Кофе и полынь - Софья Валерьевна Ролдугина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы — я, леди Уоррингтон, леди Чиртон, леди Мари-Виктуар и ещё три особы, в чьих именах я не была уверена — так и застыли.
Первым шёл мистер Гибсон. Миновав примерно половину зала, он остановился напротив самой большой бочки с виски и сделал остальным знак остановиться тоже, потом забрал у горничной топор — внушительный, на длинной ручке — и обернулся к Эллису:
— Я так понимаю, что вы ждёте именно признания, потому покончим с этим сразу. Графа Ллойда убил я. Застрелил из пистолета, почти в упор… Пистолет тоже здесь. Внутри.
Эллис задрал брови, понуждая его продолжать:
— Тоже?
— Да, — так же спокойно откликнулся мистер Гибсон, поудобнее перехватывая топор. — Но сначала главное… Отойдите-ка дальше.
И, замахнувшись, ударил топором по бочке, а затем ещё и ещё, пока не выпало дно, а сама она не развалилась с треском.
Хлынула мутная волна виски, распространяя резкий запах.
На каменный пол выкатилось тело, скрюченное, закостеневшее, с запрокинутой странно головой и раскрытым ртом…
— Вот он, — внятно произнёс мистер Гибсон. — Граф Ллойд.
Нервическими припадками я не страдала и впечатлительной особой себя не считала, но всё равно отвернулась, пожалуй, даже слишком резко. Маленькая Друмми, выдравшись из хозяйских рук, спрыгнула на пол и понеслась, подвывая, куда-то в сторону лестниц. Леди Уоррингтон осела на пол; леди Мари-Виктуар вскрикнула, зажимая себе ладонями рот.
…запах виски, который и прежде казался мне неприятным, стал совершенно невыносимым.
В тот вечер до особняка меня провожал маркиз Рокпорт.
Просто появился в какой-то момент рядом, бесшумно, как призрак, придержал за локоть — и увёл, отделяя от остальных. Леди Уоррингтон даже не заметила; вряд ли она вспомнит о том, что мы даже не попрощались… Удивительно было даже не то, что маркиз присутствовал при всём этом — чего-то подобного как раз и следовало ожидать, а то, что у него нашлось время позаботиться обо мне.
Пожалуй, что в тот момент именно тихого и непреклонного: «Нам пора», — мне и не хватало.
Ехали мы поначалу в молчании. От одежды маркиза сильно пахло бхаратскими благовониями — к счастью, потому что этот аромат вытеснял из памяти образ подвала, и расколотой бочки, и мутной жидкости на полу, и…
— Как вы себя чувствуете?
«Хорошо», — собиралась ответить я, но поймала себя на том, что неосознанно поджимаю пальцы на ногах и чересчур крепко стискиваю кулаки.
— Устала, — призналась я. — И ощущаю себя немного больной. А ещё…
Я осеклась, и он кивнул:
— Продолжайте.
— Ещё, кажется, я никогда не смогу пить виски. Хотя я ни разу не пила его и до того.
Дядя Рэйвен рассмеялся — тихо, почти беззвучно, а затем обернулся ко мне, снимая очки. Глаза у него были чуть покрасневшими, из-за усталости глубже обозначилась паутина морщинок в уголках, но парадоксально он выглядел моложе, чем раньше… Или, может, изменилась я сама — и больше не видела в нём только друга и ровесника моего отца.
— Я сам с некоторых пор предпочитаю или чай, или чистую воду, хотя и делаю исключение для вашего кофе, — он помолчал, рассматривая меня. Водитель тем временем притворялся уже не просто глухим, немым и глупым слугой, а бездушным механическим устройством. — Что случилось несколько дней назад в особняке? Мне докладывали, но без подробностей.
«Вот как, — пронеслось в голове. — Значит, Паола ему не рассказала… Хотя она, пожалуй, ничего и не знала толком».
— Вы о Кеннете? — спросила я вслух.
Дядя Рэйвен отвернулся к окну; автомобиль как раз покатил с холма, и появилось ощущение, что мы падаем куда-то.
В туман; в ночь.
— Это ведь был не припадок и не желудочная хворь?
— Нет, — вздохнула я, запрещая себе задумываться о самом страшном… о том, чего уже не исправить. — С ним произошло то же самое, что с Мадлен тогда. Помните, когда мы были в «Старом гнезде»?
— О да, — нахмурился он. — Сейчас мальчик в порядке?
— Кеннет часто просыпается по ночам, но в целом он здоров, как подтвердил доктор Хэмптон, — ответила я. И, помедлив, всё же спросила: — Дирижабли… К Бромли действительно направлялись алманские дирижабли?
Вопрос оказался настолько неожиданным, что заставил ощутимо дёрнуться даже дядю Рэйвена.
— Кто вам об этом… — начал он было опасным, низким, холодным голосом, но тут же оборвал себя сам. И улыбнулся: — Иден постоянно заставал меня врасплох подобными вопросами, когда вдруг заговаривал о вещах, знать о которых никак не мог.
Сердце у меня дрогнуло.
Не то чтобы я всерьёз надеялась, что часть про дирижабли мне просто приснилась…
— Значит, направлялись.
— Их было три, все уничтожены над заливом, — ответил дядя Рэйвен и опустил взгляд. Покрутил в пальцах очки, помедлил… Лишь затем продолжил: — Полагаю, вы знаете также, кого следует за это благодарить.
Преодолевая лёгкую дурноту, я кивнула.
— Вы… вы не знаете, что с ним?
— Лайзо Маноле не выходил на связь ни с одним из закреплённых за ним агентов, — произнёс дядя Рэйвен, как мне показалось, стараясь смягчить смысл сказанного интонациями. — Но обломки самолёта, а также… а также неоспоримые свидетельства, которые могли бы подтвердить его гибель, всё ещё не найдены.
«Неоспоримые свидетельства»… Полагаю, он хотел сказать «останки», но пощадил мои чувства.
— Думаете, он может быть жив? — спросила я тихо.
На сей раз выдержать долгий, пристальный взгляд было даже сложнее.
— Чему научила меня моя работа, так это тому, что не стоит делать выводы сразу, особенно если речь идёт о вопросах жизни и смерти, — сказал дядя Рэйвен… нет, маркиз Рокпорт, глава Особой службы. — Особенно если эти выводы не влияют ни на что, кроме душевного равновесия. Иногда нужно иметь силы не перечитывать раз за разом донесение, пытаясь отыскать ускользающие детали и тайный смысл, а убрать в конверт и положить в ящик стола. Всему своё время… И, к слову, о занимательном чтении. Через два дня выйдет статья о дирижаблях над заливом и о сорванных планах Алмании. Я ожидаю известий в том числе и от Лайзо Маноле, но если он не появится, то статью опубликуют как есть. И я должен предупредить, что она написана… в несколько патетическом тоне. Рассчитываю на ваше благоразумие.
— Благодаря Луи ла Рону мне достаточно хорошо известно, как пишутся газетные статьи, — ответила я, не дрогнув, хотя внутри у меня всё сжалось. — Попробую угадать: там будет что-то о «благородной жертве» и «жизни, принесённой на алтарь во имя множества других жизней»?
У
