Там, где кружат аспиды - Олеся Верева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Добрая ты птичка, честная, — улыбнулся Велес, лаская маленькую пичужку. — И храбрая, какую ещё поискать. За то, что собой пожертвовала ради тех, кого любишь, я исполню одно твоё желание. Загадывай, чего больше всего душа алкает?
— Я не знаю, можно ли так, — пискнул Аука. — Слишком сложное это желание, старик. Раз я в Нави один остаюсь, можно мне хотя бы раз, хоть бы разочек крохотный в руках матери оказаться? Запомнить это чувство хочу, пусть греет меня днями одинокими.
Ульяна всхлипнула, у Лёли тоже в носу защипало, и Догода крепче ладонь её стиснул. Велес посмотрел на них, взглядом по каждому прошёлся, а на Чернобоге остановился.
— Чернобог, — начал он, — знаю я, о чём вы с Мореной Рода просите. Давно просите, а ответа не получаете. И не получите. Не дано чаду родиться там, где жизни нет.
— Справедливы слова твои, Велес Всезнающий. Спасибо и за такой ответ, чтобы не пытали мы надежд несбыточных, — Чернобог почтительно голову склонил, а на лицо Морены смотреть больно было. Казалось, ещё чуть-чуть — и разрыдается она.
— Примете ли душу эту, как ребёнка родного? Пусть не крови, так по духу. Нужна ему любовь отеческая так же, как и вам любовь детская, беззаветная.
Морена прижала руки ко рту, будто не веря в том, что перед ней происходило. А Чернобог напрягся, в струну вытянулся, и, казалось, дышать через раз стал.
— Сейчас мы только облик истинный пташке вернём! — Велес взмахнул рукой, грач ввысь вспорхнул.
И вспыхнул яркий свет. Лёля зажмурилась и непроизвольно к Догоде прижалась. А когда смогла она глаза открыть, то чудную картину увидала. Перья мягко на землю опускались, а посреди этого облака чёрно-синего девочка стояла.
— Так девчонка ты?! — выдохнула Ульяна. — Девочка?
По лицу русалки пробежали две слезинки. Чёрненькая всклокоченная девочка лет восьми смотрела на них огромными карими глазами в обрамлении пушистых длинных ресниц. Кто-то другой сказал бы, что глазищи эти были единственным сокровищем худой и оборванной крестьянской сироты, но для Лёли в этот момент пригожее ребёнка на свете не нашлось бы.
— Девочка… — всё ещё неверяще покачала головой Ульяна.
— Мавка, ну ты чего? Чего ты плачешь? — хныкнула девочка жалостливым тоном. — Не плачь, а то я и сама разревусь.
И она разревелась. Громко, испуганно, безутешно, будто выплакивая детство своё несчастливое рядом с теми, кто до сих пор в себя от удивления прийти не смог.
— Маленькая моя!
Ульяна бросилась к девочке, а та побежала ей навстречу, путаясь в подоле залатанного сарафана явно с чужого плеча. Русалка подхватила малютку на руки, и теперь они уже обе рыдали навзрыд.
— Так я с девчонками одними путешествовал всё время, — тихо заметил Похвист, подходя к Лёле со спины.
Лёля кивнула, утирая непрошенные слёзы. Но эти слёзы были не от горя. Они сами наружу рвались и останавливаться не собирались. В Прави познала Лёля слезы боли, в Яви — слёзы страха и сочувствия, и до самой Нави ей дойти пришлось, чтобы узнать, как слёзы радости сладки.
— Пойдём к ним. — Лёля потянула Похвиста за рукав.
Одной рукой она обняла Ульяну, а второй — обхватила подрагивающую худенькую спинку девочки. Маленькой девочки, которая бесстрашно ринулась в гущу коршунов и которая принесла себя в жертву, чтобы они смогли уйти. Как можно крепче обхватила Лёля рыдающую парочку, ощутив, как и Похвист с другой стороны сделал то же самое. Лёля попыталась дар свой Берегини применить, коснуться душ чужих, успокоить, узнать, что они чувствуют, но не разобрала где чья душа. Общей душа их стала в тот момент, счастьем, миром и лёгкой горечью расставания наполненная. Так и стояли они, прижимаясь друг к другу — четверо, в Навь пришедших, но лишь трое, кто покинет её.
— А мне можно? — несмелый голос Морены прозвучал взволнованно-нетерпеливо.
Лёля отстранилась, а Ульяна, всё ещё заходясь слезами, опустила девочку на землю. Хоть и самой простой крестьянской девчонкой курносой она была, а Морена склонилась пред ней так, словно царицу видела.
— Ты и правда ко мне пойдёшь? Дочерью моей станешь? — осторожно спросила она, точно ожидая грубого отказа.
— А ты меня примешь? Не выгонишь, когда надоем? Ты Нави хозяйка, красивая, как ясная ночь летняя. А я кто? — застенчиво ответила девочка.
— Ты дочь наша. — Чернобог положил ладонь девочке на голову, и она вскинула на него внимательный взгляд, прислушиваясь к чуждым, незнакомым словам. — Ты радость наша, Рода Великого подарок.
— И что же? У меня теперь мамка и папка будут? Настоящие? И не врёте?
Лёля вытирала и вытирала слёзы. Рукав её рубахи новой насквозь промок, но ей и дела не было.
— Не только мамка и папка, — с нежной улыбкой Догода опустился перед девочкой на корточки и взял обе её крошечные ручки в свою большую ладонь. — У тебя и дедушка есть, и бабушка. Дедушка твой ух строгий какой, да сильный, а бабушка красы такой, что звёзды меркнут. Уж поверь, я их сам видел. А Лёля — тётя твоя. У тебя семья большая да крепкая. Кстати, а как имя твоё? А то всё Аука, да Аука.
— Да, отчего мальчишкой прикидывалась всё время? Дерзила нам, вела себя отвратительно. Ух, Морена твоим воспитанием займётся, спуску не даст, — пригрозила Ульяна.
— Так разве же девчонки кому нужны? — удивилась безымянная девочка. — Мальчик в семье — радость, а девочка — лишний рот. Я боялась, что и вы меня ртом лишним посчитаете, с собой не разрешите пойти. А имя моё если и было, так позабыла я его.
— Ох, и глупая же ты, — потрепал её чёрные волосы Похвист.
— А ты, божедурье, руки-то не распускай! А то батьке нажалуюсь, надаёт тебе хворостиной да прям по заднице твоей божественной!
— Ну, удачи тебе, Морена, с наследницей такой языкастой, — улыбнулся Похвист, на всякий случай отходя от девочки подальше. — Так как звать-то её станешь?
— Как звать? — Морена задумчиво переглянулась с Чернобогом, а затем перевела ласковый взгляд на застывшую в ожидании девочку. — Ганна, птичка то бишь. Хочешь Ганной зваться, радость моя?
— Ещё бы не хотеть! Ох, мамочка, как счастлива я, что ты у меня теперь есть. И ты, батюшка! — Новоявленная Ганна неловко на месте мялась, переступая с ноги на ноги.
Хмыкнула
