь. — Алекс вспомнил краткий совет от ведущего ученого прошлого столетия: «Объяснение должно быть максимально простым, но не еще проще». Впрочем, Кейт сейчас этот совет цитировать не стоило.

— Я собираюсь воспользоваться аналогией. Я опасался делать это с Лорингом Маканелли, потому что из того, что ты мне рассказала, я заключил, что он не отличит аналогию от реальной вещи. Но я часто думаю о предсказательной модели именно так.

Представь себе, что наша модель играет в шахматы и что теперь ход модели. Она прекрасно знает позицию на доске, но доска эта — не обычная шахматная с шестьюдесятью четырьмя клетками и максимум тридцатью двумя фигурами; наша доска — это вся протяженная Солнечная система с по меньшей мере пятью миллиардами человек, а также с неопределенным числом компьютеров и природных особенностей. Модель должна рассмотреть все взаимодействия всех этих элементов, а затем решить, как доска, скорее всего, будет выглядеть через один ход. Скажем так — один ход означает один день от сегодняшнего. Противник — в данном случае человечество и Природа — делает ход. Затем модель должна решить, как доска будет выглядеть в той точке, которая на два дня впереди. После чего противник ходит снова, снова и снова. Модель в каждом случае должна решить, какой вид примет доска. Она делает предсказание.

Кейт кивала — несколько неуверенно, но все же кивала.

— Лучшие шахматисты человечества, — продолжал Алекс, — могут заглянуть на десять или даже на двенадцать ходов вперед. Имея представление, как доска будет выглядеть через много ходов, они соответственно делают свой следующий ход. Как они это делают? Прежде всего, мы точно знаем, что они это делают не вслепую. Они также не делают этого посредством оценки каждого возможного хода, который может сделать их противник, и выбора лучшего для себя. Во вселенной просто не хватит времени, чтобы применить такой подход, пусть даже он использовался более ранними и примитивными программами игры в шахматы. На самом деле шахматист, основываясь на своем опыте и интуиции, присваивает вероятность успеха конкретной последовательности ходов, принимая в расчет каждый разумный ход, который может сделать противник. Последовательности с низкой вероятностью успеха затем отбрасываются. Они даже не выходят на уровень сознательного рассмотрения. Высоковероятностные последовательности изучаются и сравниваются. Наконец шахматист делает ход. Данный ход предлагает лучшие шансы на победу, учитывая все ходы, которые в будущем может выбрать противник.