Господь - Романо Гвардини

Но почему Иисус говорит о предстоящем? Может быть, Он все же хочет его предотвратить? Или найти помощь? Или по крайней мере облегчить Свое сердце? Евангелия показывают нам, как Он пытается открыться своим, как Он желает - после того как вожди и народ отвергают Его, - чтобы хоть они были с Ним и поняли, во что выливается теперь Его посланниче-ство. С последним потрясающим выражением этого желания мы сталкиваемся тогда, когда Он в Гефсима-нии оставляет большую часть учеников, трех из них берет с Собою, говорит им, чтобы они подождали Его, и уходит дальше один - а они засыпают: «И приходит к ученикам, и находит их спящими, и говорит Петру: так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною?» (Мф 26.40 слл.). У Луки же сказано раз и навсегда: «Когда же все дивилось всему, что творил Иисус, Он сказал ученикам Своим: вложите вы себе в уши слова сии: Сын Человеческий будет предан в руки человеческие. Но они не поняли слова сего, и оно было закрыто от них, так что они не постигли его; а спросить Его о сем слове боялись» (9.43-45). Три раза сказано, что они не поняли, а в четвертый говорится, что у них не нашлось даже смелости спросить. Какое одиночество!

В 21-й и 22-й главах Матфей передает обвинения, которые Христос бросает фарисеям: в решающий час они оказываются несостоятельными, они противятся Богу и Его Посланцу и уничтожают беспредельную возможность. В этой связи появляется притча об арендаторах виноградника, которые отказываются платить хозяину арендную плату и расправляются с его посланными, пока он не отправляет к ним своего сына, предполагая, что к нему они отнесутся с почтением. А они говорят: «Это наследник; пойдем, убьем его, и завладеем наследством Его. И, схватив его, вывели вон из виноградника и убили. Итак, когда придет хозяин виноградника, что сделает он с этими виноградарями? Говорят Ему: злодеев сих предаст злой смерти; а виноградник отдаст другим виноградарям, которые будут отдавать ему плоды во времена свои» (Мф 21.38-41). Виноградник-это народ. Арендаторы-поставленные Богом руководители. Сын - это Он. С Ним они сделают то, о чем сказано в притче.

А затем прорывается осознание того, что это означает, и что воля Божия может, конечно, пойти другим путем, но не может быть отменена. «Иисус говорит им: неужели вы никогда не читали в Писании: «камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла; это от Господа, и есть дивно в очах наших?» Потому сказываю вам, что отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его. И тот, кто упадет на этот камень, разобьется; а на кого он упадет, того раздавит» (Мф 21.42-44). «Краеугольный камень», сказано здесь, но, может быть, нам лучше говорить о «замке свода». Это тот камень, который должен замыкать собою свод возрожденного человеческого существования, искупленного мира. Его они отвергают. Поэтому камень падает, но горе тому, на кого он упадет. Свод в своей таинственной свободе остается незавершенным. Но камень становится фундаментом, тем основанием, о котором Павел говорит, что не может быть положено другого, кроме положенного (1 Кор 3.11). Храм в смысле той первой бесконечной возможности не будет воздвигнут. Но от фундамента начинается строительство ввысь, навстречу грядущему Царству.

Как глубоко это переживает Иисус, показывает случай с матерью сыновей Зеведеевых, когда она приходит и домогается для них почетных мест в Царстве. «Он сказал ей: чего ты хочешь? Она говорит Ему: скажи, чтобы сии два сына мои сели у Тебя один по правую сторону, а другой по левую в Царстве Твоем. Иисус сказал в ответ: не знаете, чего просите. Можете ли пить чашу, которую Я буду пить, или креститься крещением, которым Я крещусь? Они говорят Ему: можем. И говорит им: чашу Мою будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься; но разрешить сесть у Меня по правую сторону и по левую - не от Меня зависит, но кому уготовано Отцем Моим» (Мф 20.21-23). Его чаша - это Его судьба. «Чаша» - это то, что подается, преподносится. В ней напиток бытия-и часто это питье смерти. То, что должно произойти, теперь подается Ему Отцом. То же слово появляется опять в последнюю ночь: «Отче Мой! если возможно, да минует меня чаша сия; впрочем не как я хочу, но как Ты» (Мф 26.39).

Как переплетается то, что угодно Богу, и то, чего не должно было бы быть, как добро и зло перемешиваются в ходе событий, в конце концов осуществляющих волю Божию, —это нам показывает другой отрывок Евангелия: «В тот день пришли некоторые из фарисеев и говорили Ему: выйди и удались отсюда, ибо Ирод хочет убить Тебя. И сказал им: пойдите, скажите этой лисице: се, изгоняю бесов и совершаю исцеления сегодня и завтра, и в третий день кончу. А впрочем Мне должно ходить сегодня, завтра и в последующий день, потому что не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима» (Лк 13.31-33). Сначала здесь появляются странные слова об Ироде. В них таится какое-то знание и нечто презрительное. Затем-таинственное «сегодня и завтра и в третий день»: это не надо понимать буквально, но как «сегодня и завтра и третий день» человеческой жизни и человеческого дела вообще. Сразу за этим опять: «сегодня, завтра и в последующий день Мне должно ходить» - идти путем Своей судьбы. Наконец, страшный закон, ужасающее таинство жестокой необходимости: «потому что не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима». Иерусалим убивал всех, Кого Бог посылал к народу, - об этом Иисус говорит и по другим поводам: намеком - при соблазне в Назарете (Лк 4.24), и открыто, когда пророчит беды за пролитие крови Божиих вестников. (Мф 23.34-36). Потом Иерусалим украшал их гробницы и приписывал себе их славу. Эта страшная закономерность будет существовать и впредь. Он не смог уничтожить ее Своим любящим словом. Сделать это Он может только, подчинив Себя ее последствиям и их претерпев.

Но затем прорывается вся вызванная этим боль: «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз Я хотел собрать чад твоих, как птица птенцов своих под крылья, и вы не захотели! Се, оставляется вам дом ваш пуст» - это значит, что он превратится в пустыню (Лк 13.34-35).

Что только могло тогда произойти! Какая любовь взывала здесь! Какая сила стояла за этой любовью, воистину способная осуществить то, что она обещала! И какая это совершенно непостижимая тайна Бо-жией слабости во все то время, пока длится история человечества, а тем самым - и грех!

Жертвенная воля Искупителя предстает перед нами однажды святой и прекрасной - под конец, в Вифании, за трапезой, устроенной Ему Симоном Прокаженным. Приходит Мария, сестра Лазаря, и помазывает Его голову драгоценным елеем. Ученики ропщут из-за такого расточительства, Иисус же отвечает: «Что смущаете женщину? Она доброе дело сделала для Меня. Ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда имеете. Возливши миро сие на тело Мое, она приготовила Меня к погребению. Истинно говорю вам:

где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет в память ее и о том, что она сделала» (Мф 26.10-13).

Как эти слова полны, я чуть не сказал, грусти. Но это было бы неверно, ибо в Иисусе нет грусти. Есть здесь непостижимая осознанность судьбы, несказанная боль от того, что все должно так случиться, хоть и не следовало бы этому быть. И вместе с тем - такая любовь, которая не устает и не обретает горечи, но продолжает существовать в чистейшей самоотдаче. Совершенное знание и совершенная любовь в одно и то же время. И такая сердечная свобода, которая умеет прочувствовать мимолетный нежный жест и превратить его в символ... Какая картина: благовонная мазь, возлитая на Иисуса, сидящего среди гостей за трапезой, подготавливающая к смерти любящей рукой...

Когда они возлегают для последней пасхальной трапезы, эта жертвенная готовность возрастает до святого величия: «Когда настал час, Он возлег, и двенадцать Апостолов с Ним. И сказал им: очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания» (Лк 22.14-15). В этом нет ничего, что напоминало бы дио-нисийское влечение к гибели. Об этом можно было бы и не говорить, но приходится сказать для нас, людей нового времени, живущих среди загрязненных слов и расплывающихся мыслей. Желание, о котором говорит здесь Иисус, означает то же, что пронизывавшая всю Его жизнь решимость исполнить волю Отца. Оно означает любовь, которая есть истина, осознанную и покорную самоотдачу - ту настроенность, которая находит свое последнее откровение в гефсиман-ской молитве.

Еще на многое можно было бы сослаться, но сказанного, вероятно, уже достаточно, чтобы понять, как воля Господа в единении с волей Отца Его направляется на «путь в Иерусалим», ведущий к последнему часу (Лк 9.51). Но еще один эпизод нам нужно добавить. Иоанн рассказывает о нем в одиннадцатой главе. Сначала говорится о том, как Иисус воскресил Лазаря, а за этим следует: «Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать? Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так, то все уверуют в Него; и придут римляне и овладеют и местом нашим и народом. Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете (даже), что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели что^ бы весь народ погиб. Сие же он сказал не от себя, но, будучи на тот год первосвященником, предсказал, что Иисус умрет за народ, и не только за народ, но чтобы и рассеянных чад Божиих собрать воедино. С этого дня положили убить Его» (Ин 11.47-53).